Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

Разговор в ресторане кончается репликой князя: «Про­щайте, мой поэт. Надеюсь, вы меня поняли...»

На улице они разошлись: князь сел в коляску с помощью лакея, а Иван Петрович пошел пешком. «Был третий час ут­ра. Шел дождь, ночь была темная...» — этими словами кон­чается третья часть романа «Униженные и оскорбленные». В сущности, уже кончилась история Наташи и Алеши — князь не оставил ни малейшего сомнения в том, что их отно­шения будут разорваны, Алеша женится на Кате. Но нам предстоит еще узнать, как это все сложится, как удастся князю справиться с Алешей, и, главное, мы должны еще уз­нать о судьбе и характере Нелли. На протяжении третьей части девочка была как бы в тени, наше внимание было по­глощено сватовством князя и последующими странными со­бытиями.

193

С тех пор, как мы увидели князя Валковского, прошло меньше недели. Достоевский показал его с такой точностью и подробностью, что, кажется, мы ничего уже больше не мо­жем узнать о князе. Но в последней, четвертой части князь еще появится на страницах книги, чтобы еще раз произвести впечатление «какого-то гада, огромного паука» и принести свою долю ужаса героям и читателям книги.

7 Предисловие к Достоевскому

Отступление седьмое

О РОМАНЕ «ИДИОТ»

У всякого свой любимый роман Достоевского. Я, конечно, не посмею оспаривать то мнение, что вершиной творчества Достоевского нужно считать его последний роман «Братья Карамазовы». Но зато каждый имеет право выделить для себя тот роман, который он больше других любит перечи­тывать, хотя уж и знает почти наизусть, а все возвращает­ся к любимым страницам. Такой роман для меня — «Идиот». Может быть, потому, что в нем Достоевский хотел изобра­зить идеального человека, каких вокруг него не было; чело­века, о каком автор, может быть, только мечтал — и, пред­ставив его читателям, не мог нарушить правду жизни и сде­лать героя счастливым. Казалось бы, все возможности для этого нашлись: герой нежданно-негаданно получил большое наследство, его любят две красивейшие женщины — но счастья нет, и горести, свалившиеся на князя Мышкина, воз­вращают его в то болезненное состояние, в котором он про­вел свою молодость.

С первых страниц, с первого описания князя Мышкина в сыром вагоне, подъезжавшем к Петербургу, меня привлека­ет его легкий плащ, его узелок с убогими пожитками, его внешность: «...молодой человек... лет двадцати шести или двадцати семи, роста немного повыше среднего, очень бело­ кур, густоволос, со впалыми щеками и с легонькою, вострень­кою, почти совершенно белою бородкой. Глаза его были большие, голубые и пристальные ... Лицо молодого человека было... тонкое и сухое, но бесцветное, а теперь даже досиня иззябшее».

Познакомившись в вагоне с сыном богатого купца Ро­гожина, едущим получать наследство в миллион с лишним, князь Мышкин и не обратил внимания на сообщение о мил­лионе. Зато сам он совершенно искренне и открыто отвечал на все расспросы соседа. «Готовность... отвечать на все воп­росы... была удивительная и без всякого подозрения совер­шенной небрежности, неуместности и праздности иных воп­росов».

Портрет князя дан в несвойственной Достоевскому мане­ре: безо всяких комментариев автора. Своих впечатлений о герое автор не сообщает, зато мы очень скоро видим, как воспринимают князя все сталкивающиеся с ним люди. Рого­жин, человек недобрый и очень нервный, с негодованием от­талкивает вьющегося вокруг него чиновника Лебедева, а Мышкину говорит: «Князь, неизвестно мне, за что я тебя по­любил. Может, оттого, что в такую минуту встретил, да вот ведь и его встретил (он указал на Лебедева), а ведь не по­любил же его. Приходи ко мне, князь...»

Ответ князя поражает смесью достоинства и простодушия:

«— С величайшим удовольствием приду и очень вас бла­годарю за то, что вы меня полюбили... Потому, я вам скажу откровенно, вы мне сами очень понравились...»

Следующий человек, с кем встречается князь Мышкин, — лакей генерала Епанчина, к которому князь направился, что­бы познакомиться на том основании, что генеральша — тоже из князей Мышкиных, хотя и не родственница. Князь разговаривает с лакеем так же простодушно и откровенно, как с Рогожиным, этим-то он и поражает опытного прислуж­ника. «Хотя князь был и дурачок, — лакей уж это решил, — но все-таки генеральскому камердинеру показалось наконец неприличным продолжать долее разговор от себя с посетите­лем, несмотря на то, что князь ему почему-то нравился, в своем роде, конечно».

Примерно так же воспринимает князя и генерал Епанчин: торопится уверить, что никаких родственных связей между ними быть не может, заявляет, что очень занят... Князь пре­красно понимает, что его не хотят принимать — и уже готов уйти, но генерал расспрашивает, и князь опять рассказывает историю, которую мы уже слышали от него в вагоне: о том, как он был тяжело болен, «частые припадки его болезни сделали из него почти идиота (князь так и сказал «идио­та»)», как лечился в Швейцарии — и между прочим упомя­нул, что может красиво писать. Генерал сразу решил прове­рить его и обнаружил, что князь талантливый каллиграф и можно его определить куда-нибудь на службу. Так генерал Епанчин, нисколько не собиравшийся поддерживать знаком­ство с этим нищим и к тому же больным человеком, сам того не замечая, вызвался ему помочь.

Семья генерала, жена и три дочери, были предупрежде­ны, что князь — «идиот», и даже им приказано было его «проэкзаменовать». «Экзамен» этот вылился в долгий разго­вор, во время которго генеральша сначала обнаружила, что князь Мышкин — «добрейший молодой человек», а потом стала с вниманием слушать его рассказ о жизни в Швейца­рии. Среди многих очень тонких и умных наблюдений князя (в их числе было уже известное нам рассуждение о послед­них минутах приговоренного к казни) было и такое замеча­ние: «Ребенку можно все говорить, — все; меня всегда по­ражала мысль, как плохо знают большие детей, отцы и ма­тери даже своих детей. От детей ничего не надо утаивать под предлогом, что они маленькие и что им рано знать. Какая грустная и несчастная мысль! И как хорошо сами дети под­мечают, что отцы считают их слишком маленькими и ничего не понимающими, тогда как они все понимают. Большие не знают, что ребенок даже в самом трудном деле может дать чрезвычайно важный совет». Эта мысль, дорогая Достоевско­му, не раз мелькнет на страницах его публицистической кни­ги «Дневник писателя» и много раз откроется в его романах. Достоевский уважал детей, любил их общество и сам мно­гому у детей учился. Князю Мышкину — идеальному сво­ему герою — он дарит любовь и привязанность к детям. Вот что еще говорит князь: «Но одно только правда, я и в самом деле не люблю быть со взрослыми, с людьми, с большими,— и это я давно заметил, — не люблю, потому что не умею. Что бы они ни говорили со мной, как бы добры ко мне ни были, все-таки с ними мне всегда тяжело почему-то, и я ужасно рад, когда могу уйти поскорее к товарищам, а то­варищи мои всегда были дети, но не потому, что я сам был ребенок, а потому что меня просто тянуло к детям».