Сергей Иванов - Исчезнувшие зеркала

— Это кто здесь безобразничает?! Кто здесь околачивается? Бездельники!

— Мы не безобразничаем! — прошептала Таня, чтобы Гришу не напугать. — Мы ребёнка успокаиваем. У него мамы нет…

— Есть у него мама! — опять прогремел старик. — Только гуляет неизвестно где.

— Она работает! — крикнул Гришка из-за двери.

— Ну, конечно! — Старик усмехнулся. — Суббота, а она работает… Работница!

— Он же плачет! — сказала Таня тихо, но всё-таки уже громче, чем шёпотом, потому что сердито.

— Пока он плакал, я не слыхал. А вот вас я сразу услышал, утомители проклятые!

— Сейчас не одиннадцать часов вечера! — крикнул Алёшка. — Мы имеем право!

— А ну вон отсюда! — И старик так на них шагнул, что «утомители проклятые» в одну секунду оказались на марш ниже.

— Я же вам сказала, он же плачет! — И это Таня уже прокричала.

— Сейчас вот вы у меня заплачете!

«Как вам не стыдно!» — хотела крикнуть Таня. И не смогла. Не приучена была кричать взрослым такие вещи.

Но взгляд, наверное, у неё получился очень серьёзный. Потому что старик тоже хотел ей что-то сказать и… попридержал язык, ушёл обратно в свою дверь, буркнув:

— Пигалица!

Таня и Алёшка переглянулись. Хотя от «пигалицы» здорово жгло обидой, однако ж испугался Кощеюшка, уполз в своё подземелье. На цыпочках Таня подкралась к Гришиной двери:

— Эй! Ты можешь выйти на балкон?

— Мне мама не велит… — Он уже опять плакал, словно никакой сказки и не было.

— А я тебе велю, понял! Выйди, не бойся.

Не сговариваясь, они спускались по лестнице медленно: надо же было что-то придумать. У Алёшки-то просто ничего не придумывалось, в голову опять лезли эти кроссовки, про которые, конечно, говорить сейчас было нельзя.

— Концерт больше не получится, Тань, у всего дома на глазах. — Это Алёшка просто хотел показать, что он тоже переживает.

— А мы без концерта, — ответила Таня. — Мы его оттуда достанем!

— Чего?!

— Залезем к нему, откроем дверь, а маме оставим записку, что ваш сын находится там-то и там-то.

— А если нас за это?..

— Уж старика не испугались! — сказала Таня слишком как-то беспечно. Она, видно, и сама сомневалась. — Плачет же! — посмотрела на Алёшку. — Уж тех браконьеров в лесу не испугались!

— А как мы его оттуда?..

Таня сразу обрадовалась. Раз стали думать про «как мы его оттуда», значит, дело решено!

— Лестницу помнишь?.. Которая около «коробки»? Около хоккейной коробки и правда лежала лестница. Её приставляли к столбам, когда в начале зимы подключали электричество, а в конце зимы отключали.

Алёшка подумал, прикинул. Сказать, что не дотянется? Будет проверять! Да и лестница дотянется: зсего второй этаж… Сердце неприятно так заворочалось, словно потревоженный старый пёс в конуре. Знал Алёшка: лезть-то придётся ему…

Они вышли на улицу. Эге! Дверь на Гришкином балконе уже открыта. Однако самого Гришки не видать.

— Эй!. Гриха! Ты здесь? — крикнула Таня. — Высунь руку, что ты здесь!

Сразу над балконной загородкой появилось две ладошки. Этот Гришка был слишком мал ещё. Гем более как же ему не помочь!

— Ты нас видишь, Гриш? В щёлочку в какую-нибудь видишь, да? Ты нас знаешь?

— Я вас видал, — ответил невидимый Гришка, стараясь быть посолидней.

— Ну правильно. Меня зовут Таня Смелая. А вот это Алёша Пряников… Мы кое-что будем делать, а ты за нами следи, чтоб тебе не скучно было. Мы теперь как будто все вместе, понял!

Потом Таня вприпрыжку-прискочку (чтоб Грише интересней) побежала к хоккейной коробке, Алёшка, скрывая тревогу, затрюхал сзади. Да и при его толщине прыгать не очень-то хотелось. Главное же, при его настроении.

— Давай, хватай лестницу с того края! Схватились и сразу почуяли: лесенка не из лёгких.

— Не, Алёш, давай её вместе поднимем с одного бока и волоком…

Вот тебе и картина «Бурлаки на Волге»… Теперь-то у теплоходов моторы. А лестницы, наверное, всегда будут руками таскать. Об этом подумал Алёшка, когда они бросили лестницу около дома и сразу сели на неё отдыхать.

— Не поднимем, Тань. — Алёшка посмотрел на балкон второго этажа. — Я тебе точно говорю! Её или подъёмным краном, или вертолётом.

Таня тоже посмотрела на балкон.

— А как же её к фонарям?..

— Там мужики здоровые!

Таня подумала секунду:

— Ладно, иди за ШП! Втроём осилим. А я пока Гришу развеселю.

Вот! Бывает всё-таки в жизни везение иногда! Алёшка вскочил-подскочил не хуже любого сивки-бурки. И тут… эх! Деньги-то кроссовочные он дома оставил. Трудно было решиться Тане про это сказать. Неужели и в таких делах тоже проверяется мужество? Да, Алёша Пряников, проверяется. И если он сейчас ничего не скажет Тане, значит, просто струсил.

И он сказал! А Таня… тоже ведь не из железа: ладно, говорит, зайди уж за деньгами. И ко мне на шестнадцатый заедь — возьми у деда Володи, он всё знает.

Алёшка убежал, как на самолёте. Куда только подевалась толщина да тяжесть. Таня осталась одна.

— Ты видишь меня, Грих? А я тебя нет. Во, в пряталки здорово играть, да?

Алёшка боялся — это ясно. И лучше бы сейчас всё это сделать ей самой, всё ей! Лестницу бы поставить и…

— Гриха, а ты чего сегодня на завтрак ел?

Она, конечно, тоже боялась бы. Но всё-таки одной как-то легче. Если б только лестницу как-нибудь…

Вдруг, на счастье её, а может, не на такое уж и счастье, во двор вошла Таня Рыжикова. И конечно, Алёхин за ней.

И Таня Смелая сразу, чтоб не успеть передумать, замахала им руками. Рыжикова немедленно сделала удивлённое и недовольное лицо, какое она всегда делала, когда не знала, как ей быть. А сейчас она именно не знала, и опять эта маленькая Смелая оказалась на её пути.

А вот Алёхин знал! Он улыбнулся Тане — как-никак родственники теперь, внучата профессора Чуркина! Но поскольку Рыжикова драгоценная не знала про эту историю, иначе обид и ревности не оберёшься, Витя вынужден был, как говорят взрослые, «сохранять дистанцию». И, улыбаясь по-дружески, он спросил насмешливо:

— Ну? Какие проблемы?

Мол, у этих детей ничего серьёзного быть не может, а только: «Почините моей синтетической кукле голову, которая из туловища выскочила!» Но Тане Смелой некогда было обижаться. Ей бы толком объяснить, чего она хочет.

— Помогите! — закричала Таня не своим от волнения голосом.

— Что надо? — спросил Алёхин удивлённо.

— Вот эта лестница была прислонена вон к тому балкону…

— Ты там живёшь?

Тане буквально ничего не оставалось, как только сказать:

— Да.

А Вите Алёхину ничего не оставалось, как очень сильно удивиться: он-то знал, где Таня живёт! И может, он подумал, дети не так уж просты…

Не додумав эту сложную мысль, он взялся за лестницу и, кряхтя, приподнял её. Таня, которая отлично знала, как тяжела эта штуковина, быстро сказала Рыжиковой: