Игорь Минутко - Что там, за поворотом?

— Мальчишки, — сказала Катя, — я на тот берег перейду. Смотрите, какие там цветы. Букет нарву.

Катя сняла сарафан и вошла в воду. Здесь ей было по колено, дно постепенно опускалось, вода поднималась все выше; Катя ойкала, но шла дальше. «Смелая Катя девочка», — подумал Витя, устраиваясь рядом с Вовкой.

«Вот и заканчивается наше путешествие, — думал он теперь с грустью. — Просто необыкновенное путешествие! Всего пятнадцать километров проплыли, не больше. А сколько всего видели! От Москвы до Владивостока двенадцать тысяч километров. — Витя зажмурился, попытавшись представить это гигантское расстояние. — Сколько же чудес, наверно, в нашей стране! Сколько необыкновенных мест! Если бы все увидеть своими глазами!..

На том берегу Птахи через кусты, не разбирая дороги, бежала Катя. Она влетела в речку, то по дну, то вплавь добралась до места, где был причален «Альбатрос». Мальчики бросились ей навстречу. Катя выбралась на берег. На бледном лице застыл испуг, глаза были широко открыты.

— Там... Там три дядьки... Машина в кустах спрятана. И вещи... — Катя никак не могла отдышаться. — Краденые...

Витя и Вовка переглянулись. У Вити слабость вступила в ноги и слегка заболел живот.

— Мальчишки, что делать? Ведь это воры!.. Те...

— Идем, покажешь, — решительно сказал Вовка. — Надо придумать, как их задержать.

— Я... я... боюсь... — Катя сделала шаг назад.

— Мы незаметно подкрадемся, — сказал Витя, стараясь сдержать дрожь в коленях.

— Пошли! — Вовка первый шагнул к реке.

— Альт! Сильва! Сторожить лодку! — приказал Витя.

Альт послушно сел возле «Альбатроса». Сильва покрутилась, попрыгала и устроилась рядом с Альтом.

— Вон там, за кустами, — прошептала Катя, показывая рукой вперед.

Ребята крались по густой траве, такой густой, что роса в ней не просохла за день. Белые звездочки ромашек, мохнатые шарики душистой кашки стегали по ногам. Все чаще встречались кусты ольхи и орешника. Наконец, кусты пошли сплошными зарослями; стал попадаться густой папоротник; было сыро.

Под ногой Вовки хрустнула ветка, и все замерли. Вите показалось, что сердце бьется у него в голове; мелко дрожали руки. Осторожно, замирая при каждом шорохе, ребята прошли еще немного, и Катя сказала одними губами:

— Смотрите...

В зарослях ольхи был спрятан серый «Москвич» старой марки. Крыша его была завалена ветками. И Витя сразу узнал «Москвича» — это он обогнал их, когда Пепел только-только перешел Стланку. Еще Федя сказал: Наверно, рыбаки».

Под «Москвичом» и прямо в кустах лежали разные вещи: стопки плащей, кофт, картонные ящики с приемниками, еще что-то, завернутое в мешковину. «Вот они какие рыбаки...» — подумал Витя, и холодный отвратительный страх стал заполнять его.

— Они там, — опять одними губами сказала Катя.

«Репу бы сюда, — подумал Витя. — Он приемы самбо знает».

Через несколько шагов ребята услышали мужские голоса.

И вдруг Витя почувствовал, что колени его сами собой подгибаются, он сел в траву.

Знакомый голос пел:

«Пузырь!» — с ужасом подумал Витя.

пел Пузырь совсем рядом, за кустами.

Вовка и Катя тоже опустились на колени рядом с Витей.

— Надо ползти, — прошептал Вовка.

Ребята проползли еще совсем немного под густыми ветками. Голоса были рядом. Тихо раздвинули листья...

У Вити воздух застрял в горле. На траве сидели трое. Тот парень, что подходил к ним на пляже, сейчас в джинсах, в замасленной ковбойке и без черных очков. Пузырь, все в том же зеленом пиджаке и старых брюках — толстый живот вывалился набок; а третий был Гвоздь! Витя уже не удивился, что это именно Гвоздь. Его поразило другое. Широко расставленные глаза, нижняя пухлая губа... И еще такой же резко срезанный подбородок... «Брат Вовки! — пронеслось в Витином сознании. — Илья!»

Витя взглянул на Вовку. «Они же как две капли! Только у Гвоздя все старее», — лихорадочно думал Витя, одновременно поражаясь перемене, которая произошла в Вовке, — он побледнел до синевы, по щекам текли слезы, и что-то жестокое, решительное, недетское проступало в глазах.

Катя вцепилась в Вовкины руки, и лицо ее умоляло: «Не надо! Не надо!..» Витя тоже схватил плечо Вовки и сжал его изо всей силы. Ребята замерли, смотрели и слушали.

Перед ворами на траве стояли две бутылки водки, вскрытые ножом консервные банки, лежала буханка хлеба. Пузырь отпил прямо из горлышка, и слышно было, как булькает водка. Потом хрипло засмеялся и сказал:

— А собачка, наверно, от табачка обчихалась.

Длинный парень вынул из кармана черные очки, повертел их в руках, спрятал опять.

— С ищейкой не найдут, — сказал парень, и голос его беспокойным, — так на кого-нибудь нарвемся, на пастуха, к примеру. Уходить надо.

— И калым бросить? — зло спросил Пузырь.

— Заметут, и калым не понадобится, — отозвался парень. А Гвоздь молчал, и очень он был не похож на того, кто занимался бизнесом на толкучке. Гвоздь полулежал на траве, лицо его было задумчиво, и глаза не казались Вите пустыми, было в них что-то жалкое и затравленное. Или, может быть, так казалось?

— Что молчишь, Гвоздь? — повернулся к нему Пузырь. — Ты вари котелком-то. Много в кустиках не высидишь.

— Лугами пахнет, — сказал Гвоздь, не меняя позы. — Покос скоро.

— По колхозному хомуту наш Гвоздь соскучился, — сказал парень с черными очками.

— По мамочке в тоску впал, — засмеялся Пузырь. Вовкино плечо под рукой Вити вздрогнуло.

— Ша, мальчики! — возбужденно сказал Пузырь. — Спешить надо. Найдешь пещеру? — повернулся он к Гвоздю.

— Найду, — неохотно сказал Гвоздь. — Две их здесь. Одна с водой, а другая совсем сухая.

— Раз! Два! Напра-ву! — обрадовался Пузырь. — Ну? Вещички спрячем в сухой пещере. Сами — будьте здоровы! Едем-путешествуем. Откуда — куда? Дачку подыскивали. Документы? «Прошу, начальник, бумагу». Все чин чинарем. В багажничке, пожалуйста, пусто. А месячишко пройдет, все утихнет — за вещичками прибудем. Наш калым. Или зря, что ли, работали, жизнью драгоценной и свободой, едрена вошь, рисковали?

— Свобода! — зло, с ожесточением сказал Гвоздь. — Пойми ты: здесь моя свобода! Дом, земля родная. Мать и братан. Хоть взглянуть на него... Вырос небось.

Под рукой Вити задрожало Вовкино плечо.

— Чувства! — насмешливо сказал долговязый парень. — Трепет сердца.

— Был скотиной, скотиной и останешься, — сквозь зубы процедил Гвоздь.