Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

* * *

Как бы мне хотелось, чтобы представители власти, регламентирующие работу

врачей в Великобритании, поняли, насколько тяжело нам приносить извинения.

Пока они этого явно не осознают.

Генеральный медицинский совет недавно выпустил документ, обязывающий

врачей сообщать пациентам о любой совершенной ошибке и в устной, и в

письменной форме. Эта обязанность ложится на плечи старшего врача,

ответственного за пациента. Помимо прочего, врач должен извиниться перед ним,

независимо от того, кто совершил ошибку.

Далее в документе уточняется: «Чтобы извинение было убедительным, оно

должно быть искренним», словно чиновники не догадываются, что

принудительное извинение не может быть искренним. Вопрос о том, как

разрешить это противоречие, нигде не обсуждался. Разрешить его, разумеется,

можно, когда старшие врачи вроде меня чувствуют, что им доверяют, их уважают

и к ним прислушиваются, когда их не заставляют делать бессмысленные вещи

(например, просить пациентов заполнить опросник о том, как врач вел себя с

ними) и когда в их распоряжении есть все необходимые ресурсы для

эффективного выполнения своей работы.

В одном я согласен с текстом документа: да, необходимо приносить извинения,

причем искренние. Но я вынужден с грустью и яростью наблюдать за

постепенным профессиональным и моральным упадком среди английских

врачей. Правительство, как всегда руководствуясь заголовками свежих таблоидов,

организовало постоянно усложняющуюся систему бюрократического

регулирования, в основе которой лежит недоверие к медикам и медицинским

учреждениям. Конечно, врачей нужно контролировать – однако доверять им тоже

необходимо. Найти золотую середину чрезвычайно сложно, и британское

правительство с треском провалило эту задачу.

14

Украинское фиаско

Две пациентки с акустическими опухолями ждали нас в тесном кабинете Игоря.

Одной было за пятьдесят, другой – за тридцать. Обе опухоли были очень крупные,

и у обеих женщин начались проблемы с чувством равновесия, из-за того что

опухоль давила на ствол мозга. Состояние больных с опухолями такого размера

постепенно ухудшается, и в конце концов они умирают – только вот на это могут

уйти многие годы. Если хирург опытный, то вероятность смерти пациента от

операции довольно мала, но с очень большими опухолями связан повышенный

риск паралича половины лица, что портит внешность и бесповоротно изменяет

жизнь многих людей.

К тому времени мы вместе с Игорем без каких-либо происшествий

прооперировали нескольких пациентов с акустическими опухолями, и я без

лишних колебаний согласился провести операции. Женщина постарше была

решительно настроена на операцию, а вот молодая пациентка была очень

напугана и не знала, что делать. Беседа с ней длилась почти два часа – разумеется, на украинском, так что бóльшую часть времени я молчал. То, что женщина

нуждалась в операции, было бесспорно, но она могла выбрать: довериться нам с

Игорем или же обратиться в Государственный институт нейрохирургии. У меня не

было ни малейшего права сравнивать результаты нашей и их работы.

– Сколько стоила бы такая операция в Германии? – спросила она меня; именно в

Германию обычно ездят на лечение зажиточные украинцы.

– Не менее тридцати тысяч долларов, а скорее всего гораздо больше.

Она ничего не ответила, но было понятно, что ехать за границу ей не по карману,

хотя я и не мог отрицать, что это, пожалуй, наилучший вариант. Итак, после

двухчасового обсуждения она согласилась на операцию. Пациентке постарше

операцию назначили на понедельник, помладше – на вторник. Мы должны были

принять еще нескольких пациентов, но, поскольку дело было в субботу, прием

закончился быстрее, чем обычно. Среди пациентов была молодая девушка с

длинными волосами и очень бледными лицом, приехавшая из деревни на западе

страны. Громадная супраселлярная менингиома сдавливала ее зрительный нерв.

Мне сказали, что она теряет зрение, но детали от меня ускользнули.

– Без операции она ослепнет, – сказал я Игорю, изучив томограмму ее мозга. – Но

риск того, что она ослепнет от операции, также велик.

– Я прооперировал не одного пациента с супраселлярной менингиомой, и весьма

успешно. Вы же сами показали, как это делать, – с уверенностью в голосе заявил

он.

– Игорь, эта опухоль огромна. Я таких больших в жизни не видел. Не сравнивайте

ее с обычными маленькими опухолями – тут совсем другая история.

Игорь ничего не ответил, но было очевидно, что я его не убедил и ему не терпится

взяться за операцию.

Первая операция по удалению акустической опухоли прошла хорошо. Деталей я

не вспомню: моя память слишком перегружена дальнейшими событиями. Я

помню, однако, что операция тянулась много часов и домой мы попали в десятом

часу вечера – впрочем, как и всегда, когда я работал с Игорем.

– Как же здорово, что вы приезжаете! – воскликнул Игорь, когда мы ехали домой,

подпрыгивая на булыжной мостовой, ведущей к Днепру. – Для меня это словно

праздник. Я привожу в порядок мысли. Перезаряжаю батарейки!

Мне хотелось сказать, что мои собственные батарейки разряжены, а в мыслях

раздрай, но я промолчал.

Ночую я у Игоря и Елены, на диване в гостиной. Не самое удобное место для сна,

но я всегда прекрасно высыпаюсь (хотя однажды диван разложился прямо

посреди ночи, и я оказался на полу). Квартира расположена на шестнадцатом

этаже типичного дома советской эпохи. Вид из окна жутковатый: огромным

кругом стоят идентичные друг другу обшарпанные многоэтажки, а в центре

кольца – обветшалая школа и поликлиника. Такой вот Советский Стоун-хендж. В

гостиной помимо дивана есть еще большой плоский телевизор и застекленный

книжный шкаф, в котором стоят преимущественно учебники по медицине. На

стенах висят иконы. Как и во всей квартире, тут очень скромно – почти по-

пуритански – и чисто. Всю свою жизнь эта семья посвящает работе.

Просыпаюсь я рано: меня будит глухой гул видавшего виды лифта,

разъезжающего вверх-вниз. Мы встаем в шесть и через сорок пять минут

выезжаем в больницу. Дорога в это время уже забита, хотя машины едут довольно

быстро. Мы движемся по подвесному Московскому мосту через Днепр. На западе

видны блестящие купола Киево-Печерской лавры, а на востоке восходящее солнце

отражается в окнах безвкусных многоэтажек, возведенных в разгар строительного

бума, который предшествовал кризису 2007 года.

Мы осматриваем пациентку, которую оперировали накануне. Она в чудесной