Антон Еганов - Реальность фантастики 2008 №10-11(062-063)

ме отдыхали, Сервилия созналась, что истинный отец Брута — я. И никто

более (тем паче — он сам) об этом не догадывается.

Не могу сказать, что известие это произвело на меня очень уж большое

впечатление. Мысли мои занимали больше походы, войны, слава, которых

я, волею политической ситуации в Городе, был в те дни практически лишен.

И потому сознание, что я дал жизнь новому гражданину Города, совсем не

взволновало. Лишь когда случалось Марка Юния видеть, я пытался выгля!

деть в чертах его нечто родственное, и — то видел, а то и нет.

О, Бессмертные, конечно же, Марк Юний! И как не вспомнил я о нем

сразу? Безусловно, быть уверенной в отцовстве может лишь женщина, и

приличная доля риска при выборе таком сохранялась. Но избери я вариан!

ты иные (Эвноя? Лоллия? Постумия? и уж тем более — «волчица» всееги!

петская Клеопатра), рисковать бы пришлось неизмеримо больше.

Я ведь не забывал, что все боевые эти подруги облагодетельствовали ме!

ня отцовством в дни, когда стал я уже в Городе весьма и весьма кем!то. В то

время как Сервилия открыла тайну Брута еще во времена оные, когда имя

Цезаря значило в Риме не больше, чем кличка последнего из рабов. Откры!

ла — и ни разу после не напомнила.

Да и если вонзить в меня железо мог, при желании и благоприятном сте!

чении обстоятельств, сын любой из них, то возглавить заговор старейших, под которыми, несомненно, подразумевались отцы!сенаторы, по силам бы!

ло исключительно Бруту.

* * *

…Я смотрел, как Марк Юний Брут на меня надвигается, как задает шаг

беспощадной этой шеренге, — словно глядел в молодящее зеркало.

О, это шел на себя я сам — консульств на двадцать моложе. Нос, правда, длинноват — вот им уродился он в Сервилию. Зато лицом — столь же зна!

комо бледен, телом — худощав, и начинает уже борьбу за мировое господ!

ство лысина.

Я взглянул на крепнущую эту проплешину — и сомнения отпали вовсе.

Кем мог он быть зачат, как не мною, ибо старший Брут был космат, как ко!

горта немытых галлов!

…Мой сын по крови неумолимо шагал во главе заговорщиков!сенаторов, чтобы вонзить в меня железо.

* * *

…Мысль о том, чтобы попросту с Брутом сговориться, ошарашить тайной

рождения и открыть ему наш с Бессмертными замысел, я отбросил сразу.

А ведь как бы все упростилось, будь Марк Юний со мною заодно! Он сам

состряпал бы карманный сенатский заговоришко и под шумок, якобы от

43

АНТОН ЕГАНОВ

АЛЕКСАНДРОВА ПЕЧАТЬ

имени отцов, ткнул бы меня кинжалом, нанеся по возможности более

действенную и одновременно — менее болезненную рану. Тут бы и разош!

лись: я — скрытой от всех дорожкой к вершинам небесным, он — Священ!

ной дорогой к вершинам городской власти.

Однако пытаться вступить с Марком Юнием в такой необычный союз —

что уговаривать статую Помпея возглавить поход на парфян. В лучшем

случае сынок мой поднял бы меня на смех, в худшем — честность и пра6

вильность заставили бы его мигом поведать Сенату и народу Рима о новой

интриге ненавистного диктатора. Власти он, быть может, и желал, но путем

исключительно законным. И невдомек ему было, что как раз законных ос!

нований на консульство больше у подельника его Кассия, которого я, одна!

ко же, в стремлении к высшей городской магистратуре несколько попри!

держал. Если бы Марк Юний узнал, как могло достаться ему это консуль!

ство, он непременно с гневом отверг бы и его.

Посему не посвятил я Брута в махинации свои ни на полслова. И задей!

ствовал все возможности, чтобы целиком и полностью вовлечь его в махи!

нации Кассия.

* * *

Таких людей, как этот Брут, втянуть в тираноборческую авантюру —

труда немного.

Стоит лишь внушить, что лелеемое ими деяние — благо для республики

и избавление для римских граждан. В данном случае — от кровавых на их

горле лап узурпатора Цезаря. А здесь замаячила еще и тень Брута Древне!

го, изгнавшего когда!то из Города царей.

Статуи этого цареборца и оказались в нужный день испещрены надпися!

ми вроде: «О, если бы ты был сегодня с нами!» или «Если бы жил Брут!».

Как мне докладывали, Марк Юний, прознав про эти воззвания, несколько

ночей не спал, сделался еще молчаливее и задумчивее. Пока же он коротал

ночи в раздумьях о роли имени своего в истории Города, мои люди тоже ни!

как не дремали.

Однажды утром у судейского возвышения, на котором Марк Юний раз!

бирал, как претор, спорные дела, образовались целые Альпы табличек со

словами: «Ты спишь, Брут?» и «Ты не настоящий Брут!». Тут взывали уже

не к мифическому его предку, а к самому Марку Юнию, что повергло отп!

рыска моего в еще более тяжкие раздумья. Домой ему приносили теперь во!

роха анонимных посланий, в котором неназванные граждане Рима донель!

зя жаждали увидеть потомка того Брута, твердой рукой избавляющего Го!

род от новоявленного Тарквиния Гордого.

Тут уж, сам не сознавая, подыграл мне и Кассий. Заметив, что столь на!

зойливое со стороны свободолюбивых квиритов внимание возбуждает

Марка Юния все более и более, он пустил в ход все красноречие, чтобы втя!

нуть того в созревающий заговор. Да, по правде, и не было у него другого

выхода. Ведь люди мои усиленно распространяли мнение, будто успех пе!

44

АНТОН ЕГАНОВ

АЛЕКСАНДРОВА ПЕЧАТЬ

ревороту принесет лишь предводительство Брута, в противном же случае

заведомо обречен он на провал.

Надо сказать, что чрезмерно расточать красноречие Кассию не приш!

лось. Внутренне Марк Юний к заговору уже созрел, и лишь до поры не

признавал этого публично. Потому все пропозиции Кассия принял он с ра!

достью, в том числе пообещал и лично, ради победы общего дела, возгла!

вить заговорщиков.

Выдвинул лишь условие; и в условии этом — весь Брут.

Касалось оно не будущего дележа должностей — это не интересовало его

вовсе. Речь шла о другом: ненавистный Цезарь, попиратель законов и мучи!

тель римского народа, умереть должен быстро и без мучений. И совсем уж

категорично отмел он идею протащить мертвое мое тело по Городу и скор!

мить затем алчным водам Тибра.

* * *

…Ох, и наслушался же, наверное, ты на конспиративных их сборищах!

Воображаю, как они шипели и с ядовитой своей слюной выплевывали

чаще других слово «республика». Республика, п!шшшш, в опасности! Дик!

татор Цезарь, п!шшшш, покушается на республику! Защитим, п!шшшш, республику от изгвазданных кровью лап Цезаря!

Шипели — и прятали друг от друга глаза, ибо знали, что там увидят. Рес!

публикой, как рваной и грязной хламидой, прикрывали они истинные свои

мотивы — зависть, желание не меньшей славы и богатства.