Фрэнсис Веллман - Искусство допроса. Как добиться признания вины?

Ерскин однажды потратил целый день на то, чтобы доказать присяжным, что его свидетель – сумасшедший, пока терапевт, помогающий ему в этом деле, не посоветовал Ерскину спросить свидетеля, считает ли он себя Иисусом Христом. Этот вопрос был задан Ерскином очень осторожно и деликатно и сопровождался просьбой простить его за непристойный вопрос. Свидетель, которого вопрос застал врасплох, посреди тишины, воцарившейся в зале, торжественно воскликнул: «Я есть Христос», – после чего дело и закончилось.

VII. Бессловесный перекрестный допрос

Ничто так не абсурдно и не являет собой бόльшую трату времени, чем перекрестный допрос свидетеля, который в показаниях не упомянул ни одного существенного факта против вас. И, тем не менее, хотя это и странно, суды полны молодых адвокатов – и, увы! не только молодых – которые считают, что обязаны перекрестно допросить всех свидетелей, принесших присягу. Кажется, они боятся, что их клиенты или присяжные начнут подозревать их в невежестве или неспособности вести дело в суде. Нередко случается, что эти ненужные допросы приводят к появлению новых теорий в деле в пользу противоположной стороны, и свидетель, который мог бы остаться безобидным, становится значительной помехой в деле.

Бесконечное количество свидетелей, с которыми мы сталкиваемся в суде, делает невозможным формулировку определенных правил, которые подошли бы ко всем делам. Редко удается встретить свидетеля, который один к одному похож на другого, допрошенного раньше, именно в этом и заключается прелесть нашего искусства. Определенный метод, используемый вами в конкретном деле, зависит от того, насколько вы считаете показания свидетеля важными, даже если они ложные.

Может случиться, что на вашей стороне так много свидетелей, которые смогут опровергнуть эти показания, что не стоит даже идти на риск, неизбежно связанный со сложным перекрестным допросом. В таких делах лучше всего оставаться на месте и вообще не задавать вопросов. Многое также зависит, что вполне понятно, от возраста и пола свидетеля. По сути, можно сказать, что поистине великий судебный адвокат – это тот, кто, великолепно зная все установленные правила своего искусства, понимает, когда их следует нарушить. Если свидетель – женщина и к концу ее основных показаний становится ясно, что она не по зубам допросчику, часто очень помогает подействовать на присяжных так называемый бессловесный перекрестный допрос. Резко встаньте, как будто вы собираетесь начинать допрос.

Свидетельница решительно повернется к вам, готовая разрушить вас первым же своим ответом. Это сигнал к тому, чтобы немного подождать с вопросом. Добродушно рассмотрите ее, как будто вы не уверены, стоит ли вообще ее допрашивать, а затем снова сядьте. Хороший актер может это проделать так, чтобы присяжные поняли, что он хотел сказать: «А зачем? Это же всего лишь женщина».

Джон Филпот Курран, известный в свое время как очень популярный адвокат, на втором месте после Ерскина, как адвокат по работе с присяжными, однажды провел такой бессловесный перекрестный допрос, но совершил ошибку и поделился своими мыслями вслух, перед тем как вернуться на место. «Вас бесполезно расспрашивать, то, что вы негодяй, написано у вас на лице». «Вы уверены, сэр? – ответил свидетель с улыбкой. – Я никогда раньше не знал, что мое лицо – зеркало».

Так как единственная цель перекрестного допроса – уменьшить ущерб, нанесенный показаниями, неблагоприятными для нашей стороны, необходимо помнить о том, что неудавшаяся попытка допроса только усиливает впечатление от свидетельских показаний в глазах присяжных. Поэтому можно повторять снова и снова: очень часто молчание достигнет большего, чем несколько часов допроса. Только опыт поможет нам определить, какой метод лучше использовать в каком случае.

Забавный пример этого произошел во время суда над Альфонсом Стефани, обвиненным в убийстве Клинтона Г. Рейнольдса, известного адвоката из Нью-Йорка, управляющего делами его отца. Защитой было сумасшествие, но заключенный, хотя и явно находясь на начальной стадии какого-то психического заболевания, не был в юридическом смысле сумасшедшим. Его осудили за убийство со смягчающими вину обстоятельствами и приговорили к пожизненному заключению.

Стефани защищал покойный Вилльям Ф. Хоу, эсквайр, который был одним из самых преуспевающих адвокатов по криминальным делам своего времени. Хоу не был великим адвокатом, но мастерство, с которым он обращался со свидетелями, встречающимися в таких делах, было почти на грани гениальности.

Доктор Аллен МкЛейн Гамильтон, выдающийся психиатр, специально изучил дело Стефани, в течение нескольких недель посещал его в тюрьме Томбс и подготовился к исчерпывающему описанию его умственного состояния. Доктор Гамильтон был нанят мистером Хоу и был главным свидетелем защиты. Но, вызвав его на свидетельскую трибуну, он не стал допрашивать своего свидетеля о его опыте работы с психическими расстройствами и осведомленности о всех видах сумасшествия и не показал присяжным, каким образом доктор наблюдал за состоянием заключенного. Хитрый адвокат, судя по всему, считал, что окружной прокурор Деланси Николл и его коллеги, представители противоположной стороны, были неопытными мальчиками, которые проведут длительный перекрестный допрос и позволят каждому ответу свидетеля сыграть вдвойне важную роль, так как вызваны эти ответы будут вопросами прокурора. Всегда считалось, что это предопределенный план действий врача и адвоката. В соответствии с этим во время прямого допроса мистер Хоу удовлетворился всего одной группой вопросов:

– Доктор Гамильтон, вы обследовали заключенного, не так ли?

– Да, сэр, – ответил доктор Гамильтон.

– По-вашему, он здравомыслящий или сумасшедший? – продолжил мистер Хоу.

– Сумасшедший, – ответил доктор Гамильтон.

– Можете приступить к перекрестному допросу, – прогремел Хоу, сделав характерный жест. Мистер Николл и его коллеги быстро посовещались.

– У нас нет вопросов, – тихо сказал Николл.

– Что! – воскликнул Хоу, – не задать знаменитому доктору Гамильтону ни одного вопроса? Хорошо, тогда я задам их сам! – и он повернулся к свидетелю и начал задавать вопросы о том, насколько тщательно тому удалось изучить симптомы заключенного и так далее, когда вдруг, по нашему возражению, верховный судья Ван Брунт попросил свидетеля уйти с трибуны, так как он уже закончил давать показания, и постановил, что, так как прямой допрос уже закончился, а перекрестного допроса не было, мистеру Хоу не оставалось ни-чего, кроме как вызвать своего следующего свидетеля!

Мистер сержант Баллантин в своей автобиографии «Некоторые случаи из жизни барристера», рассказывает о судебном процессе в деле об убийстве. Обвиняемой была женщина с очень приятной внешностью, которую обвиняли в том, что она отравила своего мужа. «Положение их было скромным, и предположительно она отравила его, чтобы получить деньги из похоронного фонда, а помимо этого, она состояла в неподобающих отношениях с молодым чело веком, живущим неподалеку. В теле умершего было обнаружено маленькое количество мышьяка, и во время защиты я предположил, что тут возможно и другое объяснение – неосторожное обращение с ядом во время уничтожения крыс. Мистер Барон Парк настроил присяжных благосклонно по отношению к заключенной, специально делая акцент на незначительном количестве мышьяка, найденном в теле, и присяжные без особых колебаний признали ее невиновной. Доктор Тейлор, профессор химии и опытный свидетель, доказал наличие мышьяка, и, я думаю, к великому огорчению моего солиситора, который жаждал увидеть суровый перекрестный допрос, я не задал ни одного вопроса. Он сидел на скамье около судьи, который, после заключительного слова и до вынесения приговора, заметил, что он удивлен найденным количеством мышьяка, на что Тейлор сказал, что, если бы ему задали этот вопрос, он бы док 17азал, что этот факт, взятый вместе с остальными, упомянутыми в доказательствах дела, указывал на то, что на самом деле было принято очень большое количество мышьяка. Профессор знал, что никогда не стоит предлагать доказательства, и адвокат обвинения сам не задал нужного вопроса. Мистер Барон Парк, узнавший об этом инциденте случайно, не посчитал нужным использовать эту информацию – таковым был мой первый урок в искусстве «бессловесного перекрестного допроса».