Антон Еганов - Реальность фантастики 2008 №10-11(062-063)

— Как это… меня? Ты… чего, предсказака? — прохрипел он. Рука его дер!

нулась — будто велела иберийцам изрубить меня в куски.

— Слушай Их волю, Цезарь. Слушай — и решай сам: следовать ей или на!

вечно остаться тем, что есть ты сейчас.

— Если мало того, что имеешь, — повторял я вслед Посланцу, — умри

от руки сына твоего по крови, Гай Юлий по прозвищу Цезарь. Пусть сын

твой по крови возглавит сговор старейших и собственной дланью вонзит

в тебя железо. Тогда, и только тогда, будешь ты вечно молод, и воспа6

ришь выше всех смертных людей, и властвовать станешь не над тела6

ми — над мыслями их и душами…

………………………………………………………………………………………….

— Я стану… богом?

Эпистола XV

…Птицы, дающие знамения исключительно полетом, именуются в нау6

ке нашей, любезный ученик мой Квинт Геллий, «алитами». Производя над

ними наблюдения, заметь, прежде всего, направление полета, затем высо6

ту, на которой они держатся, последовательность взмахов крыльями, а

также действия особые, такие, как чистка или извлечение у себя перьев.

Важно также сосчитать, сколько птиц одновременно находится в небе.

К алитам относится орел, являющийся личным посланником Юпите6

ра, а также ястреб, сарыч, коршун, гриф, сокол, орлан6белохвост и кре6

38

АНТОН ЕГАНОВ

АЛЕКСАНДРОВА ПЕЧАТЬ

чет. Наиболее благоприятные знамения дают орел и ястреб, кроме то6

го — канюк.

Орел, явившийся полководцу, предвозвещает победу. Грифы же означа6

ют огорчения, трудности и опустошения. Если птицегадания соверша6

ешь в канун большого сражения, то сторона, с которой показались грифы, и есть та, откуда придет обреченная на поражение армия. Ястреб же, несмотря на обычную свою благоприятность, в делах военных, особенно

если идет об усобицах, может означать смерть. А вот аист, прославлен6

ный своим миролюбием, означает скорейшее заключение мира. Дурной

знак для человека, ищущего спасения в бегстве, являет собою воробей. Од6

нако делам семейным полет этой птицы чрезвычайно благоприятству6

ет, поскольку воробей считается самым любвеобильным из пернатых.

Черный же голубь, показавшийся, когда вопрошает женщина, означа6

ет, любезный ученик мой Квинт Геллий, что в случае потери супруга

вдовствовать она будет до конца жизни…

«Полный Авгурикон». Писано Гаем Гевелием Ностром, этрусской нау6

ки и прочих дивинаций знатоком, по воле богов в 6306м году от основания

Города.

7. Гай Юлий Цезарь, пожизненный диктатор. Рим, иды марта 709

года от основания Города.

И над тобой, вздорный и надменный старикашка, я буду властен!

Ты же навсегда (впрочем, сколько тебе осталось? крупинка жалкого че6

ловечьего века!) пребудешь, как и был, ничем. До самой смерти продол!

жишь плясать под Их кифару, закатывать глаза и покорно, слово в слово, пересказывать любопытствующим людишкам небесные Их эдикты. Слов!

но не человек, а свиток папируса. И знаешь, почему так будет? Потому что

ты — трус, раб, ничтожество! Да имей я твой дар, я бы с Ними такие пере!

говоры провернул!

Но я и без того кое!что могу. Я могу, к примеру, с легкостью произнести

слова, которые ты и подумать!то боишься. Мне это дозволено, как сотни

консульств назад дозволено было Ромулу.

Слушай!ка и не вздумай свалиться от страха в обморок:

— …Стать богом! …Я хочу стать богом!! …Я смогу стать богом!!!

…У!у!у, трепещите, отцы!сенаторы! Остался последний шаг, и, будьте

покойны, я его сделаю. И заструится в жилах божественный ихор…

…Выпустит ли, когда стану одним из Них, мертвая хватка Александро!

вой печати? Или лишит со временем сна и на небе?

…Неужто захочется стать первым и… среди Них?

* * *

Я сотворил на лице маску Тезея, идущего на бой с Минотавром. Только

Бессмертным ведомо, чего мне это стоило. Разгладил измявшуюся в носил!

39

АНТОН ЕГАНОВ

АЛЕКСАНДРОВА ПЕЧАТЬ

ках тогу, передвинул на центр лысины покосившийся венок и ринулся в ку!

рию Помпея, где заждались уже со своими кинжалами и кровавыми наме!

рениями отцы!сенаторы.

Мое явление под своды курии было ничуть не менее стремительным, чем к

понтийскому городишке Зеле, куда я пришел с четырьмя всего легионами и где

увидел полчища местного царишки Фарнака, которые немедленно и победил.

В глазах зарябило от белоснежных латиклавий и росчерков пурпурной

каймы. Почтенные отцы!сенаторы, несметные числом, в ожидании дикта!

тора коротали время, как плебейский сброд из хижин Субуры. Кто дремал, погрузив волевой римский подбородок в складки тоги, кто пересказывал

пикантную сплетню из жизни городских «волчиц», а кто, не стесняясь

столь официального места, азартно резался с соседом в кости.

«Диктатор здесь! Диктатор здесь! Диктатор здесь!», — прокатилось по скамь!

ям. Несколько сотен голов разом обернулись, словно отлично выдрессирован!

ная когорта исполнила «Равняйсь!». А потом вся эта бело!пурпурная масса сла!

женно, будто руководил ею невидимый отсюда центурион, поднялась.

…На мгновение показалось — все они против меня.

Привиделось, что я просчитался, недосмотрел; что агенты мои водили ме!

ня за нос. Что переусердствовал я с провокациями, и несколько сотен степен!

ных отцов!сенаторов попросту сейчас затопчут или разорвут меня на куски.

Что изящные их сандалии сомнут весь многоходовый замысел в лепешку.

Но от волнения или, быть может, от чрезмерного желания, чтобы проро!

чество побыстрее исполнилось, я совсем позабыл, что действую теперь не в

одиночку. Рядом со мной, бок о бок, стояли сегодня Бессмертные — все во!

инство небес. Потому белотогая толпа подобострастно выдохнула: «Радуй!

ся, диктатор Цезарь!» и с ожиданием на меня уставилась. Я кивнул ей в от!

вет и опустился в подготовленное уже курульное кресло. Грузно осели об!

ратно и отцы!сенаторы.

…Кроме первого ряда.

Первый ряд остался стоять чуть не навытяжку. Первый ряд не произнес

в мой адрес положенной здравицы.

Первый ряд, в котором наверняка было двадцать три человека.

Вот уж где эти людишки, со многими из которых я прошел не одну сот!

ню военных миль, раскрылись во всей красе! Я могу еще понять, как в чис!

ло этих двадцати трех угодили, к примеру, Квинт Лигарий, Домиций Аге!

нобарб или Понтий Аквила, известные в свое время помпеянцы. Хотя, ко!

нечно, могли бы и оценить милосердие диктатора Цезаря, мало что оста!

вившего их после разгрома Толстого Гнея в живых, так еще и сохранивше!