Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Теперь Серый постоянно ходил мимо аптеки, причем было совершенно неясно (как всегда в подобных случаях), как он на эту улицу попал. Как-то решился и зашел. Было много народа. За прилавком стояли две женщины, одна из которых — она. Была она легкая и внимательная, порхала за прилавком, успевала сразу ко всем покупателям. А покупатели...

Он ей улыбнулся, она ему тоже, а что ему нужно — не спросила.

«Чего бы такого спросить, чего нет?» — размышлял он и спросил преднизолон. Она сказала: «Нету». И попросила зайти завтра. А завтра сунула ему тюбик преднизолона.

— Заплатите в кассу три шестьдесят.

Протянул ей чек и билет в кино, на обороте которого было указано место встречи в скверике.

Он всегда относился с неуважением к чудакам — их у нас полно, —которые целуются прямо на улице, на остановках городского транспорта, нежничают на виду у всех. Но когда они с Кирой стали искать возможность уединиться, он убедился, что чудаки на улицах нежничают не случайно. В парке, если и были скамейки, они стояли на самом открытом месте и непременно под фонарем, а чтобы их перетащить на более удобное место, надо быть трактором...

Жила Кира в однокомнатной квартире пятиэтажного дома, в так называемом микрорайоне, далеко от центра — у черта на куличках, и конечно же, на самом верхнем, пятом этаже. Лифта и мусоропровода в таких домах нет. А это плохо. Особенно из-за мусора, который надо выносить в ведре и высыпать в бачки, находившиеся в невысоком квадратном сооружении, специально для этого созданном. Подобное сооружение стоит перед каждым домом и «благоухает», привлекая к себе бродячих собак и кошек, дающих по ночам концерты во славу строителей.

Серый перебрался к Кире после того, как его надоумил тот самый кот, которого когда-то он подобрал котенком. Выросший в приличного кота, он всячески подчеркивал свое расположение к Серому, таскал ему задушенных мышей, не понимая, почему Серый от них высокомерно отворачивал нос, ведь сам он к котлетам Серого относился с полным признанием. Мурчик нередко провожал Серого в его вечерних прогулках. Обычно он следовал за ним до границы садов, а затем отправлялся по своим делам; бывало, он тут же Серого и встречал.

Однажды, проводив Киру в два часа ночи, когда уже не ходят автобусы, Серый топал домой в приподнятом настроении. Вдруг из какой-то подворотни вынырнуло серое пушистое существо, в котором он узнал Мурчика. Подняв хвост и покрутив кончик, Мурчик сказал: «М-р-р».

На его языке это означало «здравствуй». Серый ответил. Заговорили и пошли вместе. Из деликатности Серый не стал расспрашивать, где это Мурчик шатается так поздно. Наверное, и он только что расстался с кем-то.

Одинаковая ситуация создавала атмосферу доверия, и Серый рассказал о Кире. Кот слушал внимательно, и так они шли квартал за кварталом, изредка Мурчик, извиняясь, отлучался в кусты проверить какой-нибудь шорох, но тут же возвращался и требовал: «М-р-р, А дальше?» Когда Серый все выложил, Мурчик ему сказал:

— М-р-р. Дурака валяешь. Ведь ты же не кошка, чтобы по ночам, не спать... Или вам на двоих места нигде нету?

И на следующий день, проводив Киру, Серый спросил:

— Когда ты меня снова хочешь видеть?

Она ответила:

— Всегда...

И он остался.

Семейные заботы. Самурай

В воскресенье разыскал его Рыжий и попросил денег.

— Хочу купить Лариске лошадь,— заявил он,— но башлей нету.

— Какая лошадь? Зачем ей лошадь? — не понял Серый.

— Игрушечная вроде,— сказал Рыжий.— Она ее во сне хлебом кор

мила с ладошки, понял?

Серый мало что понял, да и денег у него было не густо, к тому же он решил, что Рыжий на пропой канючит. С пьянчужками он опыт имел: когда надо выклянчить монету, такие жалостные сочиняют поэмы — слезу прошибет. Не только лошадь — мамонта выдумают.

— Что же делать,— горевал Рыжий. — Ну ладно, пошли пробежимся.

Был он необычно тихий и как будто даже стеснительный. Серый спросил о Евгении.

— Не здоровкаемся, — сказал Рыжий.

Шли они вроде бесцельно, а оказались на базаре.

— Рублевка у меня есть, — рассуждал Рыжий, — куплю ей цветов, что ли...

Рыжий и цветы... Рыжий и... лошадь! Здесь было чему удивляться.

— Я тебе про кошатников хочу сказать, — сообщил Рыжий и заговорил о том, как в колониях воры держали кошек, откармливая их мясом из собственного супа, когда оно там попадалось. Спали кошки у них чуть ли не в постели. И ревниво следили кошатники, чтобы никто другой не погладил, не накормил и, упаси боже, не обидел их кошек.

Терпеть не мог Рыжий этих мяукающих тварей. Чтобы понять кошатников, он как-то взял котенка. Но тот в первую же ночь нагадил ему в ботинок, и Рыжий котенка выбросил и возненавидел всех кошек на свете. При товарищах он их гладил — «кис-кис», когда же кошатников поблизости не было, гонялся за ними с метлой, и бедные кошки, не знакомые с коварством человека, спасались визжа.

— Я вот так понимаю этих кошатников: они к ним, к кошкам, нежность, что ли, чувствовали, жалость вроде. Понял. Человеку надо почувствовать к кому-нибудь жалость. Как думаешь?

А Серый пытался понять, какая его муха укусила?

Пришли на базар. Розы здесь обычно были, но в это время года только у спекулянтов. Походили, наткнулись на торговца розами. Вокруг него баб — не пробьешься. Поинтересовались — полтинник штука. Рыжий выудил свой рубль, грустно на него посмотрел и обратно сунул в карман. Однако начал выбирать, как и остальные покупатели. Брал одну, другую, еще и еще, уже с десяток набрал, ехидно ухмыляясь. Спекулянта покупательницы закрутили, завертели, но все же он зорко следил, чтобы не надули его. Рыжий сунул рубль.

— Вон-он, еще те две давай, — и показал на две самые красивые.

Спекулянт подал розы и захлопал глазами от удивления.

— Ты мне заплатил? — спросил у Рыжего.

— Ты что, забыл! — рявкнул Рыжий.

— Ты не платил... — начал было соображать спекулянт.

Но Рыжий взревел:

— В морду хочешь? Милицию сейчас позову! Я тебе платил! Понял?

Как же, захочет он в морду...

Пошли они с рынка и хохотали. Однако рубля Рыжему было жалко. Отойдя от базара, он продал встречной женщине четыре розы и выручил два рубля. Завернув остальные в газету, они пошли к Барабану обмывать покупку.

Вошли в павильон, взяли пива, устроились в углу, и здесь Серый узнал, что Лариска хочет ребенка.

— Очень она на них засматривалась,— говорил Рыжий, — Увидит ребеночка в коляске где-нибудь, тут же разговаривать с ним начинает. А эти... пискуны, противные такие, с ней играются, как с собственной матерью, понял?

Если отсеять все лишнее, из рассказа Рыжего получалась примерно такая картина.

Лариса жила надеждами. Была у нее маленькая квартира на втором этаже кирпичного дома, в ней ее вещи, ее сказки и плюшевый медведь. По ночам она испытывала страх, боясь, не понимая чего. Она не любила тишины: когда тихо, особенно страшно. Придя из школы, включала телевизор или приемник, чтобы было шумно. Она не любила темноты — когда горит свет, уютно.