Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

мыслить более позитивно. Некоторые из моих пациентов – так я себе говорил –

действительно плохо кончили, но у большинства все сложилось хорошо; надо

сосредоточиться на успехах, вместо того чтобы зацикливаться на неудачах.

Незадолго до этого я прочитал статью, где утверждалось, что стресс и тревога

повышают вероятность развития болезни Альцгеймера и что позитивное

мышление полезно для иммунитета. Таким образом, тем воскресным вечером я

приехал в больницу преисполненный самых добрый намерений.

Меня ожидали четыре пациента – все с опухолями мозга. Я довольно долго

проговорил с первыми тремя, поэтому начал заметно отставать от графика, когда

очередь дошла до четвертого. Последним пациентом оказалась азиатка на

несколько лет моложе меня, страдающая диабетом. За две недели до того

родственники привели ее ко мне на первый прием. Ее английский был весьма

скудным, и родные рассказали, что последние два года она ведет себя все более

странно, а затем начала жаловаться на апатию и сонливость. От самой пациентки

мне почти ничего не удалось добиться, так что я обсуждал диагноз и возможные

варианты лечения с родственниками. Томограмма выявила небольшую

доброкачественную менингиому в лобной доле мозга, вызвавшую отек мозга,

который и послужил причиной наблюдаемых симптомов. Операция почти

наверняка исцелила бы пациентку, и она снова стала бы прежней. В противном

случае отек мозга чрезмерно усилится, а ее характер бесповоротно изменится.

Отек мозга порой становится существенной проблемой, когда оперируешь

пациента с опухолью мозга, и стандартной практикой является назначение

стероидов непосредственно перед операцией, чтобы уменьшить отечность. В

самых серьезных случаях, как с этой женщиной, я назначаю стероиды за неделю

до операции. Соответственно я написал ее терапевту с просьбой обо всем

позаботиться, не забыв предупредить, что от стероидов симптомы диабета

усугубятся.

Было уже десять вечера, когда я зашел к ней в палату и обнаружил, что она спит.

Чувствуя некоторую неловкость, я слегка потряс ее за плечо. Она быстро открыла

глаза и в растерянности посмотрела на меня.

– Это мистер Марш, – сказал я. – Все в порядке?

– Очень сонно, – пробормотала она и отвернулась к стене.

– Так с вами все хорошо? – настаивал я.

– Да, – ответила она и снова уснула.

Рядом со мной стоял дежурный ординатор, и я повернулся к нему.

– Я видел ее две недели назад: уже тогда она выглядела потерянной из-за отека

мозга, – я пожал плечами. – К тому же довольно поздно, так что лучше оставим ее

в покое. Семья в курсе.

Тревога – штука заразная. Врачи не любят обеспокоенных пациентов, потому что

сами начинают волноваться. Но уверенность тоже заразна – покидая больницу, я

ощущал прилив вдохновения, ведь три первых пациента выразили глубочайшую

уверенность во мне.

Из-за этого я пренебрег чрезмерной сонливостью последней пациентки. Я

чувствовал себя капитаном корабля: все расставлено по местам, все подготовлено,

а палуба расчищена для дальнейших действий – для запланированных на завтра

операций. Забавляясь жизнерадостными морскими аналогиями, я поехал домой.

Следующий день начался неплохо. Я хорошо выспался, благодаря чему

испытывал больше энтузиазма и меньше тревоги, чем обычно по утрам в

понедельник. Утреннее собрание прошло прекрасно: было несколько

любопытных случаев, заслуживающих обсуждения, и я отвесил пару удачных

шуток о пациентах – коллеги рассмеялись. Операции шли одна за другой, и с

первыми тремя опухолями я справился идеально.

Я заглянул в операционную, где ординатор уже разместил четвертую пациентку

на операционном столе. Анестезиолог посмотрела на меня одновременно

виновато и осуждающе. В руках она держала распечатку результатов газового

анализа крови, который принято проводить, когда пациент засыпает.

– А вы знаете, что у нее уровень сахара в крови сорок?

– Что за черт!

– Уровень калия семь; pH семь целых две десятые. И плюс ко всему, видимо,

сильное обезвоживание. Диабет совершенно вышел из-под контроля.

– Должно быть, все дело в стероидах. А какой уровень сахара был у нее вчера

вечером?

– Судя по всему, те, кто дежурил ночью, не взяли кровь на анализ. Последние три

дня уровень сахара был лишь слегка повышенным.

– Но вчера его в любом случае должны были проверить, раз все знали, что у

пациентки диабет!

– Да, должны были. Сегодня утром мне показалось, что она слишком

медлительна, но я все списала на опухоль, хотя сейчас и понимаю, что это

начиналась диабетическая кома…

– Вчера вечером я допустил ту же ошибку, – сказал я с сожалением. – Но я

никогда раньше не сталкивался ни с чем подобным. Полагаю, придется отменить

операцию?

– Боюсь, что придется.

– Что за черт…

– Мы вернем ее в отделение интенсивной терапии и разберемся с диабетом – на

это уйдет несколько дней. Нужно восстановить водный баланс. Сейчас проводить

операцию крайне опасно.

– Ну, опухоль мы не удалили, зато сделали обалденную прическу под общей

анестезией, – сказал я ординатору, когда мы извлекли голову пациентки из

фиксатора и полюбовались тем, как тщательно он выбрил несколько сантиметров

в области лба.

– В медицине сплошь и рядом что-то идет не так, – подала голос анестезиолог с

другой стороны операционного стола. – Слишком много разных мелочей… Если

бы она лучше говорила по-английски и не вела себя странно из-за опухоли, мы бы

все поняли, что с ней что-то не так. И то, что при поступлении у нее забыли

проверить уровень сахара, было бы уже не столь серьезным промахом… И если бы

за насколько дней до операции ее не осмотрели в кабинете предварительной

госпитализации, а вместо этого взяли все анализы при поступлении к нам, как

раньше…

– Руководство открыло кабинет предварительной госпитализации, чтобы

повысить эффективность работы, – заметил я.

– Угу. Из-за нехватки кроватей и повышения рабочей нагрузки. Пациентов

принимали все позже и позже в день перед операцией, и на то, чтобы оформить их

по всем правилам, не хватало времени.

– И что нам теперь делать?

– Думаю, это скорее ОНП, чем СНИ.

– Что-что?

– Отчет о неблагоприятном происшествии, а не серьезный неблагоприятный

инцидент.

– А какая разница?

– Отчет о неблагоприятном происшествии составляется анонимно и где-то потом

хранится.

– Но куда его посылают?

– Да куда-то в центральный офис.

– А не лучше ли просто пойти и поговорить с медсестрами? Нам же не нужно,