Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Исследуя крупные исторические движения, наука должна обращать особое внимание на те социальные силы, которые принимают в движении наибольшее участие. Рыцарское и крестьянское восстания в Германии, совершившись одно отдельно от другого, показывают нам ясно, что помимо тех причин, которые заставляли все общественные классы объединиться под знаменем религиозной реформации (хотя её окончательная формула не была еще найдена), в отдельных социальных классах существовали свои особые причины для того, чтобы принять участие в движении и выставить свои собственные программы. У наций, как целого, всегда есть свои традиции и интересы, но в то же время нация разделяется на разные общественные классы со своими собственными преданиями и стремлениями, а потому одно и то же национальное движение неодинаково и в количественном, и в качественном отношениях захватывает отдельные классы, так что рядом с движением общим, имеющим характер не суммы частных движений, а нераздельного движения целой нации, совершаются еще движения частные, нередко противоположные одно другому и потому неспособные слиться вместе. В национальной оппозиции Риму все были более или менее солидарны между собою; социальная оппозиция светского общества клиру равным образом объединяла в одном стремлении все сословия, хотя в силу неодинаковости причин недовольства духовенством отдельные классы общества могли желать от реформации не одного и того же, когда дело шло о преобразованиях, касавшихся духовного сословия и его положения в обществе. Но на этом дело не кончалось, и так как помимо «порчи церкви» немецкий народ тяготился и своими политическими порядками, то должно было произойти политическое движение, подготовлявшееся задолго до выступления Лютера. Тут опять были стороны дела, которые можно рассматривать, как характеризующие движение в целом, и стороны, наоборот, отражавшие на себе недовольство тех или других общественных классов, даже оказавшихся неспособными действовать сообща. Общим стремлением всех политически недовольных было, как мы видели, преобразовать государство на началах объединения под единою властью с ослаблением значения князей, но затем программы расходились. Восстания рыцарей и крестьян совершились отдельно одно от другого, побитые, каждое отдельно же, князьями, первое, приводя меткое замечание одного историка, как восстание офицеров, у которых не было солдат, другое – как восстание рядовых, не имевших офицеров. Это обстоятельство не было случайностью, ибо не могло же быть солидарного действия двух сословий, между которыми существовал резкий антагонизм. Причины крестьянской войны лежали в юридических и экономических отношениях сельского населения и землевладельческих классов, т. е. и князей, и клира, и рыцарей: господа угнетали земледельцев, и последние во время своего восстания не делали различия между духовными и светскими, между крупными и мелкими владельцами. Лишь отдельные личности стремились объединить оба сословия, – даже все общественные классы, т. е. включая сюда и города, – в одном совокупном действии, придать движению более широкий характер, лишить отдельные восстания односторонне сословной окраски и сгладить классовый антагонизм. Таким лицом в рыцарском движении был Ульрих фон Гуттен, в крестьянском, как мы еще увидим, Вендель Гиплер; но их программы более широкого и общего характера далеко не были приняты всеми в том или другом сословии. К этому присоединилось еще то, что среди самого крестьянства не было единства действия, и требования крестьян, принявших программу с лютеранскою окраскою, были совершенно иными, нежели у той части восставших, которая находилась под влиянием анабаптистов.

Ульрих фон Гуттен

Одним словом, общественное движение с самого начала пошло вразброд, тогда как князья, против которых оно совершалось, действовали солидарно, оставшись притом в Германии единственною высшей властью в отсутствие молодого императора. Надежды, возлагавшиеся на Карла V патриотами, исчезли после Вормсского сейма, и мы уже видели, что Ульрих фон Гуттен в одном из своих памфлетов 1521 г. влагает Францу фон Зиккенгену в уста слова, что он‑де не прочь пойти по стопам Жижки, если добром не удастся устроить дело; этот памфлет кончается заявлением Зиккингена, что он предпримет что‑нибудь решительное, и что у него есть и помощник недурной – Гуттен. Вскоре Гуттен написал еще один памфлет под названием «Разбойники», любопытный по сделанной в нем характеристике внутреннего состояния Германии. В этом произведении Зиккинген и сам Гуттен ведут разговор с приказчиком банкирского дома Фуггеров, обозвавшим рыцарей разбойниками. Это дает повод Зиккингену распределить всех разбойников, существующих в Германии, на четыре класса, при чем грабители на больших дорогах признаются им еще не за самых важных: хуже их купцы, – а наиболее скверные из них Фуггеры, потом идут юристы, и наконец самые вредные – духовные. Против этих‑то последних Зиккинген и считает нужным действовать, но удерживает пылкого Гуттена, желающего не откладывать дела: старший рыцарь замечает, что ждать долго не придется, ибо Лютер и Гуттен уже достаточно взбудоражили Германию, и рыцари протягивают бюргеру руку. В «Новой песне» Гуттен приглашает идти за собою и рыцаря, и ландскнехта, а по окончании Вормсского сейма он сделал даже попытку вооруженного нападения на папского нунция Алеандра, когда тот ехал из Вормса, что было только началом целого ряда подобных подвигов против духовных проезжих, которых Гуттен по‑рыцарски грабил на дорогах, – черта сословных нравов, оставшаяся в гуманисте. В то же время он продолжает писать свои зажигательные памфлеты, стремясь объединить в борьбе с духовенством и князьями уже все сословия. Прежде всего в «Плаче о свободе немецких городов» он выдвигает идею союза «бедного дворянства» с городами: царство тиранов одинаково давит дворян и города; эти тираны одни выдвинулись вперед, «пожирают бедное дворянство и ежедневно ищут путей и способов, чтоб ни один город не оставался свободным (dass je bei Freiheit bleib kein Stadt)», так как они только о том и думают, чтобы отнять немецкую свободу; отсюда вывод – необходимость соединиться городам с дворянством, ибо, прибавляет Гуттен, «нет никакого иного лекарства, которое освободило бы нас от нашего недуга». Тогда же, в 1522 г., Гуттен написал и своего «Neu Karsthans». В этом стихотворном диалоге Карстганс [2],крепостной духовенства, жалуется на претерпеваемые им притеснения и грозит припомнить все обиды, когда дело дойдет до расчета, которого и ждать крестьяне не стали бы, был бы у них только вождь. Собеседником Карстганса Гуттен выводит Зиккенгена. Он соглашается в неизбежности восстания, но выражает опасение, что народ не сумеет отличить правого от виноватого. Карстганс ему на это возражает, что крестьяне собираются пригласить его в свои вожди, но Зиккенген говорит ему, что не может сказать, принял ли бы он на себя начальство, прибавив, впрочем, что согласен с мыслью о необходимости союза между рыцарями и крестьянами. Таким образом, в идее Гуттена союз дворянства с городами дополнялся союзом рыцарей с крестьянами. Этот демократический радикализм Гуттена совершенно не подходил, однако, к тогдашнему немецкому обществу, в котором дворянство, бюргерство и крестьянство слишком резко отделялись одно от другого. Гуттену не пришлось участвовать в восстании Зиккингена, начавшемся еще в 1522 г., по причинам, мало выясненным (по-видимому, по болезни). Вскоре после того, как над Зиккингеном разразилась катастрофа, Гуттен, изгнанный из Базеля, вынужденный бежать из Мюльгаузена и нашедший наконец приют в Цюрихе, где он сошелся с Цвингли, написал против князей, победивших Зиккингена, страстный памфлет под заглавием «Против тиранов». Это была его лебединая песня, так как вскоре после этого он умер.