Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

снобами, твердо уверенными в своем превосходстве над пациентами.

Через несколько недель после возвращения из Лондона я, по-прежнему

работавший больничным санитаром, стал свидетелем того, как оперировали

мужчину, который в пьяном угаре разбил окно рукой. Осколки стекла повредили

ее, и она навсегда осталась парализована.

* * *

Второй женщиной, которая, сама о том не ведая, сыграла ключевую роль в моей

жизни (правда, уже на закате моей карьеры нейрохирурга), стала директор по

медицинским вопросам нашей больницы. Однажды главврач отправил ее

поговорить со старшими нейрохирургами. И неудивительно: мы славились

заносчивостью и несговорчивостью. Мы держались особняком и игнорировали

нелепые правила. А меня, пожалуй, считали главным нарушителем порядка. Она

пришла в комнату отдыха нейрохирургов – ту, где стояли купленные мной

красные кожаные диваны, – в сопровождении нашего коллеги, чья должность,

если мне не изменяет память, называлась «руководитель отдела оказания услуг

отделения нейрохирургии и неврологии» (или как-то иначе, но не менее

абсурдно). Он хороший человек, не раз спасавший меня от неприятных

последствий, к которым могли привести мои вспышки гнева. На сей раз он вел

себя весьма официально, как и полагалось по такому случаю, в то время как

директор по медицинским вопросам явно слегка нервничала: в конце концов, она

собиралась отчитывать восьмерых старших нейрохирургов больницы. Она

присела на диван и аккуратно поставила огромную розовую сумку на пол рядом с

собой. Руководитель отдела оказания услуг нашего отделения произнес короткую

вступительную речь и передал слово директору по медицинским вопросам.

– Вы не соблюдаете установленную трастом [3] форму одежды, – заявила она.

Очевидно, она намекала на то, что нейрохирурги ходят в костюмах и галстуках.

Мне всегда казалось, что строгая одежда – признак уважительного отношения к

пациентам, но, судя по всему, теперь ее считали источником инфекций. Но есть у

меня и другая версия – более правдоподобная, хотя и неофициальная.

Подозреваю, бюрократы из траста ввели запрет на костюмы для того, чтобы

старшие врачи не отличались внешне от остального больничного персонала. Мы

же одна команда.

– Вы не проявляете лидерских качеств перед младшими врачами, – продолжила

директор по медицинским вопросам.

Как выяснилось, она имела в виду, что мы не следим за своевременным

заполнением всех электронных документов, требуемых трастом после выписки

пациентов. Эту работу традиционно выполняют младшие врачи. Раньше в нашем

нейрохирургическом отделении велись собственные отчеты о выписке; они были

образцовыми, и я всегда ими гордился. Но им на смену пришла предложенная

трастом электронная форма отчета – общая для всех и настолько ужасная, что я,

например, утратил всяческий интерес к тому, чтобы следить за ее заполнением.

– Если вы не будете соблюдать установленные трастом правила, то в отношении

вас будут приняты дисциплинарные меры, – заключила она.

Она даже не попыталась ничего обсудить с нами, вразумить или уговорить нас.

Насколько мне известно, в больницу должна была нагрянуть с проверкой

Комиссия по оценке качества медицинского обслуживания – организация,

которая придает огромнейшее значение соблюдению дресс-кода и заполнению

бумаг. Само собой, руководство больницы не хотело лишних проблем с

чиновниками. Директор по медицинским вопросам могла сказать нам что-нибудь

вроде: «Я понимаю, какой это бред. Но не могли бы вы пойти мне навстречу и

помочь больнице?» Уверен, мы все охотно согласились бы. Но нет же – она

предпочла пригрозить нам дисциплинарными мерами.

Забрав большую розовую сумку, она покинула комнату отдыха, а за ней вышел

руководитель отдела оказания услуг, выглядевший смущенным. На следующий

же день я подал заявление об уходе, потому что не имел больше ни малейшего

желания работать в организации, высшее руководство которой столь

отвратительно справляется со своими прямыми обязанностями. Здесь стоит

заметить, что я все-таки благоразумно решил дождаться своего шестьдесят пятого

дня рождения и только после этого уволиться, иначе мне понизили бы пенсию.

Нередко говорят, что всегда лучше уйти слишком рано, чем слишком поздно. Это

касается и карьеры, и вечеринки, и самой жизни. Сложность в том, чтобы понять,

когда наступил подходящий момент.

Я знал, что пока не готов распрощаться с нейрохирургией, хотя мне и не терпелось

поскорее уволиться из лондонской больницы. Я надеялся на частичную занятость,

главным образом за границей. А для этого мне надо было получить повторное

одобрение Генерального медицинского совета, чтобы сохранить медицинскую

лицензию.

Гражданские пилоты проходят переаттестацию каждые несколько лет. Кое-кто

считает, что аналогичные требования следует предъявлять и к врачам, ведь от

них, как и от пилотов, зависят человеческие жизни. Относительно недавно

появилась так называемая служба безопасности пациентов: ее цель – уменьшение

числа врачебных и других ошибок, которые допускаются в больницах и нередко

влекут за собой причинение серьезного вреда здоровью. Сотрудники службы

безопасности пациентов охотно прибегают к аналогиям с гражданской авиацией.

Современные больницы устроены чрезвычайно сложно, и здесь многое может

пойти не так. Я признаю, что без строгих инструкций не обойтись, и всячески

поддерживаю введение системы, нацеленной не на поиск виновных, а на

выявление ошибок, с тем чтобы предотвратить их в будущем. Вместе с тем у

хирургии очень мало общего с управлением самолетом. Пилотам не приходится

решать, каким маршрутом лучше лететь и стоит ли в принципе идти на

сопряженный с полетом риск, а потом обсуждать этот риск с пассажирами. Да и

пассажиры не пациенты: они собственноручно купили билеты на самолет, тогда

как пациенты определенно не хотели заболеть. Все пассажиры почти наверняка

переживут полет, в то время как многим пациентам не суждено покинуть

больницу живыми. Пассажиры не нуждаются в постоянной поддержке и

утешении (за исключением непродолжительной пантомимы, с помощью которой

стюардессы и стюарды жестами объясняют, как надеть спасательный жилет, да

еще показывают непонятно куда – якобы в сторону аварийных выходов). В

самолетах нет встревоженных, требующих объяснений родственников, с

которыми врачи неизменно имеют дело. Когда самолет разбивается, пилот

обычно погибает вместе с пассажирами. Если же неприятность происходит во