Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Мы уже видели, с какой точки зрения Кальвин требовал от членов церкви соблюдения правил строжайшей нравственности. Его церковное устройство заимствовало из католицизма все, что только способно было поддерживать церковную дисциплину – конфирмации, епитимии, отлучения и т. п. В суровом реформаторе была даже аскетическая черта, так как он смотрел на землю, как на юдоль печали и плача. Исходя из тех же начал, что и Цвингли, но усугубив их действие, Кальвин ввел в Женеве крайне строгую цензуру нравов и целую систему контроля над исполнением предписаний властей относительно религиозного и морального поведения. Индивидуальная свобода приносилась в жертву чисто монастырскому порядку жизни. Человек, по Кальвину, есть существо, от природы имеющее наклонность ко злу и неповиновению, а потому, учил он, человека нужно держать в строгости: задача светской власти, по его мнению, состоит в том, чтобы наказывать без послабления и жалости не за одни преступления уголовного характера, но и за оскорбления, наносимые Богу, за все разные виды безнравственности. Наказаниями, налагавшимися на виновных, были: смертная казнь, заключение в тюрьму, выставка у позорного столба, штрафы, изгнания, и так как консистория имела право предавать светской власти людей, провинившихся в сфере её компетенции, то de facto и ей принадлежало право наказывать не одним отлучением. Граждане Женевы обязаны были неукоснительно бывать в церкви, и непременно в своей приходской. Если кто-либо по случаю болезни три дня находился в постели, то должен был позвать пастора и причаститься. Окрестных поселян за исполнение католических обрядов сажали в тюрьму. В 9 часов вечера женевский житель должен был быть дома. Время от времени производились домашние обыски, и отбирались вредные и легкомысленные книги и тому подобные предметы. Посещение трактира без нужды влекло за собою штраф. Театры, балы и танцы изгонялись. Наказывались отлучением от церкви и светскими карами даже незначительные проступки против благопристойности и приличий. Оскорбление Бога было слишком растяжимое понятие, и под него можно было подвести массу самых разнородных поступков. Такой режим поддерживался при помощи настоящего шпионства, вносившего в жизнь общества немало и деморализации. Кроме фанатиков, которых было особенно много среди иностранцев, в Женеве были и люди, плохо мирившиеся с такими строгостями, и против них были направлены все усилия Кальвина. Положение, которое Кальвин занимал в Женеве, можно сравнить с диктатурой: так велико было его влияние на все дела республики. Но Кальвину приходилось бороться и со значительной оппозицией. Недовольных было много, между прочим, на прилив иностранцев, вступавших в конкуренцию с коренными жителями. Кары за такие провинности, как танцы, падали даже на высших сановников. Уже в 1547 г. образовалась в Женеве партия, желавшая большего подчинения консистории и коллегии пасторов городскому совету по цвинглианскому образцу, чем она вызвала к себе сочувствие в Берне и других цвинглианских кантонах. Члены этой партии стали проникать в городской совет, пользуясь чем, их единомышленники устраивали пасторам враждебные демонстрации или демонстративно нарушали моральную дисциплину, оскорбляли французов и т. и. На улицах происходили схватки, делались попытки восстания (последняя из них была подавлена в 1555 г.), составлялись заговоры на жизнь Кальвина или с целью его изгнания, но враги Кальвина сами подвергались за это казням и изгнанию.

Понятно, что свободного исследования кальвинизм не допускал: догматизм, характеризующий требования, которые предъявлялись человеческому уму средневековым католицизмом, был одною из характерных черт системы Кальвина. Образование, развитию которого содействовал он в Женеве, было исключительно религиозное; светские науки находились не в особенном почете: чтение легких литературных произведений (напр., рыцарских романов) запрещалось. В 1547 г. был предан пыткам, а потом смертной казни некто Грюэ. При обыске у него нашли собственноручные записки, в которых отвергалось бессмертие Души. Кальвин назывался метящим в папы шарлатаном, и доказывалось, что наказания должны налагаться за одни государственные и уголовные преступления. Отклонение от своей догмы Кальвин не допускал и всячески преследовал несогласных: его нетерпимость опять напоминает католицизм. Гуманистически образованный Кастеллион (Шатильон), один из наиболее симпатичных деятелей этой эпохи, понимал не так, как Кальвин, кое‑какие места св. писания, и женевский реформатор говорил, что скорее готов был бы сделаться папистом, чем Кастеллионом. Его даже изгнали из Женевы, и он поселился в Базеле, откуда продолжал полемизировать с Кальвином. Кастеллион в этот век религиозной нетерпимости выступил защитником свободы совести, и, конечно, Кальвин не мог его переносить, хотя сам вызвал его первоначально в Женеву. Самым громким делом, в котором проявилась нетерпимость Кальвина, было сожжение на костре знаменитого антитринитария первой половины XVI века Михаила Сервета [6].

Мы видели, что антитринитаризм зародился в умах некоторых сектантов еще в двадцатых годах XVI в. Одновременно с Кальвином явился и первый систематизатор антитринитаризма, Михаил Сервет, человек недюжинного ума, громадной учености и стойкого характера, соединявший в себе мистицизм в духе цвиккауских пророков с рационализмом итальянских мыслителей XVI в. и потому в истории антитринитаризма являющийся представителем эпохи, переходной между сектантством мистическим и рационалистическим.

Михаил Сервет (Мигель Серведо), родившийся в одном году с Кальвином, был родом испанец. Его готовили к духовному званию и начали учить очень рано. Блестящие способности доставили Сервету, когда ему было едва пятнадцать лет, место секретаря у духовника Карла V, что дало ему возможность побывать в Италии и Германии. Живя в разных местах, он изучал право и медицину (в которой он достиг больших знаний), математику и географию, но преимущественно он занимался религиозными вопросами, изучая сочинения реформаторов, а также отцов церкви, особенно живших до никейского собора. Сервету хотелось восстановить христианство в первоначальной апостольской чистоте. Особенно казалось ему сомнительным церковное учение о троичности Божества. Плодом этих занятий Сервета было сочинение, вышедшее в 1531 г. под заглавием: «De trinitatis erroribus». Издать его во Франции, где в то время жил его автор, было невозможно, и он для этого уехал в Германию. Здесь он побывал, между прочим, в Базеле, где Эколампадий тщетно старался склонить его на сторону правоверия. Сервет доказывал, что Иисус Христос был простым человеком, и что слово «Дух» употребляется в св. писании в различных смыслах. Отрицая троичность, он называл христиан тритеистами, т. е. трехбожниками. Книга быстро разошлась, но ее стали сжигать, как в католических, так и в протестантских странах. Сам Сервет должен был бежать из Германии и жить во Франции под вымышленным именем, занимаясь медицинской практикой. Эколампадий убеждал Сервета переработать свой труд, изменить его основные взгляды. Сервет обещал это сделать, но на самом деле стал проводить их еще последовательнее. В 1532 г. вышли в свет его «Два диалога о Троице». Сервет смотрит здесь на себя, как на пророка, и выражает уверенность в том, что другие реформаторы за ним последуют. После издания «Двух диалогов» он начал писать главное свое сочинение «Восстановление христианства» (Christianismi restitutio), обширный труд в 700 страниц, который он выпустил в свет только в 1553 г. В этом трактате он уже весьма резко нападает на реформаторов, которых щадил в прежних сочинениях, желая их склонить на свою сторону, себя же считает обетованным утешителем. Сущность учения сводилась к следующему: Бог един и сам в себе непознаваем, будучи доступен познанию лишь посредственно, а именно в двух модусах: в модусе самовозвещения, или Слове, и в модусе самосообщения, или Духе. Слово и Дух не ипостаси, не лица Божества: Слово (λόγος) есть Божественный разум, который воплотился в Иисусе Христе, а Дух есть душа мира; соединившись с тварным дыханием жизни, он составил душу Иисуса Христа. Христианская вера есть упование, что человек Иисус Христос есть сын Божий, умерший и воскресший ради нашего спасения. Сервет признает крещение и причащение, но смотрит на них с особой, мистической точки зрения: чрез крещение сообщается человеку дух Христов, чрез причащение – тело Христово; это – новое рождение и новое питание; внутренний человек чрез эти таинства делается состоящим из тех же элементов, из которых состоит преображенное тело и дух Христа. Крещение, по мнению Сервета, можно совершать только над взрослыми. К римской церкви он, подобно Кальвину, относился с крайнею враждебностью: он называет ее Вавилоном, Содомом, идолопоклонством, а католических священников – преемниками жрецов Марса, Изиды и Юноны. С протестантами он тоже полемизировал, доказывая необходимость добрых дел, молитвы и аскетизма, а не одной только веры. Между прочим, он обращается к Иисусу Христу с такою молитвою: «Иисусе Христе, сыне Божий, открой себя рабу Твоему, ниспошли мне дух Твой благой и слово Твое, направь ум мой и перо мое, да возвещу славу Божественности Твоей и истинную веру в Тебя. Сие есть дело Твое, говорить о котором меня побуждает какое‑то божественное вдохновение. Ты сам учил, что не нужно скрывать светильника под сосудом, и если я не стану проповедовать Евангелие, я совершу беззаконие». К себе он применял апокалипсические пророчества и видел в своей книге знамение против царства антихриста, которому скоро придет конец. «Восстановление христианства» не было еще напечатано, когда Сервет вступил в переписку с Кальвином, которому предложил несколько богословских вопросов и послал рукопись книги. Кальвин был страшно возмущен её содержанием и прямо заявил одному из своих сподвижников, что если бы Сервет попал в Женеву, то живым оттуда не ушел бы. Сервет в это время жил в Вьенне медицинской практикой, но под чужим именем. Он отпечатал свою книгу в большом числе экземпляров, не выставив на ней, впрочем, ни своей фамилии, ни названия типографии. Однако, вьеннский архиепископ притянул его к суду по подозрению в авторстве. Сервету удалось, впрочем, снять с себя подозрение, и так как прямых улик против него не было, то он был отпущен и остался жить в Вьенне. Тогда Кальвин через третье лицо сообщил католическому духовному суду письма Сервета, доказывавшие его авторство. Ученому вьеннскому врачу пришлось бежать из города. Суд приговорил как его самого, так и его книгу к сожжению. Сервет направился в Неаполь, где было много испанцев, и где он думал жить впредь медицинской практикой. Дорогой он остановился в Женеве, но был узнан и арестован по доносу самого Кальвина, находившегося тогда в борьбе с оппозицией и боявшегося, как бы Сервет с нею не соединился. Начался процесс, во время которого допрос нередко превращался в теологический диспут. Кальвин указывал на связь учения Сервета с политически опасным анабаптизмом, и это обвинение сильно повредило Сервету в глазах городского совета. В этом процессе столкнулись две диаметрально противоположные точки зрения: Сервет отстаивал свободу совести и указывал на пример древней церкви, которая только отлучала и изгоняла еретиков, Кальвин ссылался на законы византийских императоров, повелевавшие казнить еретиков смертью. Скоро в Вьенне узнали, что Сервет арестован в Женеве, и потребовали его выдачи, но женевский городской совет, побуждаемый Кальвином и с согласия других швейцарских церквей, решил предать еретика и богохульника казни посредством сожжения: не хотели даже уступить его католическому епископу, желавшему предать его такой же казни. Фарель, не живший в Женеве, нарочно даже приехал на казнь Сервета; Меланхтон также оправдывал сожжение богохульника. Казнь Сервета яснее всего доказывает, с какою полнотою и силою возродились в кальвинизме, бывшем столь радикальною формою протестантизма, культурные принципы средневекового католицизма. Кальвин первый в протестантском лагере порвал с просветительными стремлениями предыдущей эпохи. Не все, однако, одобрили Кальвина. Самым резким образом выступил против него по поводу сожжения Сервета Кастеллион (под псевдонимом Беллия) в особом сочинении, наделавшем в свое время много шума. Кальвин вынужден был оправдывать свою точку зрения в «Defensio orthodoxae fidei de sacra Trinitate contra prodigioses errores M. Serveti».