Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Союз заключался на шесть лет, срок слишком малый для крупного предприятия и слишком длинный для достижения какой-либо временной цели. Были ли при этом тайные статьи, принимаемые некоторыми историками на основании ходивших тогда слухов, а также в виду того, что поход на трирского архиепископа начался очень скоро после съезда в Ландау, или следует тут различать, как делает Ульман, планы рыцарей от планов самого Зиккингена, что весьма вероятно; несомненно только одно то, что за съездом в Ландау весьма быстро начался поход, но что в нем участвовали далеко не все те рыцари, которые приезжали в Ландау и договаривались между собою. Нужно еще заметить, что формальное заключение союза должно было наступить через десять недель, и что Зиккинген перед походом не созывал нового собрания. Что касается до самой цели нападения на трирского архиепископа, то и тут многое остается неясным: враги Зиккингена обвиняли его в стремлении создать себе самостоятельное княжество на границах Германии и Франции, а то, что приписывает ему Гуттен в своих памфлетах, в большинстве случаев выражает собственные желания Гуттена; только, пожалуй, заявление Зиккингена, что он намерен идти по стопам Жижки, отобравшего у монахов и духовных земли, заслуживает внимания. Затем известно, что с архиепископом‑курфюрстом у Зиккингена были личные счеты, и что еще в 1521 г. он начал вербовать войско, выставляя предлогом войну императора с французским королем. Нападение свое на архиепископа Зиккинген мотивировал желанием открыть слову Божию двери, крепко запертые архиепископом, во владениях которого действительно началось религиозное брожение, соединившееся с выражениями неудовольствия на его правление. Зиккинген даже называл в воззвании свое ополчение рыцарями креста против врагов Евангелия. Начав поход с небольшими силами (maximum с 15 тысячами, из которых 10 тысяч было пехоты), он по-видимому рассчитывал, что к главному отряду постепенно присоединятся другие рыцари, что подданные архиепископа окажут ему поддержку, что сам курфюрст будет застигнут врасплох, а соседи ему не помогут. Курфюрст пфальцский был в хороших отношениях с Зиккингеном, и он надеялся на его нейтралитет; майнцский архиепископ был товарищ ненадежный, а кёльнский (Герман фон Вид) – кабинетный теолог, совсем не интересовавшийся мирскими делами. Быть может, захват трирского архиепископства должен был быть лишь началом более крупного переворота, но Зиккинген ошибся в расчетах и встретил против себя союз князей; они были встревожены его предприятием: не в первый раз уже он начинал враждебные действия против князей. Например, ландграф Филипп Гессенский подвергался и раньше нападению с его стороны: уже по этому поводу трирский архиепископ предостерегал других князей против Зиккингена. На первых порах Зиккинген имел успех, объявляя, что он идет на «врага Бога, императорского величества и порядка империи», и что поход совершается «во имя императора», но осторожный архиепископ, знавший своего противника и ожидавший беды от съезда в Ландау, успел заранее приготовиться к обороне. Осада Трира не удалась, особенно когда курфюрст пфальцский и Филипп Гессенский пришли на помощь к архиепископу. Зиккингену пришлось из наступления перейти в оборонительное положение, имея опорными пунктами сначала два замка Эбернбург и Ландштуль, а потом только один Ландштуль, который он должен был наконец сдать князьям. В это время он был смертельно ранен и скончался в присутствии своих победителей (май 1523 г.). Победа была полная, и ею князья воспользовались, чтобы сломить рыцарей и уничтожить их союзы. Среди восставших популярна была мысль о восстановлении старины, когда Германия была едина под властью императора, окруженного рыцарством, и князья еще не поднимались так высоко; но император в это время отсутствовал, князья оказались солидарными, а союзников у рыцарей не нашлось, хотя Зиккингену и приписывали намерение соединиться с крестьянами: по крайней мере, враги его, чтобы сделать его более ненавистным в глазах князей, представляли дело таким образом, и сам он говорил в том же смысле, впрочем, быть может, больше имея в виду запугать противников. Более дальновидные люди не верили, однако, этим россказням, и герцог Георг Саксонский резонно говорил, что «башмак (крестьянский символ) направлен против низшего дворянства (widder den gemeinen Adel), ибо где власть в руках крестьян, там и дворянство, и всякое начальство утеснены» (wo die pawern regieren, dasselben ist der Adel und alle Herrschaft vordruckt). Так и случилось, ибо восставшие крестьяне прямо хотели уничтожить и рыцарей. Против князей Зиккинген мог бы скорее рассчитывать на города, которым de jure позволялось примкнуть к союзу, тем более, что в виду угрожавших Германии переворотов в марте 1522 г. был назначен в Шпейере съезд представителей от городов. Туда Зиккингеном было даже отправлено посольство, но города не доверяли ни рыцарям вообще, ни Зиккингену в частности, так как он делал нападения и на них. Замечательно, что рыцарское восстание было подавлено частным княжеским союзом, а не тем имперским правлением (Reichsregiment), которое было организовано по капитуляции на Вормсском сейме.

Хотя некоторые подробности рыцарского движения спорны, тем не менее общий характер его ясен, будем ли мы ставить в причинную связь рыцарский союз 1522 г. и поход на трирского архиепископа, или станем рассматривать оба явления, как независимые одно от другого следствия одной общей им причины. Движение это, во‑первых, было чисто сословное, хотя в нем и рождалась мысль о необходимости союза с другими общественными силами, – мысль, впрочем не имевшая глубоких корней и, кроме того, едва ли бывшая осуществимой при тогдашней сословной розни. Как сословное движение, рыцарское восстание было, с одной стороны, попыткой феодальной реакции против княжеского монархизма, с другой – проявлением антагонизма между дворянством и духовенством, соединенного со стремлением к секуляризации церковных имуществ в пользу светского сословия. Далее, это восстание нужно поставить в связь вообще с беспокойным нравом рыцарства, ведшего полуразбойничий образ жизни и с аналогичными прецедентами, вроде нападений того же Зиккингена на других князей. Поэтому, конечно, не реформация вызвала войну 1522–1523 г. Положительные планы Зиккингена нам неизвестны, да и едва ли у рыцарей была определенная и выработанная политическая программа, хотя два пункта её намечались – государственное объединение на развалинах княжеской тирании и уничтожение силы духовенства посредством отобрания у него поземельной собственности, так что не даром Зиккинген «во имя императора» ополчался в защиту реформации: благодаря последнему обстоятельству, рыцарское восстание было первым крупным общественным движением, пошедшим под знаменем реформации. В нем особенно любопытно соединение феодальной реакции с новыми началами, – явление, которое мы наблюдаем сорока годами позже во Франции, где религиозное движение покрывало собою сословные стремления дворянства, и феодальная реакция шла даже рука об руку с идеей народовластия. Впрочем, в рыцарском движении 1522 г. религиозный элемент сам по себе был еще слаб: сильнее выступает он в крестьянской войне, но зато в истории этой войны, помимо чисто сословных требований и помимо сектантских мечтаний о «царстве нового Сиона», мы встречаемся и с более общей политической программой, в сравнении с которою рыцарское восстание носит на себе черты чисто стихийного движения.