Дэвид Годман - Преображающие встречи с Раманой Махарши

Много людей сообщали о драматических событиях, происходивших когда Бхагаван смотрел на них, говорил с ними или просто улыбался им. Когда произошло наивысшее переживание Лакшманы Свами, он даже не был в одной комнате с Бхагаваном. Он сидел снаружи нового холла, заглядывая через открытый дверной проем.

Когда я спросил Лакшману Свами, как ему удалось получить благодать Бхагавана так быстро и так полно, он улыбнулся и ответил: «Я закончил всю свою работу в предыдущих жизнях. Я был готов».

Бхагаван иногда говорил о трех категориях духовных ищущих. Некоторые подобны пороху, загорающемуся от одной единственной искры. Некоторые похожи на древесный уголь, нуждающийся в небольшом нагревании, прежде чем загорится. Другие – как сырое дерево, которое нуждается в долгой просушке, прежде чем будет готово к горению. Когда Лакшмана Свами прибыл в Раманашрам во второй половине 1949 года, он был полностью готов к божественной искре.

Я учился в местной начальной школе, потом в окружной средней школе, но нигде не испытывал какого-либо интереса к преподаваемым предметам. Я никогда не усердствовал в учебе, и мне удавалось сдавать ежегодные экзамены только благодаря полезной способности запоминать тексты наизусть после того, как прочту их один-два раза. Мои оценки обычно ставили меня в средние ряды по успеваемости в классе, но даже это скромное достижение, казалось, удивляло моих одноклассников, потому что никто из них не видел, чтобы я делал какие-нибудь задания. Единственным предметом школьной программы, к которому у меня был интерес и способность, было рисование. Я обнаружил, без какого-либо обучения или практики, что могу рисовать реалистичные портреты, и рисование стало единственным предметом, в котором я был впереди всего класса. Вне классной комнаты я с энтузиазмом участвовал в различных групповых играх, таких как лапта и футбол, но когда игра заканчивалась, я никогда особо не общался с другими мальчиками, так как предпочитал одиночество. Хотя я не был общительным, как другие, я, казалось, был довольно популярен, обладая чувством юмора и врожденной способностью смешить людей.

В детстве я не испытывал никакого интереса к традиционным религиозным практикам. Моя мать иногда брала меня в местные храмы, но даже в очень молодом возрасте я интуитивно знал, что проведение ритуалов перед каменными статуями бессмысленно.

Маленьким, помню, я спрашивал маму: «Как может этот камень быть Богом? Бог иногда говорит с преданными. Как камень может говорить?»

Мать отвечала: «Бог говорит только со священниками, когда занавес перед образом опущен».

Мой следующий вопрос был: «Как камню удается съедать всю пищу, которую ему подносят?»

И услышал вариацию того же самого ответа: «Священники кормят Бога подношениями за опущенным занавесом».

Хоть и был еще мал, я не мог поверить, что такое возможно, и поэтому рос, практически не испытывая интереса к религиозным действам.

На семнадцатом году, когда я еще учился в школе, произошел необъяснимый случай, изменивший всю мою жизнь. Я спал в родительском доме, когда на меня, казалось, стала опускаться некая неведомая сила. Я проснулся от огромной тяжести, давящей мне на грудь, и первое, что пришло мне в голову, что какая-то неизвестная злая сила пытается убить меня. Немедленно и спонтанно из меня громким ревущим голосом вырвались слова мантры: «Рама, Рама!». Я вовсе не намеревался сказать их, они сами по себе вырвались из меня с большой силой. Злое присутствие, которое не могло противостоять их силе, тут же исчезло. Я никогда не повторял эту мантру прежде, и тем более мне никогда не приходило в голову, что она обладает какой-то силой. До этого замечательного случая я абсолютно скептически относился ко всем вопросам религии, но моя нехватка веры не могла противостоять этому непосредственному, личному опыту. Придя к выводу, что в мантре должна быть какая-то сила, я стал регулярно повторять ее. Одновременно я также начал делать пранаяму, йогические дыхательные упражнения.

Я должен был признать, что спонтанное извержение этой мантры Рамы каким-то образом спасло меня, но мой ум не мог понять произошедшего. Я чувствовал, что нуждаюсь в каком-то объяснении того, почему эта молитва так преуспела в противостоянии злой силе. Я перебирал в уме людей, которых знал, надеясь, что вспомню того, кто мог бы дать мне удовлетворительное объяснение, но в кругу моих друзей или родственников не было никого, чьему суждению я по-настоящему доверял бы. В конце концов я решил об этом молчать. Хотя это был замечательный случай, спасший меня от смерти, я ни с кем его не обсуждал.

Вскоре после этого странного случая мой образ жизни стал меняться. Я начал вставать в 3:00 каждое утро, чтобы ходить на долгие прогулки вдоль железнодорожных путей. Я ходил к мосту, пересекавшему местную речку. Пока было еще темно, я прыгал или даже нырял в речку и купался. Я никогда не плавал прежде, и это чуть не привело к моей смерти. Однажды утром меня засосало в водоворот, но мне хватило духа, чтобы не бороться с ним. Вместо этого я позволил себе отдаться ему. Меня закрутило ко дну реки, потом вытолкнуло в сторону, и я оказался на поверхности спокойной воды. В один из последующих дней я угодил ногой в отверстие на железнодорожных путях и сумел освободить ее лишь за несколько минут до того, как прошел поезд. Это была, и все еще есть, очень оживленная дорога [91], и во время одной из моих утренних прогулок я нашел чей-то изуродованный труп, кто-то оказался менее удачливым, спасаясь от приближающегося поезда. Я оставил тело, где оно было, так как не хотел впутываться в эту историю.

Я предпринимал эти опасные ранние прогулки не просто потому, что чувствовал потребность в физических упражнениях. После моего утреннего купания я обычно сидел в медитации, практикуя пранаяму и джапу имени Рама. Иногда для разнообразия я делал пранаяму , все еще находясь в воде. Эта ежедневная программа длилась около двух часов. Приблизительно в 5 часов я шел обратно домой. Однажды, когда я спускался с дороги, меня укусила ядовитая змея, и мне пришлось вырубить отравленную плоть острым камнем, но даже это не удержало меня от ежедневных прогулок. Эта тяга вставать в 3 часа утра, чтобы плавать и медитировать, длилась в течение нескольких лет [92].

Медитация и пранаяма привели к некоторому умиротворению ума, но они не дали мне ответов на философские проблемы, которые начинали занимать мой ум. Я стал задаваться вопросами о природе мира и моих отношениях с ним, и стал остро осознавать, что не способен решить эти проблемы самостоятельно. Эта неспособность найти удовлетворительные решения породила во мне чувство разочарования. Поскольку направлять меня было некому, а сам я не мог разобраться во всем этом, я решил, что мои проблемы могут быть разрешены, только если мне явится Господь. Но видение не появлялось, и я расстраивался все сильнее.