Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Филипп II. Портрет работы Тициана, 1551

Нам уже известно, что религиозная реформация в отдельных странах сопровождалась нередко важными политическими переворотами, и что эпоха реформации с последовавшей за нею католической реакцией была в то же время эпохой развития абсолютной монархии и падения сословно‑представительных учреждений. В истории взаимных отношений между государственною властью и подданными в Западной Европе реформационному периоду принадлежит особое место благодаря тому, что попытки католических государей стеснить веру своих подданных значительно обостряли политический антагонизм, развившийся на другой почве. Это случилось именно во второй половине XVI в., когда кальвинизм распространился по Шотландии, Франции и Нидерландам, где протестантам пришлось вступить в борьбу с католическими государями, и где во время этой борьбы развилась политическая литература, заключавшая в себе проповедь идеи народовластия. Во Франции, как мы увидим, политические стремления протестантов потерпели поражение, и с новой династией Бурбонов (с 1589 г.) утвердился абсолютизм; в Шотландии политический вопрос оставался нерешенным, когда Яков VI по смерти Елизаветы (1603) сделался, под именем Якова I, королем Англии, и дальнейшая шотландская история тесно сплелась с историей Англии. В этой последней стране в XVI в. еще не возникало вопроса о взаимных правах королевской власти и подданных, так как в силу особых причин этому вопросу суждено было стать на очередь лишь в XVII в., в середине которого и произошли одновременно шотландская и английская революции. Во второй половине XVI в. отложившиеся от Испании Нидерланды были единственной страной, где в эту эпоху восторжествовали свободные политические начала протестантизма, а впоследствии и большая религиозная свобода. Если борьба Англии с Испанией имеет важное значение в истории попытки Филиппа II утвердить в Западной Европе испанскую гегемонию, то в борьбе Нидерландов с Испанией мы видим главным образом применение к внутренней государственной жизни принципов, диаметрально противоположных политической идее Филиппа II. Это была первая в новой истории революция под лозунгом политической свободы, имевшая своим результатом образование свободного государства, которое притом сделалось в XVII в. оплотом не только протестантизма, но и религиозной и политической свободы. В XVI в. благодаря католической политике дело протестантизма в Англии отождествилось с вопросом о её национальной независимости, но только в XVII столетии здесь произошло слияние протестантской религии и политической свободы: в Нидерландах одновременно и национальная независимость, и политическая свобода, и протестантская религия объединились в сознании населения, поднявшегося на защиту всего того, что оно считало в нем элементарными правами свободы индивидуальной. В борьбе Нидерландов с Испанией столкнулись не две враждебные державы, которые разъединялись, как Испания и Франция, противоположными политическими интересами, или, как Испания и Англия, – принадлежностью к двум повсюду боровшимся между собою вероисповеданиям: здесь пришли в столкновение два разных политических принципа – принцип абсолютизма и принцип народовластия (в той форме, какую он только и мог получить в тогдашнем обществе). Мы увидим, что те же самые принципы пришли в столкновение во Франции в эпоху религиозных войн, и в Англии в эпоху революции XVII в. В этом и заключается общеевропейское значение нидерландского восстания против Филиппа II.

Нидерландами назывались 17 отдельных маленьких областей, в конце средних веков принадлежавших в качестве ленных владений частью Франции и бургундским герцогам из дома Валуа, частью Германии. Филипп Смелый, герцог бургундский (1363–1404), сын короля Иоанна, приобрел Фландрию, Артуа и Франшконте, его внук Филипп Добрый (ум. 1467) – Намюр (1428), Брабант, Лимбург (1430), Геннегау, Голландию, Зеландию, часть Фрисландии и Люксембург (1433). Через сына Филиппа Доброго, Карла Смелого (ум. 1467), его дочь Марию Бургундскую, жену императора Максимилиана, и их сына Филиппа Красивого, эти земли достались Карлу V, который присоединил к ним еще другую часть Фрисландии, Овер‑Иссель, Утрехт, Гельдерн и Цютфен. Карл V составил из этих земель, совпадающих, главным образом, с теперешними Бельгией, Голландией и Люксембургом, самостоятельную имперскую землю, пользовавшуюся полной автономией по отношению к империи, но не тронул их внутреннего устройства. Каждая провинция была маленьким самостоятельным целым, и каждая соединялась с другими подобными провинциями скорее посредством личной унии и во всяком случае более федеративною, чем государственною властью. Страна была богатая, и этим она была обязана прежде всего своему счастливому географическому положению, способствовавшему развитию в ней промышленности и торговли. Жители провинций и по роду занятий, и по экономическому быту, и по социальному своему строю представляли собою значительное разнообразие, но везде отличались большою предприимчивостью. Здесь были землепашцы, и скотоводы, и рыболовы, и мореходы, и ремесленники, и купцы. Карл V получал отсюда немало доходов. Богатству страны и зажиточности населения соответствовала и довольно высокая духовная культура, поддерживавшаяся многочисленными высшими и низшими школами, в которых рано возобладало гуманистическое направление. В социальном отношении на западе, особенно во Фландрии и Брабанте, преобладала могущественная феодальная аристократия, владевшая громадными поместьями; в других частях, особенно в северных приморских городах, благодаря развитию промышленности и торговли, большое значение имели города, в которых образовалась богатая буржуазия; внутри страны на севере (во Фрисландии) строй жизни был чисто демократический, крестьянский.

Сообразно с различиями в социальном быту отдельных местностей и политическое их устройство было различное: в одних местах власть была в руках поземельной или денежной аристократии, в других, наоборот, правление получало более демократический характер. Везде, однако, оно было основано на началах свободы, хотя и с преобладанием форм средневекового феодального, муниципального и даже старонародного быта. Нидерландцы были очень привязаны к этим учреждениям и дорожили своим самоуправлением и своими привилегиями. Самою замечательною из этих привилегий была так называемая брабантская «joyeuse entrée», присяга, которую при вступлении на престол давал владелец страны в том, что без согласия дворян и горожан он не станет расширять власти духовенства, не будет судить своих подданных иначе, как в законном суде и по законам страны, не вздумает раздавать должностей иностранцам и т. д., в случае же нарушения этих обещаний подданные могли протестовать и считать себя свободными от принесенной ими присяги. Особенно была важна законодательная власть с правом вотирования налогов, находившаяся в руках отдельных «штатов», которые не отказывали Карлу V в его «просьбах», как официально назывались правительственные предложения. Хотя Карл V в общем и оставил неприкосновенными эти привилегии, но он держал Нидерланды строго, особенно по отношению к вормскому эдикту, который только здесь главным образом и исполнялся в его царствование. Местные штаты ревниво оберегали свои права не только от захватов со стороны государя, но и от расширения власти «генеральных штатов», или общего нидерландского сейма, имевшего поэтому чисто конгрессивный характер. В царствование Карла V произошло лишь одно серьезное политическое столкновение, когда жители Гента отказались платить большой налог, установленный фландрскими штатами. Дело дошло до восстания, и оно было подавлено с большою жестокостью. Карл V хотел на Генте показать пример другим городам, роптавшим на тяжелые жертвы, которые от них требовались для того, чтобы государь мог вести совсем для них ненужные войны. Пример, действительно, оказал свое действие. Между тем Карл V без нарушения областных привилегий начал понемногу устраивать общее управление страной, опираясь на партикуляризм отдельных провинций и на противоположность интересов аристократии, буржуазии и демократии. Сами нидерландцы видели в Карле V как бы земляка, гордились тем, что он считает себя фламандцем, и прощали ему очень многое ради выгод, какие вытекали для них из соединения с его обширной империей, бывшей громадным рынком для их промышленности и торговли и взявшей на себя военную защиту их родины. В отношении к протестантизму Карл V был неумолим, а новое религиозное учение еще при нем проникло в Нидерланды. Устрашенные казнями нескольких проповедников, последователи нового учения должны были таиться, не могли организоваться, не могли устроить публичного отправления богослужения. Анабаптистская пропаганда давала правительству повод оправдывать преследования и казни политическими соображениями. Карл V подумывал даже ввести в Нидерланды испанскую инквизицию, но его тем легче удалось отговорить от этого, что и обыкновенные епископские суды делали свое дело по отношению к ереси весьма исправно. Особенно много было сожжено еретиков в последние десять лет царствования Карла V. В 1550 г. он велел даже предавать казни всех распространителей «ереси» и всех присутствовавших в протестантских богослужебных собраниях, с отдачею доносчикам половины конфискованного у казнимых имущества, и лишь по чужому совету он назвал «духовными судьями», а не инквизиторами четырех особых сановников, которым было предписано заведовать процессами еретиков. В это время такое количество людей было сожжено, потоплено, живьем зарыто в землю, обезглавлено, что протестантские историки говорили даже о целых пятидесяти тысячах погибших.