Марш Генри - Призвание. О выборе, долге и нейрохирургии

каплями дождя. Я отвлекся на это зрелище, рука соскользнула, и я сильно порезал

левый указательный палец над вторым пястным суставом об осколок стекла.

Кровь полила ручьем, оставляя блестящий красный след на оконной раме. Я

настолько привык к виду крови в операционной, что напрочь позабыл, какого она

сказочно-красивого цвета. Я в изумлении смотрел на нее, пока дождь ее не смыл.

Наверное, надо было съездить в больницу, чтобы мне зашили палец, но мысль о

том, что придется ждать несколько часов в очереди, мне не понравилась, и я

отправился домой, обмотав палец носовым платком, который быстро пропитался

кровью. Дома я нарезал пластыри тонкими полосками и наложил на палец

импровизированную шину из длинных декоративных спичек, подаренных

другом.

15

Ни на солнце, ни на смерть

Тридцать пять лет назад, когда я начал учиться на нейрохирурга, молодые врачи

все еще должны были сдавать экзамен на членство в Королевском колледже

хирургов. Специализированного экзамена по нейрохирургии не существовало –

вместо этого нужно было продемонстрировать свои навыки в общей хирургии,

которая по большей части представляет собой хирургию брюшной полости. Чтобы

получить допуск к экзамену, мне предстояло проработать год младшим

ординатором в отделении общей хирургии – я провел этот год в районной

больнице в пригороде Лондона.

Работы было много: я выходил на ночные дежурства трижды в неделю и каждые

третьи выходные – и это не считая стандартной сорокачасовой трудовой недели.

За переработки тогда платили в ЕМВ – единицах медицинского времени: этот

эвфемизм по сути означал, что за четыре сверхурочных часа мы получали лишь

чуть больше стандартной почасовой ставки. Я оперировал в основном по ночам,

главным образом аппендициты и абсцессы, однако более или менее высыпался. В

отделении работали два старших врача – оба были хорошими учителями, которые

старались всячески поддерживать стажеров, но я – наверное, как и большинство

молодых врачей в то время, – никогда не просил о помощи, если в том не было

крайней необходимости. Неудивительно, что учился я быстро. Но и по сей день я с

глубочайшим стыдом вспоминаю совершенные мною ошибки, которых не

произошло бы, обратись я за помощью к наставнику. Насколько мне известно, как

минимум одна из них обернулась летальным исходом.

Я позабыл почти всех пациентов, которых лечил в тот год, точно так же как

разучился проводить рутинные для хирурга общей практики операции (что

обнаружилось в непальском мобильном госпитале). Но одного пациента я до сих

пор помню отчетливо – даже его имя сохранилось в моей памяти.

Это был мужчина за пятьдесят, который однажды вечером обратился в отделение

неотложной помощи вместе с женой. Одет он был элегантно – в бежевое пальто с

черным бархатным воротником. Он, как и его жена, держался чрезвычайно

вежливо, но с первых же слов сообщил, что раньше лечился по страховке у одного

из старших врачей нашего отделения. Однако срок страховки закончился, и

пришлось воспользоваться услугами Национальной службы здравоохранения.

Оба выглядели очень напряженными: возможно, предчувствовали, что уготовила

для них судьба.

Последние два дня у мужчины болел живот, причем боль постоянно усиливалась.

Я задал стандартные вопросы, чтобы прояснить характер боли: приходила ли она

и отступала волнами (врачи называют это коликами), получалось ли у него

выпускать газы, опорожнял ли он кишечник, рвало ли его.

– Да. Это началось сегодня, – сказал он, скорчив болезненную гримасу, – и запах

просто ужасный.

Про себя я отметил, что это почти наверняка каловая рвота – явный признак

закупорки кишечника. Я попросил пациента раздеться, и он лег на каталку в

огороженном шторами отсеке.

Живот был раздут, и на нем я увидел большие перекрещенные шрамы от

хирургических разрезов.

– Три года назад мне сделали операцию из-за рака толстой кишки, – пояснил

он. – После возникли проблемы, и я провел в больнице много недель –

потребовалось еще несколько операций.

– Но все было в порядке, пока два дня назад не начались боли, – добавила жена,

стараясь не терять надежду.

Я пропальпировал – так врачи говорят, когда ощупывают пациентов при

осмотре, – живот, и он оказался натянутым, словно барабан. А когда я его

перкутировал: надавил средним пальцем левой руки на живот, а затем резко

стукнул по нему средним пальцем правой руки – то услышал глухой звук. Я

прослушал живот через стетоскоп и услышал «звонкий тимпанический звук»,

характерный для непроходимости кишечника. Должно быть, мужчина долго

ждал, прежде чем обратиться в больницу, надеясь, что проблема разрешится сама

собой.

Кишечник чем-то забился, и чревато это тем же, чем и засорившаяся

канализация. Это причиняло пациенту сильную боль, потому что мышцы

кишечника активно пытались избавиться от «засора».

– Мы вас госпитализируем, – сказал я, прибегнув к успокаивающему

множественному числу, которое помогает врачу психологически уменьшить груз

личной ответственности за пациента. – Сделаем рентген брюшной полости, а

затем, наверное, вставим назогастральный зонд и установим капельницу.

– Насколько все серьезно? – спросила жена.

– Будем надеяться, что боль связана с послеоперационными рубцами и все

разрешится без особых проблем.

* * *

Итак, мужчину положили в хирургическое отделение. Рентген подтвердил

непроходимость кишечника: на снимке были видны петли кишечника,

заполненные газом. Ему не позволяли есть – питание осуществлялось

внутривенно, а жидкость из желудка всасывалась через назогастральный зонд.

Смысл такого режима в том, чтобы дать кишечнику «отдохнуть», и порой случаи

закупорки кишечника действительно разрешаются сами собой, без

хирургического вмешательства. Однако на этот раз ничего не вышло, и состояние

пациента ухудшалось. Через два дня после госпитализации старший врач решил

его прооперировать. Я ассистировал.

Мы вскрыли живот, разрезав надутую зарубцевавшуюся кожу и мышцы, и

обнаружили, что стенки кишечника срослись посредством рубцовой ткани. Часть

кишечника почернела – здоровые ткани отмирали, потому что отсутствовал

доступ кислорода. Если ничего не предпринять, больной умрет в течение

нескольких дней.

– Черт, дела плохи, – вздохнул мой начальник.

Он медленно приподнял покрытые рубцовой тканью кишки с помощью зажима и

просунул руку в брюшную полость пациента, чтобы изучить ее содержимое,