Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Таков был в общих чертах характер англиканской церкви. Рассматривая ее, нужно иметь в виду следующие её особенности, объясняющие нам, почему против неё должна была возникнуть пуританская оппозиция.

Во‑первых, мы видели, что англиканская церковь была результатом компромисса между католицизмом и протестантизмом. Она заимствовала многое из реформации, но сохранила католические понятия видимого главы церкви и облагодатствованной иерархии в лице епископов, а также многие подробности культа. В этих отношениях англиканская церковь была совершенною противоположностью кальвинизму вообще, как господствовавшему тогда виду реформации, а в частности утвердившейся в соседней с Англиею Шотландии церкви пресвитерианской: одна была церковь монархически‑аристократическая, другая – республиканско‑демократическая, так как признавала самоуправление религиозной общины и отвергала епископат. Англиканский культ в сравнении с шотландским был тоже мало «очищен» от католических примесей.

Во‑вторых, народное реформационное движение в Англии принимало индивидуалистический характер. Это выразилось с наибольшею силою в индепендентстве XVII в., зародившемся, однако, во второй половине царствования Елизаветы. Между тем англиканизм во имя своего чисто государственного характера требовал единообразия церковной жизни в стране. «39 статей» сделались обязательным символом веры; культ должен был происходить по установленному служебнику, получившему даже название «Книги общей молитвы» (Common prayer book); особым «актом об единообразии» (act of uniformity) требовалась внешняя «сообразность» (conformity) всех с установленными порядками. Хотя при этом теоретическим мнениям и предоставлялась свобода, но она не могла быть действительною, раз, например, религиозное мнение католика или пуританина именно в том и состояло, чтобы «сообразоваться» с англиканизмом противно воле Божией и голосу совести. Характерно, что все, не желавшие признать того, что требовалось актом об единообразии, были названы «нонконформистами».

В‑третьих, англиканская церковь вводилась не только королевскою властью, но и парламентом. И при Генрихе VIII, и при Эдуарде VI, и при Марии с Елизаветой парламент санкционировал религиозные перемены. Между тем среди английских протестантов образовалось направление, признававшее право на церковное самоуправление не за целою страною, а за отдельными общинами.

Впрочем, почти во всех указанных отношениях англиканская церковь мало чем отличалась от других протестантских церквей. Если не de jure, то de facto главами местных церквей были и лютеранские государи, а лютеранское духовенство, как и англиканское, получало бюрократический характер. Проводя реформу, и лютеранские государи опирались на сеймы, да и в реформатских городовых республиках, и в Шотландии протестантизм тоже вводился советами и парламентом. Наконец, акт единообразия вполне совпадает по своей идее со всеми религиозными преобразованиями, какие только вводились князьями, королями, сеймами и городскими советами в других протестантских странах. Другими словами, была ли реформация правительственною или народною, монархическою или республиканскою, она принимала государственный характер и требовала себе подчинения от индивидуума. В Англии, благодаря особенному происхождению её новой церкви, эта общая черта реформации выразилась только рельефнее, чем в других странах, так что в этом смысле англиканская церковь может служить образцом реформации, в которой первая роль принадлежала государству. Но реформация имела свой источник и в религиозных потребностях индивидуума, а потому государственному протестантизму какого бы то ни было происхождения мы имеем право противополагать протестантизм индивидуального убеждения. Его представителем, например, был еще Лютер, прежде чем сделаться организатором государственной церкви, в курфюршестве саксонском. Индивидуализм проявился с большею силою и в анабаптизме первой половины XVI в. Подавление анабаптистского индивидуализма государственным протестантизмом было, в сущности, тем же, чем впоследствии было подавление пуританизма англиканизмом. История английской двойной реформации тем и любопытна, что здесь особенно резко развились противоположности королевской и народной реформации, государственного и индивидуального протестантизма и пришли между собою в столкновение, осложнившееся в XVII в. политическим столкновением между королевскою властью и парламентом. Аналогию последнему столкновению представляют собою во второй половине XVI в. шотландская и нидерландская революции, а также попытка ограничения королевской власти во Франции путем восстановления генеральных штатов.

Вообще, аналогии с континентом в значительной мере помогают нам понять религиозную историю Англии при Елизавете. Обнаруживая известную широту религиозных воззрений, во всяком случае будучи чужда фанатизма и даже способна на компромиссы, Елизавета тем не менее постоянно преследовала нонконформистов, – одинаково и папистов, и пуритан, – и даже бывали отдельные случаи применения к ним смертной казни. Сотрудники королевы объясняли такое её поведение политическими мотивами: гонимые ею католики и пуритане были её политическими врагами, но она вовсе не имела намерения насиловать совести своих подданных. При всем интересе, какой представляет собою психологическая сторона вопроса, нужно помнить, что самое положение Елизаветы, как высшей церковной власти в стране, при существовании акта об единообразии заставляло ее поддерживать установленную церковь и смотреть на всех нонконформистов, как на ослушников государственного закона. Это было тоже своего рода «cujus regio, ejus religio». Собственно говоря, только паписты были настоящими политическими врагами Елизаветы, составляли против неё заговоры и вступали в сношения с внешними врагами Англии. Это составляло политический мотив борьбы против религии, одно исповедание которой должно было делать человека склонным к государственной измене, как это думали весьма многие англичане, приучившие себя смотреть на принадлежность к установленной церкви, как на доказательство патриотизма. Наоборот, пуритане никаких заговоров не составляли, убивать королеву не думали, с иностранными врагами государства не сносились, и тем не менее они также подвергались преследованиям, которых нельзя было оправдывать ссылкою на политическую необходимость. Пуританизм, который в XVII в. стал играть важную политическую роль, при Елизавете сохранял чисто религиозный характер, но это не мешало пуританам быть в глазах королевы все‑таки ослушниками её воли, мятежными подданными, не хотящими повиноваться парламентским статутам. Многие пуритане не были даже враждебны подчинению церкви короне и только хлопотали об очищении культа и уменьшении формализма, введенного официальным служебником. Лишь преследования, которым их стали подвергать, сделали их оппозицию более принципиальной. На них, конечно, должно было действовать и то, что происходило в Шотландии, во Франции, в Нидерландах, где их единоверцы вели борьбу за право своей совести. Шотландский пресвитерианизм сделался образцом и для английских кальвинистов и своим республиканским церковным устройством, и своим упрощенным богослужением, и своею» суровою моральною дисциплиною. У кальвинистов других стран пуритане учились и стойкости в отстаивании своих религиозных убеждений. Когда обстоятельства заставили Елизавету сделаться заступницей кальвинистов на континенте, их английские единоверцы возносили о ней пламенные молитвы к Богу, даже сидя в тюрьмах за свой религиозный «нонконформизм», а один пуританин, которому отрубили в виде наказания руку, взял в другую руку шляпу и, махая ею, закричал: «Боже, храни королеву!»