Сергей Иванов - Исчезнувшие зеркала

Тут на террасу вошёл ШП, а за ним высокий и худой парень с такими глазами, какими обычно смотришь на комара: спокойными и соображающими, как бы его прихлопнуть. Он увидел Таню, Алёшку, а главное — он увидел сестёр. В глазах его прибавилась капелька презрения и… честное слово, Таня не ошибалась… самая маленькая капелька страха.

— Кто здесь внук-то? — спросил он неприязненно. И в то же время был готов показать, что неприязненность его относится только к «простым смертным», а не к внуку профессора.

— Зови меня Прян! — сказал Алёшка очень жёстким голосом. И уж кого он сейчас изображал в эту минуту, он и сам в точности не знал.

Но ведь и Истратов не знал, что Алёшка — совсем другой человек, что это просто его фокусы-мокусы. И он замер, но не как человек, готовый к драке, а скорее, как человек, готовый получить удар.

— Ну вот так-то лучше! — сказал Алёшка тем же не своим, жутким голосом. — Запомни: мы всё знаем… Имеется в виду пожарная бочка. Понял?! Есть свидетели. А есть и вещественные доказательства!

Истратов не мог ни бежать, ни трусливо отнекиваться: ведь он имел дело с ребятами явно младше себя, с «детьми»! И он невольно сел на перила террасы, провёл рукой по лбу, словно стирая пот:

— Чего тебе надо?

Он был тоже не дурак, потому что раз угрожают, а не сразу устраивают общий сбор, значит, чего-то надо!

— Сведения! — сказал Алёшка. — Слыхал ты про исчезнувшие зеркала?

Признаться, Истратов был сильно удивлён, никак не меньше ШП, который увидел, что в полиэтиленовом свёртке не пистолет, а конфеты.

— Чего? Не понятно? — Алёшка усмехнулся. — У нас задание: найти этого зеркальщика. Выкладывай всё, что ты знаешь подозрительного!

Какое-то время Истратов не мог понять, что от него требуется. Но когда понял — эх, тут он начал выкладывать. У него было чем поделиться — только записывай!

Тем более стесняться некого: Ирина-Марина, несмотря на могучее любопытство, были удалены в лагерь — для пользы дела, можно сказать. Тем более и время было у Истратова не ограничено: Алёшка приказал сёстрам зайти к вожатой второго отряда и сказать, что Истратова Игоря попросил помочь внук профессора Чуркина.

Ведь сам Арамис-начальник сказал: «Если надо, ребята нашего лагеря вам помогут».

Она сидела одна на перилах террасы. Кругом был запущенный, почти дикий участок, яблони стояли по пояс в траве. Сквозь листья проглядывали редкие яблоки — такое лето в этом году получилось неурожайное.

«Эх вы, яблони, — думала Таня, — целый год тут росли, а яблок не дали!»

Странно, всего за какой-то день, за какие-то сутки этот участок чужой и эта терраса стали ей как будто своими, как будто она и правда профессорская внучка или, по крайней мере, «юная тимуровка», которая помогает внуку профессора.

Сам «внук» в это время отбыл в сопровождении ШП на территорию лагеря — прощупывать подозрительных, которых они узнали от Истратова.

Таня осталась дома. Ей хотелось сказать, что всё это глупости, чем они занимаются, что пусть они вообще это прекратят. Такое она, Таня, даёт им распоряжение. Но ничего не сказала, просто мотнула головой:

— Я пока не пойду…

Мало ли: девочка же может, например, плохо себя чувствовать и никому в этом не давать отчёта. Но ей показалось, Алёшка даже был доволен, что она не пошла. Ему нравилось отдавать распоряжения, а ШП чтобы их исполнял.

Не смогла, как-то не сумела Таня своё слово сказать и когда Истратов выкладывал свои «наблюдения». Между прочим, он сперва так с неохотой вроде начинал, а потом — ух разошёлся! Это уже ему нравилось — наговаривать на людей.

Тане хотелось крикнуть: «А ну, прекратите, вы!»

Не крикнула, неловко — мало ли кому что не нравится, что же, он сразу может кричать?

Теперь, оставшись одна, Таня точно поняла, что ей так не нравилось. Не нравилось, что Истратов из виноватого превратился в почти что помощника. И не нравилось, что ШП опять выслеживал человека. И выследил! Пусть даже и такого, как Истратов. А Таня что? Смолчала!

Дальше. Сидит ШП и записывает на людей всякие подлости. Алёшка в его сторону пальцем ткнёт: мол, ценное сведение — и ШП сразу кидается писать!

Не сумела строгим словом остановить ШП, не сумела пристыдить Алёшку. Единственное, на что решилась Таня, это задать Истратову вопрос. До того она сидела совершенно как немая. Истратов совсем, наверное, про неё забыл, как про куст жасмина, что стоял возле террасы. У Истратова всё внимание было на Алёшку и частично на ШП, который подхмыкивал и подхрюкивал Алёшкиным ловким вопросам и замечаниям.

И вдруг Таня сказала:

— Послушайте, пожалуйста!

Она это сказала Истратову, одному Истратову. Специально обратилась к нему на «вы», потому что на «ты» все-таки как-то хоть и немного, а по-товарищески. Но не хотела с ним быть и самым маленьким товарищем.

ШП и Алёшка, конечно, таких тонкостей не поняли они подумали, что Таня ко всем.

— У меня есть вопрос, — начала Таня не очень ловко потому что раз вопрос есть, ну так и спрашивай чего об этом объявлять, — Я хочу спросить, у вас есть какие-нибудь, ну… странные, чокнутые? Про них расскажите.

— Какие чокнутые? — небрежно улыбнувшись спросил Истратов. Он, видно, Таню за первую чокнутую и сёл.

«Вы говорите, когда вас спрашивают!» — хотела Таня его одернуть. Но не стала она строить из себя Алешку. Сказала с едва заметным ехидством в голосе:

— Чокнутые? Ну, которые, например, с инопланетянами думают встретиться?

Истратов сделал удивлённо-презрительное лицо… Презрение у него вообще редко сходило с лица.

— Ну, или такие, которые ведут себя… вроде как клоуны.

На самом деле Таня не считала «чокнутыми» ни тех, кто с инопланетянами хочет встретиться (как Алёшка, например), ни тем более клоунов. Дед Володя один раз признался со смехом (а по глазам — без всякого смеха), что хотел стать клоуном, да не смог. Он когда в институте учился, в волейбол играл и руку себе вывихнул. И уж не мог потом делать ни кувырки, ни сальто. А без этого клоун получается уже не смешной!

Таня назвала таких людей «чокнутыми», чтобы Истратову с его презрительной физиономией было понятней.

Истратов наконец понял, чего «начальство» хочет. Да, говорит, есть такой в «Рассветном». Называется Русанов Ванька. Иван-болван. Он, например, натянул канат от окна девчоночьей палаты до ближайшей берёзы и стал по нему ходить.

— И чего? — спросил Алёшка.

— Не прошёл!

Потом, оказывается, этот Иван-болван на спор не дышал три минуты. И весь позеленел.

— А почему три? — опять спросил Алёшка.

— А потому, что он должен был сто раз написать слово Ия.

— Что такое «Ия»?

— Имя женское, — сказал Истратов с такой скукой, как будто говорил о насморке. — У нас в отряде есть такая Ийка Иванова.