Захир ад-дин Бабур - Бабур-наме

рассказывала. В одном только Дихкете жило детей этой женщины, ее внуков, правнуков и

праправнуков девяносто шесть человек; вместе с умершими ее потомками считали двести

человек. Внук ее внука был двадцатипяти- или двадцатишестилетний парень с черной-

пречерной бородой.

Во время пребывания в Дихкете мы постоянно гуляли пешком по горам, возвышавшимся

вокруг этого селения, и в его окрестностях. Чаще всего я гулял босой. От долгого хождения

босиком ноги у меня так загрубели, что ни скалы, ни камни на них не действовали. Однажды во

время такой прогулки между предзакатной и вечерней молитвой по узкой еле видной тропе

спускался бык. Я спросил: «Куда ведет эта дорога? Смотрите на этого быка и не гоните его и

тогда узнаете, куда ведет дорога». Ходжа Асад Аллах сострил и сказал: «А вдруг эта корова

заблудится? Что тогда будем делать?».

В ту зиму некоторые из наших воинов не могли больше казачествовать с нами и попросили

разрешения уйти в Андиджан. Касим бек настоятельно убеждал меня: «Раз уже эти люди идут в

Андиджан, то пошлите Джехангир мирзе в подарок что-нибудь из вашего носильного платья».

Я послал ему мою горностаевую шапку. Касим бек опять начал убеждать: «А что будет

плохого, если послать что-нибудь также и Танбалу?» Хотя я не соглашался, но вследствие

настояний Касим бека Танбалу был послан закаленный широкий клинок Нойон Кукельташа,

который Нойон велел изготовить для себя в Самарканде. Это был тот самый клинок, которым

меня хватили по голове, как будет упомянуто при изложении событий следующего года.

Спустя несколько дней моя бабка, Исан Даулат биким, которая после нашего ухода из

Самарканда осталась там, прибыла вместе с находившимися в Самарканде домочадцами и

родичами, отощавшими и голодными.

В середине зимы Шейбани хан, перейдя по льду через реку Ходженда, разграбил

окрестности Шахрухии и Бишкента. Как только пришлиоб этом вести, мы сейчас же выступили,

невзирая на малочисленность наших людей, и направились к селениям, находящимся ниже

Ходженда, напротив Хашт-Яка. Было очень холодно. В этих местах постоянно, не ослабевая,

дует сильный ветер из Ха-Дервиша; стужа достигала такой степени, что за эти два-три дня

погибло от холода два-три человека. Мне понадобилось совершить омовение. В одном арыке

вода у берегов покрылась льдом, но посредине из-за быстрого течения она совсем не замерзла.

Я вошел в арык, совершил омовение и окунулся шестнадцать раз. Холодная вода сильно на

меня подействовала.

На рассвете мы переправились по льду через реку Ходженда напротив Хаса. Перейдя реку,

мы шли всю ночь и пришли в Бишкент. Оказалось, что Шейбани хан, разграбив окрестности

Шахрухии, возвращается назад. В то время Бишкент принадлежал сыну Муллы Хайдара Абд

ал-Маннану. Другой его сын, младше Абд ал-Маннана, негодный и бестолковый человек по

имени Му'мин, когда я был в Самарканде, находился при мне. В общем, я относился к нему

благосклонно. Не знаю, какую обиду причинил ему в Самарканде Нойон Кукельташ, но этот

мужеложник затаил против него злобу. Как только пришло известие, что узбекские грабители

повернули назад, мы послали человека, [чтобы известить] Хана, и, выступив из Бешкента,

задержались на три-четыре дня в селениях Ахангарана. По самаркандскому знакомству сын

Библиотека www.ziyouz.com – литература в узбекском языке и узбекская литература на иностранных языках

84

Захир ад-Дин Бабур. Бабур-наме

Муллы Хайдара Му'мин пригласил к себе, уважения ради, Нойон Кукельташа, Ахмед Касима и

еще нескольких человек. Когда я выступил из Бишкента, эта компания осталась в Бишкенте.

Му'мин устроил для этих людей попойку на краю обрыва. Прибыв [на место], мы стали лагерем

в одном из селений Ахангарана, называемом Самсирак; утром пришло известие, что Нойон

Кукельташ пьяный свалился в обрыв и умер. Мы послали туда Хакк Назара, который

приходился Нойон Кукельташу родным дядей, и еще нескольких человек. Хакк Назар поехал,

осмотрел место, откуда упал Нойон, предал умершего земле в Бишкенте, и они вернулись. Эти

люди нашли труп Нойона на дне глубокого оврага, на расстоянии полета стрелы от того места,

где шла попойка. У некоторых возникло подозрение, что Му'мин, помня самаркандскую обиду,

посягнул на жизнь Нойона; правду никто так и не узнал.

Это произвело на меня необыкновенное впечатление; мало чья смерть так на меня

действовала. Неделю или десять дней я все время плакал. Тарих [на кончину] Нойона

заключается в словах «Скончался Нойон». Через несколько дней, повернув назад, я вернулся в

Дихкет.

По весне пришла весть: «Шейбани хан идет на Ура-Тепа». Так как Дихкет лежит в равнине,

то мы перешли через перевал Аб-и Бурдан 233 в горную область Масча. Самое нижнее селение в

Масче — Аб-и Бурдан. Ниже Аб-и Бурдана есть источник, у источника стоит мазар. Местность

выше источника относится к Масче, местность ниже принадлежит к Палгару. У начала этого

источника, на прибрежном камне, я вырезал такие три стиха 234, которые сам сочинил:

Слышал я , что Джемшид , блаженный по естеству ,

Написал на камне у ручья :

« У этого ручья , как и мы , многие отдыхали

И ушли [ мира ], не успев закрыть [ и открыть ] глаза .

Завоевали мы весь мир своим мужеством и силой ,

Но не унесли его с собой в могилу ».

В этой горной стране есть обычай вырезать на камне стихи и всякие другие надписи.

Когда мы были в Масче, Мулла Хаджари, поэт, пришел из Хисара и вступил к нам в

услужение. В эти дни я сказал такой стих:

Как ни преувеличивают [ твои

достоинства ], они еще больше ,

Тебя называют душой , но ты без

преувеличения , выше души .

Шейбани хан, придя в окрестности округа Ура-Тепа, произвел там всякие бесчинства и ушел

обратно. Когда, Шейбани хан стоял под Ура-Тепа, мы оставили своих домочадцев в Масче и,

невзирая на малочисленность и безоружность наших людей, [снова] перешли перевал Аб-и

Бурдан и спустились в окрестности Дихкета с тем, чтобы, подобравшись ночью или утром, не

упустить того, чти само идет в руки. Шейбани хан поспешно отступил. Мы опять перебрались

через перевалы и вернулись в Масчу.

Мне пришло на ум: «Жить так, скитаясь с горы на гору, без дома, и крова, не имея ни

земель, ни владений, не годится. Пойдем лучше прямо к Хану в Ташкент».

Касим бек не согласился отправиться туда. Как уже было упомянуто, он убил в Кара-Булаке,

обуздания и расправы ради, трех или четырех моголов и вероятно по этой причине не решался