Неизвестно - Еленевский Мытари и фарисеи

Здесь нас настигли с десяток мотоциклистов. Стая злобно ревела мото­рами. Она то обгоняла нас, то возвращалась обратно. Жена встревоженно посматривала в их сторону, кто-то в колонне громко просигналил, чем вызвал там еще большую злобу. Дело принимало плохой оборот, я сунул руку под сиденье, достал подарок Парамыгина и покачал гранатой на ладони. Стаю словно сдуло приморским ветром, и она исчезла за ближайшей горой.

В Красноводске столпотворение оказалось куда большим, чем на Аму­дарье. Три дня море штормило, паромы задерживались, и машин скопилось изрядно. Хорошо, что перед этим начальник штаба ракетчиков дозвонился до коменданта порта и попросил оказать нам полное содействие.

— Да, там теперь не проблема — проблемища, а мы с ним подруживаем.

Комендант сразу выписал посадочные талоны на ближайший паром,

сказал, что по прибытии судна патруль вместе с милицией поможет нам вкли­ниться в очередь, иначе никакие талоны не помогут.

— По этим талонам и билеты возьмете. А то с рук они в три раза дороже, если не в пять. Да, подполковник, берегите машины, ни на секунду не оставляй­те без присмотра, — предупредил он, — особенно ночью, воровство жуткое, снимают все, из салона также тащат все. И то, что лежит на внешнем багажни­ке. Поэтому скажи своим, чтобы в машине обязательно кто-нибудь сидел.

Дядя Гриша из объемной пластиковой канистры налил две бутылки коньяка:

— Передай коменданту, хороший человек.

Наверное, это все, чем мы могли его отблагодарить, так же, как и благо­дарили подполковника в Ашхабаде.

Мы собрались, и я объяснил ситуацию так, как мне о ней рассказал комендант. Недалеко от нас истошный женский крик начал звать милицию, мы с майором решили узнать, что случилось.

Кричавшая женщина, увидев нас, бросилась как к спасителям, на что рас­строенный супруг досадливо заметил:

— Это же не милиция, а вояки.

Она набросилась на него с кулаками:

— Все вояки, только ты у меня соплями исходишь. — И уже к нам: — Пошли искать туалет, вернулись, а багажник на машине пустой. А там вся одежда, понимаете, вся! Говорила, давай вовнутрь переложим, так нет, дочь посмотрит, а она, пока мы ходили, уснула. Вот, веревки обрезали и унесли!

— .Такое дело, — стал пояснять угрюмый мужчина, — припекло ее, говорю, вон, иди за угол, все туда бегают, нет, подавай туалет. А где он? Вижу, двое стоят, беседуют, похожи на работников порта, подошел, так, мол, и так. Они подозвали пацана, вот он покажет, этот пацан как повел, так еле обратно дорогу нашли. Да и какой там туалет, все загажено, не подступиться.

— Опять я виновата, у тебя кругом я виновата, — она заплакала, — а там ведь вся одежда.

Слово «одежда» она произнесла как «надежда». Из кабины на нас смотре­ло испуганное усталое веснушчатое личико полусонной девчушки.

Мы вернулись и договорились: помимо всего прочего налаживаем общую охрану, поскольку в ожидании парома придется ночевать.

Дядя Гриша налил нам с майором по рюмке коньяка за благополучную посадку.

— От расстройства желудка он тоже помогает. — Но вспомнив о своих похождениях, уточнил: — Да только не всем.

Ночь не принесла ни сна, ни отдыха. Портовая жизнь не замирала ни на минуту, будоража все вокруг басистыми гудками, тонкими свистками, воем сирен. «Ваукал» маневровый тепловозик. Постоянно роились автомобили. Расположившись рядом, веселая кампания о чем-то азартно спорила, крича­ла, считала деньги. Несколько пьяных женщин исходили призывным хохотом, пары закрывались в кабине с выгоревшим до белизны тентом уазика, затем выползали, тут же справляли нужду и опять хохотали.

— Содом и Гоморра, — брезгливо поморщилась жена и приказала детям не смотреть в ту сторону.

В полночь у притемненной длинной стены портового кафе началась какая-то ругань, перешедшая в драку. Жена бросилась ко мне и умоляла не ввязываться:

— У нас еще дорога, там сами разберутся. Может, что в уазике не поделили.

Утром к нам подошел милиционер, достал из сумки лист бумаги, ручку,

буднично сказал:

— Там, у кафе, ночью человека зарезали, может, вы что видели или слы­шали?

На усталом небритом лице прописалось абсолютное безразличие к тому, что мы собирались говорить. Оно было настолько явным, что жена поспеши­ла ответить:

— Ничего такого не видели и не слышали.

— Вот и хорошо, фамилия ваша как, где живете? Нигде? Как нигде? Хотя, — и он махнул рукой, — вот поставьте здесь свои подписи.

Погрузка на паром подтвердила слова коменданта, что если где и суще­ствовал ад, то в порту было преддверие к нему. Здесь никто никому не желал уступать дорогу: машины ревели моторами, царапались, мялись, задние тыка­лись в передних, жались так, что палец не просунуть. Дядя Гриша удрученно проговорил: «Во идут, как приколоченные, что с нами-то будет?» Несколь­ко черноусых горластых мужиков попытались с деловым видом разорвать колонну, двигавшуюся к огромному открытому рту парома, встав на ее пути, но вынуждены были отскочить, чтобы не оказаться под колесами.

— Блатникам путь прокладывают, не получилось, — усмехнулся майор.

Я не знаю, как бы мы погрузились, не сдержи свое слово комендант.

Прибывший военный патруль вместе с дюжиной рослых, в бронежилетах милиционеров протянули через колонну ограждение, и прыткий капитан с красной повязкой на рукаве по моей просьбе вскочил за руль «Москвича», оглянувшись, он крикнул, словно поднимал нас в атаку:

— За мной, на причал! Весь остальной народ вместе с сержантом Тихо­новым к трапу на борт, он сопроводит! Быстрее, иначе сомнут!

Все происходило так, словно я выводил свой вертолет на боевой курс. И уже не было причала, и не было впереди разинутого рта парома, а только горы, дудуканье пулеметов и чертово отверстие в одной из них.

Когда мы оказались внутри, капитан исчез так быстро, что я не успел его поблагодарить.

— Вот сюда, сюда, — в просторном трюме распоряжался азербайджа­нец с ястребиным носом, — занимайте правый ряд, машины на ручник и на скорость. Подальше от вагонной колеи, подальше. Бензин в канистрах есть? — Он подошел к «Волге»: — Спрашиваю, бензин в канистрах есть?

«Волжанин» замотал головой.

— Открывай багажник! А это что? Кому написано разъяснение, что в канистрах бензин перевозить запрещено, а ты еще и врешь! Сережа, ты где? — позвал оно своего помощника. — Забирай канистру.

Очкарик засуетился, посмотрел в мою сторону, я ему накануне говорил, чтобы тот заполнил бак под завязку, а остатки отдал кому-нибудь из попутчи­ков, и он заверил меня, мол, что и сделал.

— Я уплачу, скажите, сколько?

— Оставь деньги себе, в Баку бензин есть, там заправишь машину. Какие деньги, это же паром, баранья башка, — возмутился азербайджанец. — Заби­рай, Сережа!