Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

В одном из черновых набросков к роману «Идиот» напи­сано:

«Чем сделать лицо князя симпатичным Читателю?

Если Дон-Кихот и Пиквик, как добродетельные лица сим­патичны читателю и удались так это тем что они смешны.

Герой романа князь, если он не смешон, так имеет дру­гую симпатичную черту — он! НЕВИНЕН!» (все знаки До­стоевского). В этом сила его привлекательности.

Еще в гостиной Епанчиных князь признавался: «...я ведь сам знаю, что меньше других жил и меньше всех понимаю в жизни», так же невинен и простодушен он у Иволгиных, ко­гда Настасья Филипповна явилась к ним совершенно неожи­данно и, усевшись без приглашения на диванчик в углу, при­нялась бесцеремонно расспрашивать мать Гани о том, вы­годно ли «держать жильцов», и ужасаться тесноте, в кото­рой живет Ганя. Объясняя Настасье Филипповне, кто та­кой князь, Ганя чуть ли не вслух сказал, что он «идиот». Но князь, со всей своей предельной откровенностью отвечая на вопрос, где он мог видеть Настасью Филипповну, ска­зал: «Может быть, во сне...» — и этот ответ оказался луч­ше любых комплиментов, какие могли выдумать все ос­тальные.

В доме Иволгиных разгорелся скандал, спровоцирован­ный Настасьей Филипповной. Сестра Гани Иволгина не вы­держала и назвала Настасью Филипповну бесстыжей. «У Га­ни в глазах помутилось, и он, совсем забывшись, изо всей си­лы замахнулся на сестру. Удар пришелся бы ей непременно в лицо. Но вдруг другая рука остановила на лету Ганину ру­ку. Между ним и сестрой стоял князь».

Разъяренный Ганя, «в последней степени бешенства, со всего размаха дал князю пощечину».

Никто бы не поступил так, как князь Мышкин. Еще твер­до держалось убеждение, что смыть пощечину можно только кровью. Князь обязан — по кодексу чести своего времени — немедленно вызвать Гаврилу Ардалионовича Иволгина на дуэль. Но князь не знает кодекса чести и поступает так, как подсказывает ему совесть.

«— Ну, это пусть мне... а ее... все-таки не дам!.. — тихо проговорил он наконец: но вдруг не выдержал, бросил Ганю, закрыл руками лицо, отошел в угол, стал лицом к стене и прерывающимся голосом проговорил:

— О, как вы будете стыдиться своего поступка!

Ганя действительно стоял как уничтоженный...

— Ничего, ничего! — бормотал князь на все стороны с тою же неподходящею улыбкой».

Все свидетели этой сцены — на стороне князя. Рогожин кричит: «Князь, душа моя, брось их; плюнь им, поедем! Узнаешь, как любит Рогожин!» Даже Настасья Филип­повна как будто взволнована. Но князь поворачивается к ней:

«— А вам и не стыдно! Разве вы такая, какою теперь пред­ставлялись! Да может ли это быть! — воскликнул вдруг князь с глубоким сердечным укором».

Вот с этой минуты женщина, поразившая князя страда­нием, написанным на ее прекрасном лице, на свое горе по­любила его. Но далеко еще до ее гибели. Всякому другому писателю — не Достоевскому — хватило бы для целого ро­мана тех событий, которые уместились у Достоевского лишь в первой части.

В ответ на упрек князя Настасья Филипповна целует ру­ку матери Иволгина и «быстро, горячо, вся вдруг вспыхнув и закрасневшись», шепчет: «Я ведь и в самом деле не та­кая, он угадал».

Она ушла — со смятением в душе, а князь остался — тоже со смятением в душе. Он заперся в своей комнате, но, когда к нему зашел Коля Иволгин, тринадцатилетний маль­чик, князь не прогнал его, не погрузился в свои мысли, а вы­слушал и выразил желание познакомиться с товарищем Ко­ли. Иначе князь просто не умеет жить: каждый человек име­ет право на его уважение и доверие, в особенности если это не взрослый, а ребенок.

Разговор с Колей Иволгиным происходит в середине длин­ного-длинного и мучительного дня, когда рано утром князь Мышкин вернулся на родину после пятилетнего пребывания в Швейцарии. Уже бесконечно долго тянется этот день, на голову князя сыплются все новые неожиданности, он устал — сейчас бы самое время отдохнуть. Но доверительный разго­вор с мальчиком кажется ему настолько важным, что князь и не думает расставаться с Колей. Пройдет еще несколько часов, в течение которых князь безуспешно будет пытаться найти дом, где живет Настасья Филипповна, и напроситься в гости на день рождения — он снова встретит Колю, кото­рый не только укажет ему дом Настасьи Филипповны, но и сделает предложение: «...я скоро достану себе занятий и бу* ду кое-что добывать: давайте жить, я, вы и Ипполит, все трое вместе, найдемте квартиру...»

Доверие такого мальчика, как Коля, не просто было за­воевать — князь получил его сразу, не прилагая к этому усилий, естественно. Вероятно, именно потому Коля и почтил его своим доверием, что князь был простодушен и открыт.

Но главная победа князя происходит на дне рождения у Настасьи Филипповны. Его сразу принимают радушно, не слушая его извинений (а извинения тоже в характере князя: «Мне так захотелось к вам прийти... я... простите...»). Когда речь дошла до решения вопроса, выходить ли Настасье Фи­липповне замуж за Гаврилу Иволгина, она внезапно обрати­лась к князю: «Скажите мне, как вы думаете: выходить за­муж иль нет? Как скажете, так и сделаю».

Несмотря на изумление присутствующих: ведь сегодня она впервые в жизни увидела князя, серьезно ли это — ста­вить в зависимость от его ответа свою судьбу? — Настасья Филипповна, выслушав невнятный шепот князя: «...ннет... не выходите», объявляет всем, что вопрос решен.

Но ведь то, что сказал князь, и представляет собой един­ственно правильное решение, по справедливости. Ничего не пытаясь узнать, князь невольно узнал и услышал за этот длинный день достаточно, чтобы понимать: Иволгин собирает­ся жениться не на Настасье Филипповне, а на деньгах, кото­рые дает за ней в приданое ее бывший покровитель; потом он замучает ее попреками за эти же деньги. Князь прав — и все понимают это, хотя и протестуют против такого реше­ния. Причина протеста одна: «Почему тут князь? И что та­кое, наконец, князь?» На этот вопрос Настасья Филипповна отвечает не колеблясь:

«— А князь для меня то, что я в него в первого, во всю мою жизнь, как в истинно преданного человека поверила. Он в меня с первого взгляда поверил, и я ему верю».

Но в этот момент внезапно появляется Рогожин с пьяной компанией с пачкой денег в сто тысяч — он намерен купить Настасью Филипповну. Пересказывать все происходящее — кощунство, это надо читать так, как написано у Достоевско­го. Одно я осмелюсь напомнить: ведь Настасья Филипповна делает прямой выговор Гане Иволгину: «Да неужели ты ме­ня в свою семью ввести хотел? Меня-то, рогожинскую!.. Это он торговал меня: начал с восемнадцати тысяч, потом вдруг скакнул на сорок, а потом вот и эти сто...»

И тогда-то князь открывается во всей своей душевной красоте. Он заявляет, что возьмет Настасью Филипповну за­муж, «как есть, без ничего!» Она потрясена: «Чем жить-то будешь, коли уж так влюблен, что рогожинскую берешь за себя-то, за князя-то?»