Сергей Иванов - Исчезнувшие зеркала

— Ладно, сейчас… — И она ушла в ту дверь, за которой, наверное, продолжал дымить её милый Витечка.

Прошло сколько-то времени, Алёшка стоял в крохотном предбанничке между открытой дверью на лестницу и закрытой в комнату. Ему было неуютно и очень хотелось уйти. Но он знал, что сейчас-то как раз всё и решается: не согласится этот Витя-курящий, и привет! Алёшка собрал всю силу воли и представил себя каким-то неизвестным даже ему самому человеком, который пришёл из ДЭЗа, чтобы проверить жировку за свет. А хозяева никак эту бумажку найти не могут и волнуются там за дверью, тихо ругаются друг на друга. А он, Алёшка — неизвестный человек, стоит себе, в ус не дует, его дело маленькое: найдут — молодцы, не найдут — штраф будут платить!

Так он себя старался веселить, ни капли при этом не веселясь, а только чувствуя в сердце тоскливое и медленное желание. Елки-палки, придёт он наконец?

И наконец ОН пришёл. От него этим дымом несло вонючим, как от Змея Горыныча после битвы… Алёшка во втором классе имел такую глупость — покурить для пробы. Его, конечно, сразу поймали… Ну и так далее. Остальное рассказывать неинтересно. А под конец мама сказала, что дети — кто курит — перестают расти.

Но Алёшка уже тогда был довольно высокий и упитанный ребёнок, так что мамино запугивание на него не сильно подействовало. А вот теперь он посмотрел на этого Витю и понял, что правду мама говорила, не растут!

Однако чувствовал себя этот Витечка, как будто он по крайней мере мастер спорта по плаванию. Хотя они с Алёшкой… не одного, конечно, роста, но чуть ли не одного! Подходит эдак почти вплотную — тоже как-то неприятно — и спрашивает:

— Это ты, что ли?

Как будто здесь, кроме Алёшки, ещё человек десять. Сразу весь страх и тоска пропали, и Алёшка сказал:

— Не, это не я. Он за дверью стоит, — и мотнул головой на лестничную площадку. Да так натурально, что даже сам испугался. Сейчас этот Витечка выглянет, никого не увидит, поймёт, что Алёшка просто нагло острит, ну и пиши пропало.

Однако Алёхин вдруг улыбнулся — оценил Алёшкин суровый юмор:

— Ладно, пойдём. Ты меня по дороге ещё раз проинструктируешь.

В результате он оказался даже довольно толковым. Сразу отмёл Алёшкину идею про динозавров, а сказал, что в школе будет проводиться в начале сентября туристическая игра и им надо выбрать место для палаточного лагеря.

— Что, правда? — не понял Алёшка.

— Жди! — ответил Алёхин и нажал кнопку звонка над цифрой 313. — Как твою маму звать?

Дальше всё получилось отлично. Во-первых, Алёшкина мама знала этого Витечку. И даже не просто знала, а с намёком на Альбину! Во-вторых, когда «ребёнок» летом застрял в Москве, родители чувствуют себя перед ним виноватыми. И мама легко отпустила Алёшку. Да ещё сказала, что всё передаст Смелым и Степановым (родителям то есть Тани и ШП) и, конечно, им объяснит.

Послушно обещав маме, что он выполнит её наказ и пойдёт в поход со старшим товарищем Витей, Алёшка в изумительном настроении позвонил Тане: мол, давайте там, обедайте по-быстрому с Маринкой, и я за вами захожу. Потом позвонил ШП — в том же отличном настроении, но говорил уже другим голосом:

— Вам надлежит через двадцать пять минут быть у метро! — и разъединился. И подумал, что не успеет ШП поесть: двадцать пять минут — только-только домчаться. А ничего! Немного ослабить противника неплохо. Это во-первых. А во-вторых, никто во дворе не увидит, что они едут куда-то вместе.

Благополучно добравшись до вокзала, они все четверо сели в электричку. И тут чувство свободы, которое опасливо пряталось по закоулкам души, вырвалось на свободу. Да, вот так вот, понимайте как хотите: чувство свободы вырвалось на свободу! Весёлое такое, лёгкое, вольное. Трое суток сам себе господин. Как хочешь, как можешь, так и живи! И родители за тебя спокойны — значит, совесть по ним не скулит.

И вместе со свободой в лицо тебе веет ледяной холодок опасности… Неплохо! Это так Таня думала.

ШП был решителен, серьёзен и, говоря по-взрослому, сосредоточен. Три дня свободы были для него и тремя днями экзаменов. Он что есть силы мечтал выдержать эти экзамены и… понравиться одному человеку.

Таня и Алёшка не замечали, а на самом деле он был довольно симпатичный мальчик. Маринка, которая не знала странной биографии ШП, смотрела на него и старалась не влюбляться до сестры Иринки. Так уж у них было заведено: если влюбляться, то вместе!

Алёшке, признаться, не очень улыбалось встречаться с опасностями. Не то чтобы он был труслив нет. Кстати, многие случаи из его жизни, здесь уже описанные, говорят, что он был как раз достаточно решительным человеком… когда надо. Но Алёшка не любил приключений, не лежала у него к этому душа.

Например, скрипка — достаточно крепкая вещь, и ею можно при случае забить гвоздь. Только ведь она не для этого родилась на белый свет. Так думал Алёшка. А пример этот он вычитал в какой-то книжке, а в какой — забыл. И считал его уже как бы своим собственным.

На всякий случай он решил ещё раз всё продумать, чтобы, может быть, уже сейчас найти какое-то умное и безопасное решение.

— Давай-ка, Марин, расскажи нам по-новой, как там дело было…

Произнёс он это негромко, без всякого нажима. Но сейчас же весь бывший до того разговор прекратился, показавшись им посторонним и лишним. У Алёшки просто огромнейший авторитет вырос после того, как он столь замечательно добыл им три дня свободы.

А история действительно заслуживала того, чтобы не спеша поломать голову, а не бросаться в неё, как некоторые неумные «смельчаки» прыгают с обрыва в речку.

— Ну я вам уже сказала… — начала Маринка.

— Не, — перебила её Таня, — ты говори, как будто ты нам ещё ничего не рассказывала!

Учёный Алёшка, ШП, специалист по «шэпэвским делам», Таня — просто умный, внимательный человек, знали, что подробности дорогого стоят. И дважды послушать одну и ту же историю бывает очень и очень полезно.

Лагерь «Рассветный» жил своей накатанной жизнью, какая бывает в третьей смене, когда все друг друга знают, все друг к другу привыкли, а редкие новички быстро становятся в строй общего порядка. И вдруг в лагере пропали зеркала! Можно сказать, мгновенно, за два дня.

Ну, не все, конечно. Осталось огромное и, наверное, старинное трюмо в клубе, остались зеркала, привинченные к стенам умывальни… Но личные зеркала, которые обычно зовут зеркальцами, исчезли!

Нет, кое у кого они сохранились: бывают ведь такие девчонки, которые без зеркальца минуты прожить не могут и вечно таскают его с собой. Но, как говорится, девяносто девять и девять десятых процента людей зеркалец своих лишились!

«Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи…» Дождёшься от него!