Алексей Дударев - Белые Росы

Васька оттолкнулся от асфальта, как вратарь, пролетел в воздухе и мерт­вой хваткой вцепился в заднее колесико.

На асфальт, Ваське на голову со звоном посыпались разнокалиберные бутылки... Васька нервно вскочил, по инерции быстро поднял коляску, все еще надеясь обнаружить там ребенка. Но ребенка не было. Были бутылки.

Хозяин посуды уже не бежал. Он шел и смеялся.

Рука Васьки сжала горлышко бутылки. Он встал и с бутылкой пошел на этот смех, как с гранатой на танк.

— Фашист... — закричал он. — Геббельс проклятый!

Мужчина развернулся и побежал. Васька за ним!

— Стой, гадюка!!! Все равно не уйдешь!

— Ненормальный! — обернулся, закричал мужчина. — Кто тебя просил? Столько бутылок разбил!!!

Васька швырнул бутылку ему вслед. Мужчина пригнулся, бутылка пронес­лась над ним и врезалась в ветровое стекло идущих навстречу «Жигулей».

Брызнуло во все стороны стекло.

Измятого, исцарапанного, с изодранными на коленях брюками, его вывел из здания нарсуда сержант.

— Гад! — зло выдохнул на крыльце Васька.

— Ну, ну... — строго сказал сержант.

— Да не судья... Тот гад... С бутылками. Вешать таких мало...

— Иди...

— Руки за спину или как?

— Как хочешь...

Пошли по улице.

На остановке троллейбуса Васька увидел почтальоншу из Белых Рос.

— Верка! — позвал он.

Верка оглянулась.

— Зайди вечером к нашим! — попросил Васька. — Скажи, пускай не волнуются! Я в тюрьме!

— Чего ты орешь? — сквозь зубы прошептал сержант.

— Слушай, начальник, а амнистий у вас не полагается? — не останавли­ваясь, спросил у милиционера Васька. — Мне с Марусей надо развестись...

Верка так ничего и не спросила у Васьки.

— Скворцов! — крикнул с улицы кому-то сержант, как только они вошли во двор отделения милиции. — Принимай пополнение!

В открытом окошке первого этажа появился уже знакомый Ваське старшина.

— Здоров, композитор! — весело приветствовал он Ваську. — Доигрался?

Васька не ответил.

Васька и старшина курили на скамейке.

— Так чего же ты не рассказал, как все было? — с досадой спросил стар­шина.

— А он меня спрашивал? — рассердился Васька. — Бросал бутылку? Бросал... Стекло разбивал? Разбивал... За воротник закладывал с утра? Было, говорю... Получи и распишись! И смотрит, так на меня смотрит, будто я пол пот какой-нибудь!..

Старшина вздохнул:

— Как, ты говорил, тебя зовут в деревне?

— Чунчабарабанча, а что?

— Правильно зовут... Ты же, может, несколько человек от смерти спас! Если бы коляска выкатилась на проспект, представляешь, какая бы каша была...

— Ну...

— Гну! — даже зло сказал старшина. — За хорошее дело умудрился десять суток схлопотать...

Васька пренебрежительно махнул рукой:

— Отсижу... Тут дело не в этом... А в том, что нельзя так... Раньше попро­буй пустую колыску покачать — по рукам дадут... Нельзя, грех... А он бутыл­ки в ней возит... Алкаш проклятый...

Старшина встал:

— Пошли в кабинет... Дам бумагу, напишешь, как все было...

— Не, не, не! — замахал руками Васька. — Я лучше на вторые десять суток сяду, чем жалобы писать... Нашел писателя!

— А ну, пошел! — старшина схватил Ваську за плечи и толкнул к двери.

— Не имеешь права! — защищался как мог Васька.

Сашка, небритый, сидел в аэропорту. Дикторша вещала безразличным голосом: «Уважаемые пассажиры, рейс № 7791 задерживается на шесть часов по метеоусловиям Красноярска».

Сашка стукнул кулаком по скамейке и беззвучно выругался, тоскливо стал рассматривать уже изученный до мелочей зал ожидания. И видит такую сцену.

Прямо на полу, под картиной «Запорожцы пишут письмо турецкому сул­тану», расположился на ужин коренастый веселый сибиряк... С удовольстви­ем уплетает сало с хлебом, между ног стоит большая бутылка «Пшеничной». Поест, поест, облизнется, потом набулькает полный стакан водки, хряпнет и не сморщится. Сибиряк!

Два милиционера появились:

— Пройдемте...

— Куда? — опешил сибиряк и удивленно спросил: — За что?

— Быстро собирай все и пошли. Совсем обнаглел!

— Да вы что, ребята? У меня же самолет!

— Собирайся...

— Да что я сделал-то? — чуть не плачет сибиряк и вдруг, перехватив взгляд на бутылку, начинает хохотать: — Ой, братцы! Ну, вы даете! Это же вода! Колодезная... Из наших ключей. Мне моя Зинка всегда на дорогу дает... А вы... Ой, не могу!

— Рассказывай, рассказывай...

— Да попробуйте, елки зеленые!

— Гражданин!

— Ну, понюхай хоть...

Милиционер понюхал, не поверил собственному носу, попробовал. Вода!

— Ну, а зачем ты ее возишь за собой? Вон ведь вода! — показал тот, кото­рый пробовал, на мраморный фонтанчик в углу.

— Я такую не пью. Она с железом.

— Ну и что?

— Не хочу, чтобы у меня внутри железо было.

Милиционеры ушли.

Сашка подошел.

— Дай воды...

— На! — сибиряк налил полный стакан.

Сашка маленькими глотками опорожнил его.

— Понимаешь, брательник, какая штуковина... Зинка моя... Ну, ударни­ца! Сама, понимаешь, кнопочка такая, в кармане носить можно, а сына на пять кило отчебучила... Орет, как бугай! За витаминами отправила. Трактор бросил, за витаминами лечу. Ты представляешь, сколько при таком весе вита­минов надо, чтобы все путем было! Как вода? Скажи... Из моего колодца... Полгода рыл, думал, до Пентагона докопаю... Нигде такой нет.

— Есть, — сказал Сашка. — У нас в Белых Росах.

— А это может быть, — неожиданно легко согласился сибиряк.

Лайнер стремительно пробежал по взлетной полосе, лег большими сере­бристыми крыльями на упругий прозрачный воздух и понесся догонять оди­нокое облачко на горизонте.

Поздно ночью Мишка Кисель вошел во двор старика. Он был одет в свет­лую куртку с молнией, на плече — рюкзак. Постучал негромко в окно:

— Дядька Федос!

Окно распахнулось, в нем показался весь в белом старый Ходас.

— Чего тебе?

— Топор-то отдай, — тихо и жестко попросил Кисель.

— Вон в углу торчит, — кивнул старик.

Кисель подошел, вырвал из бревна топор, вернулся.

— Ваську позови...

— Сидит Васька, — вздохнул старик.

— Как... сидит? — удивился Кисель.

— В городе чего-то набедокурил... Десять суток дали... К Марусе заходил?

— Нет.

— Зайди.

Кисель покачал головой:

— Боюсь... Остаться могу, — глухо промолвил Кисель и пошел в темноту.

Старик еще долго сидел в окне.

Кричали первые петухи.

Кисель вышел на шоссе перед изогнутой стрелой указателя. Остановился, перевел дух, поправил на плече рюкзак, какое-то время смотрел на исцарапан­ный указатель. Потом легко одной рукой разогнул его, глянул в последний раз на темную спящую деревню и быстро-быстро пошел по шоссе к освещенному электрическими огнями городу.

И вот наступил тот день для жителей неперспективных Белых Рос, когда все сомнения по поводу дальнейшей судьбы деревни одним махом разрешились.