Неизвестно - Еленевский Мытари и фарисеи

— А если он.

— Все будет нормально.

Я присмотрел небольшую пологую площадку, и мы, как американские переселенцы, поставили на ней машины в квадрат.

— Надо бы оборудовать отхожее место, — предложил дядя Гриша, — а то первый пойдет без проблем, второй с осторожностью, а третий обязательно вляпается. Нас вон сколько!

Довод показался убедительным.

— У меня наверху багажник, у тебя тоже, поставим машины задом друг к другу, а между ними поверху зацепим буксировочный трос, — предложил он, — на него навесим покрывало, внутрь прикрепим от аккумулятора переноску.

Все у дяди Гриши получилось отменно, он рад был хоть чем-то оказаться полезным. Даже выкопал выгребную ямку и рядом с ней вбил колышек:

— Будет за что держаться, а то вдруг кто кувыркнется.

В средине автомобильного квадрата разостлали подстилки, одеяла. Детям приказали ложиться в середку. Взрослые разместились по краям. Супруга «вол­жанина» ночевать на земле не решилась, боязливо пожала полными плечами:

— Здесь столько разной гадости. Нет, я уж как-нибудь в кабине.

Дядя Гриша предложил мне выпить по стопке коньяка: «Это когда друг- армянин убегал, как и мы, к себе на родину, мне подарок сделал. Напиток получше самого «Арарата»». Я отказался и без стопки уснул в одно мгнове­ние.

Лейтенант, как и обещал, приехал еще до начала переправы.

— Такое дело. надо сброситься. это помимо тарифа. переправа стоит сущий пустяк, но если мы хотим первыми, придется платить.

Он отнес деньги в домик паромщиков, вернулся довольный и весело при­казал:

— Выстраиваться в колонну за мной. Подъезд к парому справа, под шлаг­баум, мои парни будут прикрывать, чтобы никто следом не сунулся, иначе начнется такой шурум-бурум, что не устоим.

Мы в точности выполнили все его указания и первыми погрузились на речной паром. Вначале с десяток разъяренных человек бросились нам напере­рез, но увидев омоновцев с автоматами, поумерили прыть. Погрузились на удивление спокойно и уверенно, только «Волга» скребнула днищем по желез­ной оковке парома. Омоновский водитель вместо дяди Гриши сел за руль «Москвича» и аккуратно припарковал его в общий ряд.

Речной буксир, взревев двигателем так, что от него потянулся шлейф черного дыма, уверенно потащил паром через мутную, всю оплетенную кружевами виров Амударью к противоположному берегу. От нас отдалял­ся, словно побитый оспой, усеянный в ожидании очереди автомобилями узбекский берег, на котором, как нам хотелось, остались все горести и печали.

В Чарджоу расстались с лейтенантом Нурсултановым и его бойца­ми. За эти сутки сроднились. Все по очереди, даже дети, жали ему и его товарищам руки, расставание вылилось в слезы и в бесконечную благо­дарность.

— Ну, товарищ подполковник, теперь колонну вверяю вам, как старшему по званию, — он лихо взял под козырек. — Счастливо доехать.

— И тебе тоже, брат.

Он улыбнулся:

— Аллах милостив!

Через полгода узнаю от Гульмана, с которым встретимся в Клину, куда я поеду за своими вещами, а Гульман специально примчится из Москвы, что за превышение должностных полномочий и ранение двух гражданских лиц, не оказавших ему и его бойцам никакого сопротивления, лейтенанта Нурсулта- нова лишат милицейского звания и отдадут под суд.

— Хороший бы из него получился офицер. — На душе стало грустно.

— Почему получился бы, — возразил Гульман, — он таким был.

***

В Чарджоу мы задержались из-за дяди Гриши. Он сказал, что надо поме­нять термостат, потому как до Красноводска «Москвич» не дотянет.

— Угроблю мотор, тогда совсем хана. Вы езжайте, а я покантуюсь, сде­лаю, а там помаленьку, как придется.

Все решили, что дядю Гришу оставлять не будем. Он обрадовался:

— Пока то да се, поменяю, — заверил он, — а так ведь сплошная мука. Перед поездкой заменил, позарился на новый, вот и всучили такой, будь они неладны. — И побежал на местный базар. Вернулся огорченный и удручен­ный: — Столько разного барахла, а этой штуки нет.

Майор предложил вообще выбросить термостат и соединить патрубки напрямую.

— Как же без термостата? — удивился дядя Гриша.

— К зиме поставишь, а сейчас можно и без него, гарантирую, никаких проблем не будет, — заверил майор, который, по всей видимости, неплохо разбирался в технике.

Пока занимались «Москвичом», к нам на зеленых «Жигулях» присоеди­нилась молодая пара. Рослый парень вначале к нам присматривался, затем подошел, стал расспрашивать. Наши отвечали неохотно. Он пояснил, что едет из Карши с женой и годовалым ребенком. Добирается в Ставрополье. Итак, на одну машину колонна стала длиннее.

В шумноголосой прохладе Каракумского канала, где птичий гам из бли­жайших зарослей ивняка стоял такой, что заглушал звук мотора, асфальта не было видно из-за вдавленных в него погибших птиц, в машине спустило заднее колесо. Мне вовремя помахали красным флажком, и я остановился, иначе бы от покрышки остались лохмотья. Майор сказал, что подождут, пока поставлю запасное, но я настоял, чтобы они ехали:

— Управлюсь мигом и догоню.

Колонна уехала, а мне, чтобы достать запаску, пришлось освобождать багажник, затем упаковать все по новой, мигом не получилось. Провозился с полчаса, если не больше, поэтому стал давить на газ, а здесь, как назло, впереди два трактора везли огромные прицепы свежего сена и никак не дава­ли обогнать. Я сигналил, моргал дальним светом, все бесполезно, дорогу не уступали. Сидевший рядом сын рассудительно проговорил:

— Ладно, пап, трактора ведь. Они далеко не едут, где-нибудь да свер­нут.

— Шею бы им, подлецам, свернуть.

Внезапно шедший попутно трактор притормозил, а тот, что ехал по встречной, ускорился и резко ушел вправо, я помахал ухмылявшемуся трак­тористу кулаком:

— Совесть надо иметь!

— Папа! — закричал сын и резко рванул руль на себя. Машина вильну­ла, и в это мгновенье мимо нас на огромной скорости промчалась встречная «Волга». Промчалась так близко, что мы едва не цапнули друг друга боковы­ми зеркалами. Я весь облился холодным потом. От крика на заднем сиденье проснулись жена и дочь:

— Что случилось?!

До меня дошло: нас вели и подставляли под встречную. Представил, что стало бы, вовремя не крутни сын руль: лоб в лоб. И бескрайняя степь вокруг. Знакомый холодок смерти коснулся лица, но раньше он не был таким страшным, как сейчас. Начал бить озноб, и я почувствовал, как пристально смотрели на меня глаза Божией Матери, рука вдруг сама поднялась для крест­ного знамения.

— Пап, ты чего? — удивился сын.

— Ничего, сынок, все нормально.

Некоторое время, пребывая в трансе, ехал медленно и с ненавистью посматривал в боковое зеркало: трактора также снизили скорость. В голову закралась шальная мысль: а не пальнуть ли по ним из ракетницы. Представил, как вспыхнут прицепы, словно порох: «.пусть сгорят, дотла сгорят».