Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Собственно, назвать этих статных горбоносых джигитов продавцами у него язык бы не повернулся... Сердце Рыжего затрепетало при мысли, что скоро и он, возможно, таким станет: отличные костюмы, белые рубашки, галстуки, художественно подстриженные усы!.. Какие хочешь усы. Сколько хочешь усов! На голове моднейшие широкие кепи. А руки... белые. Пахло от джигитов дорогими духами и хорошим папиросами. А розы у них — свежие, будто только что срезанные.

Он с болью подумал о своих, порядком потрепанных, и подошел к одному, похожему на князя продавцу, чтобы поинтересоваться, как он ухитрился доставить цветы в Питер такими свежими.

— Какое твое дело! — сказал тот вежливо. — Тибэ циво надо! У минэ холодильник.

«Князь» презрительно отвернулся, а Рыжий отошел в сторону, даже не обидевшись, потому что понимал: тут размах, дело поставлено крепко, на широкую ногу, а секрет фирмы... кто же тебе о нем скажет!

Облюбовав место, где расположиться утром, он отправился ночевать в аэропорт, в зал ожидания. Несмотря на неудобную постель, проснулся утром бодрый и веселый. В успехе сомнения не было.

Выгружая на базаре корзину и ведро, он почувствовал, что к нежному аромату роз примешался подозрительный запах. Когда же, устроившись за прилавком, он открыл корзину, то увидел полусгнившие, издававшие отвратительное зловоние ягоды. Ко всему прочему выяснилось, что ягод на базаре было навалом. Стоили они не дешево, и хотя Рыжий назначил своему товару мизерную цену— рубль за кило, покупателей не было.

— Зачем просишь рубль, ненормальный! — поучала соседка-украинка, продававшая ленинградцам витамин «С» в виде прелой клубники,— ты проси двадцать копеек за двести грамм. Двадцать — никому не жаль, а двести — никого не устроит, возьмут по кило, вот тебе и рубчик. А рубль!.. Зачем нервировать покупателя, у него семья...

С розами дело обстояло лучше, их только нельзя было трогать. Единственные существа, обратившие внимание на вишни Рыжего, были мухи, облепившие корзину со всех сторон, и вечером он опрокинул корзину в мусорный ящик, бросив туда же остатки роз. Оставив корзину и ведро, он отправился восвояси, и денег у него было в обрез на поллитра водки и билет до дома.

У своего подъезда он увидел светлую «Волгу» с красным крестом на дверцах. В квартире его ждали дворничиха и врач «Скорой помощи».

— Мы забираем вашу жену в роддом,— сказали ему. — Она больна, и беременность должна проходить под наблюдением врачей. Помогите ее забрать.

В машине он сидел рядом с Ларисой. Хотелось сказать что-то теплое, ласковое, но он не привык, пропал голос. Они не знали, о чем говорить, и здесь она ему рассказала о том, что во сне кормила с ладошки хлебом маленькую красную лошадь...

Дальше приемного покоя его не пустили. Прощаясь, он ее неловко

поцеловал. Кругом стояли люди — врачи, санитары, сестры — и было стыдно. Ее увели.

— Вот какое дело,— сказал Рыжий,— вот как оно вышло-то... Ей стало плохо, оказывается. Как ты думаешь, с ней ничего не случится?

Все в руках божьих, хотел сказать Серый, но вместо этого пробормотал, что врачи... они многое умеют, а роды — это дело изучено до тонкостей.

— Народ сейчас рождается без всякого писка,— сказал он, чтобы успокоить Рыжего.— Она в телевизор смотрит, а «оно» в это время рождается.

Но утешитель он был, очевидно, неважнецкий.

Едва успел Рыжий закончить свой рассказ, как с ним что-то стряслось непонятное. Он выпил залпом свое пиво и выпучил глаза на шикарно одетого толстенького блондина с серыми немигающими глазами, сидящего недалеко от них за столиком в обществе молоденького паренька. Блондин ругал изысканной бранью Барабана (который слушал его с профессиональным презрением) за то, что тот ему подсунул паршивую курицу — резиновую, невкусную, которую он тем не менее с увлечением продолжал грызть.

— Провалиться мне на этом месте,— сказал Рыжий,— если это не Кот, он же Самурай, он же Японец, понял! Он с меня однажды красные заграничные ботинки снял, когда за них мне вся шпана завидовала. В сарае, где мы с ним поддавали. Проснулся ночью — пяткам холодно. Я сразу понял. Пошевелил пальцами — нету. Это он солидарность мне выразил.

Вены на шее у Рыжего вздулись: Самурай был, оказывается, его самым злейшим врагом. Их дороги нередко сходились, и никогда это добром не кончалось. Это именно Самурай в дни далекой юности, когда они еще вместе «лазили», удрал с добычей. А когда уже не стало воровского «закона», Самурай надел на рукав красную повязку, прикинулся овечкой, и его скоро освободили.

— Кого я вижу?! Не тебя ли, фашистское твое изображение!

Самурай, вскинув белесые брови, глядел злобно своими маленькими

немигающими глазками. Комплименты посыпались с обеих сторон неудержимым потоком.

Самурай собрался было ретироваться. Именно из-за Рыжего Самурай был вынужден носить золотые фиксы на передних зубах. Однако Рыжему до зарезу нужны были деньги, а у Самурая они наверняка имелись, иначе бы он не транжирил их на этих засушенных кур и шампанское, которым угощал молодого партнера.

Самурай явно был из тех авантюристов, которые выдают себя за воров «в законе», хотя уже никакого «закона» нет. Зачем ему красть самому, зачем рисковать, когда есть это дурачье — желторотые парнишки? Ему нужны деньги, а им — романтика. И получается так: они для него добывают деньги, а он им взамен — тюрьму.

— Ты не спеши,— сказал Рыжий Самураю, подсаживаясь к нему.— Разговор имеется.

Рыжий объяснил, что ему известны все дела Самурая и он сможет запросто выдать его милиции, тем более что сам он порядочный человек, имеет паспорт и даже женат. Поэтому будет лучше, если Самурай отдаст «урожай». Рыжий так именно и предложил: «Отдай и не вертухайся!» Что называется, взял на пушку.

Самурай тонко понимал ситуацию, а в данном случае она была не в его пользу. Спокойно допив водку, он достал деньги и небрежно швырнул их на стол. Потом нетвердой походкой вышел из заведения Барабана.

Торопливо сунув добычу в карман, Рыжий пошел за ним. Куда и зачем, Серый узнал потом. Боясь, что Самурай пырнет его ножом где- нибудь из-за угла, Рыжий решил поступить с ним так же, как когда-то давно Самурай поступил с ним.

Самурай шел резиновой походкой, за ним следовал Рыжий.

А Самурай, видно, устал, уселся на скамейке у остановки автобуса. И тут Рыжий увидал сержанта милиции. Подошел, показал паспорт, затем на Самурая и, чуть не плача, умолял того забрать. Сержант все досконально записывал. Самурай встал и собрался уходить. Сержант поспешил к нему. Рыжий наблюдал за ними издали до тех пор, пока его враг, конвоируемый сержантом, не исчез за углом.

Затем он отправился в магазин игрушек купить Ларисе лошадь. На прилавках — тракторы, бульдозеры, винтовки, сабли, куклы, медведи — что хочешь! А лошади? Тоже были. Ах, какие они были красивые — красные, с золотыми гривами, черноокие скакуны. Но в отделе лошадей — очередь. Хотел было как-нибудь без очереди... Но не решился. В течение сорока минут терпеливо изучал широкую спину гражданина в клетчатом пальто. Когда очередь дошла до клетчатого пальто, продавщица объявила: