Наталья Долинина - По страницам Войны и мира

«Борис в эту минуту уже ясно понял... что в армии, кроме той субординации и дисциплины,

которая была написана в уставе... была другая, более существенная субординация, та, которая за-

ставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как

капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщи -

ком Друбецким. Больше чем когда-нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в

уставе, а по этой неписаной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он

был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала...» (Курсив мой — Н. Д.)

Вот каков был результат разговора Бориса с Пьером в отдаленной комнате громадного дома

графа Безухова. То, чего не могла добиться унижениями и настойчивостью Анна Михайловна Дру-

бецкая, было достигнуто ее сыном легко, без труда, без унижений — наоборот, он даже удовлетво-

рил свою гордость. Очень спокойный и очень благоразумный молодой человек, хорошо знающий, где

что сказать, — таким он пройдет через весь роман: таким подслушает разговор царя о переходе

Наполеона через Неман и первым узнает о начале войны, и сумеет извлечь из этого выгоду; таким

сунется под руку к Кутузову перед Бородиным — с уместным восхищением ополченцами, которые при-

готовились к смерти и потому надели белые рубахи; таким он будет в гостиной Жюли Карагиной:

преодолевая отвращение, он скажет ей все любовные слова, каких она захочет, потому что ее мил-

лионы, леса и поместья дороже слов; и в будуаре Элен он будет таким же —Элен, со своими связя-

ми, продвинет его карьеру, — и только один человек на белом свете вырвет его на время из благо-

разумия и спокойствия — это Наташа; но и Наташу он отодвинет в сторону — ее женить -

ся же на бесприданнице, ведь Ростовы к тому времени разорятся...

Что же, Борис — плохой человек? В том-то и дело, что ни разу он не совершит ничего непо-

рядочного в прямом смысле слова. И, тем не менее, здесь, в верхнем этаже старого дома графов Без -

уховых, сошлись сейчас два юноши, воплощающие два мира: честный и бесчестный.

Перед каждым из юношей — длинная жизнь, полная событий, и не раз их пути перекрестятся.

Путь Пьера будет полон ошибок, заблуждений и разочарований, но всегда Пьер будет искать истину,

добро и справедливость. Борису все это не нужно — он будет искать карьеры, положения, денег, и

все это он найдет.

11

Но ведь это он же был, он — тот, с кем тоненькая девочка с счастливым лицом пошла в диван-

ную! Только это он потеряет: простое, естественное счастье, способность любить и быть любимым;

останутся у него чины, поместья, ордена, а человека не будет.

6. ДВЕ ДЕВУШКИ

Старый граф Безухов умер. Князь Василий не успел уничтожить его завещание в пользу Пье-

ра и взять все наследство Безухова себе.

Пьер ничего не понял в истории с завещанием — он думал о другом. В этом состоянии непо-

нимания Толстой оставляет его и переносит нас в дом другого екатерининского вельможи, последнего,

оставшегося в живых, — генерал-аншефа князя Николая Андреевича Болконского.

О судьбе Пьера мы узнаем в этом доме — из письма, написанного Жюли Карагиной, той самой

гостьей-барышней, что приезжала к Ростовым в день именин. Жюли горюет, провожая на войну

своих братьев, и пишет об этом подруге — княжне Марье Болконской, а старый князь Николай Ан-

дреевич, вручая дочери письмо, предупреждает:

«— Еще два письма пропущу, а третье прочту. . боюсь, много вздору пишете. Третье прочту».

И письмо Жюли, и ответ княжны Марьи написаны по-французски, поэтому, не углубляясь в

перевод, мы как-то проскальзываем мимо, а жаль — так ясно видны в этих письмах обе девушки: ис-

кренне неискренняя Жюли, каждое слово которой как будто продиктовано Анной Павловной Шерер

и проверено княгиней Друбецкой, и чистая, умная, естественная в каждом слове княжна Марья.

«Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе,

что половина моего существования и моего счастия в вас, что... сердца наши соединены неразрывными

узами... я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со

времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на

голубом диване, на диване «признаний»?»

Так начинает свое письмо Жюли — и невольно вспоминаются слова старого князя: «боюсь,

много вздору пишете...» Мы ведь видели Жюли, видели ее кокетство, ее улыбки, и никакой грусти в

ней не было заметно...

Княжна Марья принимает каждое слово подруги всерьез, за чистую монету, но в ответе ее —

при том, что он написан почти теми же словами, что письмо Жюли, — в ответе ее виден совсем дру-

гой человек.

Прежде всего, она утешает. Утешает бедняжку Жюли, жестоко страдающую в разлуке с ней:

«Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, — я, лишенная всех

тех, кто мне дорог? Ах если бы не было у нас утешения религии, жизнь была бы очень

печальна...»

В ее письме все — правда. Некрасивая (Толстой много раз подчеркнет: некрасивая, даже

жалкая!) одинокая девушка заперта в деревне с глупой француженкой и деспотичным, хотя и лю-

бящим отцом, — но о н а жалеет и утешает Жюли; она выстроила свой душевный замок, строгий и

чистый; ее религия — не пустые речи Анны Павловны Шерер о боге, который поможет праведнику

Александру I победить злодея Наполеона; ее религия вызывает уважение, потому что бог княжны

Марьи — это прежде всего справедливость, ее вера — эта прежде всего требовательность к себе:

всем другим она прощает слабости, а себе — никогда.

В письме Жюли есть два сообщения, очень важные для обеих подруг: одно — о предполагае-

мом сватовстве Анатоля Курагина к княжне Марье, и другое — длинное, туманное в нежное — о

«молодой Николае Ростове», ибо, по мнению Жюли, между нею и Николаем были отношения, слу-

жившие «одною из самых сладостных отрад» ее «бедного сердца, которое уже так много страда-

ло».

И ведь сама верит, бедняжка, тому, что пишет! Николай, польщенный вниманием Жюли и не ме-

нее польщенный ревностью Сони, действительно улыбался в ответ на призывные улыбки Жюли, а она

вырастала в своем воображении «столь поэтические и столь частые отношения...» Не торопитесь

осуждать ее — нет такой девушки, которая не строила бы воздушных замков на такой же шаткой

основе; ничего в этом нет худого — таково свойство молодости.

И княжна Марья не осуждает Жюли: «Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда