Сергей Иванов - Исчезнувшие зеркала

Тут они начали смеяться и шуметь, радоваться, какой этот Гагарин молодец и как он здорово играет. Причём тот, которого звали дядя Толя, тоже смеялся от души, хотя он и проиграл. Таня честно должна была признать, что она так не смогла бы.

— Вы чего, ребят? — спросил Гагарин великодушно и подмигнул, чтобы и они порадовались его мастерству. — Вы по какому делу-то?

Видно, это у них в парке было такое любимое выражение: «По какому делу?» Секретарша так говорила, а теперь он.

— Мы вообще-то пионерский патруль, — сказал Алёшка.

— Озеленение, что ль? — спросил Гагарин, и они опять засмеялись: вот, мол, пришли проверять, время тратить, а какое у нас, к шутам, может быть озеленение?

— Нет, не озеленение. А «отроллейбусение»!

Тут они совсем громко засмеялись: надо же, какое слово — не выговоришь!

— «Отроллей»… а чего это значит?

— А значит… потому что… почему вы не ездите?

— Куда не ездим?

— Куда нужно. От остановки до остановки!

Им опять ответил смех. Но такой какой-то звенящий, уже не очень весёлый.

— Так вы вроде покритиковать нас пришли? — спросил старый, всё ещё улыбаясь. Ему хотелось прекратить всё это, чтоб спокойно допить молоко, доиграть партию… Ну уж нет, дорогой дядечка!

— А как вы думаете, откуда мы узнали ваше имя? — вдруг громко спросила у Гагарина Таня. — Из Доски почёта. Во, думаем, Юрий Гагарин! А вы тут в домино играете!

— Ну ты даёшь! — засмеялся Гагарин. Только это у него получилось как-то не очень от души.

— Мы вот вчера ждали вашего троллейбуса. Полчаса! А один злыдень говорит: они, говорит, там лентяйничают и прохлаждаются. Я думаю: быть не может! И сюда пришли. А вы правда такие… А ещё Юрий Гагарин!

— Ну, я же не виноват, что в день полёта родился, и батя мой по фамилии Гагарин Иван Петрович. — Он пожал плечами. Ему не хотелось разговаривать всерьёз: ну понятно, ведь перед ним были «маленькие дети».

— Мы всем расскажем, как вы тут работаете! — крикнула Таня. — Имейте это в виду!

— Ты знаешь, девочка, не лезь не в свои дела! — тихо и сердито сказал старый. — Тебе поиграть охота? Ну так пойди поиграй во что-нибудь другое! — И он, словно бы назло, стал пить молоко. Но пил его, как лекарство: лишь бы проглотить.

— А как же ты расскажешь? — неожиданно и спокойно полюбопытствовал Гагарин.

— А очень просто, — быстро выручил Таню Алёшка, — в троллейбусах будем объявления вывешивать и стенгазету про вас. Мы юные корреспонденты!

Гагарин покачал головой:

— Ну вы ребята что надо… и что не надо!

— А почему же «не надо»?

— А потому, что, не зная броду, не суйся в воду. — И, не дав Алёшке произнести ещё что-нибудь остроумное, продолжал: — Когда будете свои стенгазеты вывешивать, наши почитайте: «Требуются водители, требуются ученики водителей…» Может, тот критикан к нам пойдёт? Или вы сами? Или ваши родители?.. То-то. А кричать оно, конечно, знакомей.

— А чего ж вы сами тогда? — И Алёшка кивнул на молоко, на красивые плюшки и домино.

— А это уж совсем не ваше дело! — крикнул старый.

— Да почему же, Анатолий Григорьевич, нормально. — Гагарин строго усмехнулся: — У нас, дорогие дети, работа — не стенгазеты писать. Мы людей возим, и нам полагается отдых. По графику. — Тут он помолчал секунду, видно отгоняя нахлынувшую злость. Поднялся: — Ну, как вы, всё выяснили? Теперь домой едете?.. Тогда давайте подвезу.

— Тебе стыдно, Алёх?

В ответ он пожал плечами: а чего уж мы такого сделали-то?

«А чего они сделали, правда? — размышляла Таня. — Троллейбусы не ходят, значит, если ты честный человек, то должна спросить, почему? Пойти и спросить».

Конечно, на самом деле Таня никуда не пошла бы, ну и подождали пятнадцать минут — подумаешь, дело великое!

Но тут Злыдень был! Перед Злыднем ей не хотелось позориться — вот в чём дело! Когда Злыдень стал на дороге, она сразу превратилась в ответственную и за троллейбусы, и за чистоту на улицах, и за какую-нибудь там очередь в магазине «Овощи — фрукты». Вообще за всё! Как будто она виновата в каждом недостатке.

А раз виновата, исправляй.

Вот она и пошла. Значит, всё правильно. А почему ж тогда стыдно?

— А потому, что мы сами были злыдни, понял, Алёшенька! Он говорит: там одни проходимцы работают. А мы в кусты залезли, видим, как люди молоко пьют. «А, — кричим, — вот они, проходимцы!»

ШП, который до этого молчал и внимательно смотрел на Таню, неожиданно рассмеялся.

— Чего ты? — недовольно спросил Алёшка.

— Правильно же!

ШП догадывался, что умных людей на свете немало. Но чтобы девчонка так вот сумела всё раскатать… Мы знаем, к юмору он относился прохладно, но ценил людей, которые умеют так понять — пронзительно и точно. Ему и самому захотелось сказать какое-нибудь пронзительное слово. И он сказал:

— Раз мы перед ними виноваты, то, значит, надо перед ними извиниться!

Таня согласно кивнула, Алёшка опять невразумительно пожал плечами. Для них это само собой разумелось — извиняться, когда виноват… Но совсем не для ШП! Ведь он обычно так вёл себя, что нужно было бы без конца извиняться. Поэтому ШП никогда ни перед кем не извинялся. А теперь додумался до такого… до такого, можно сказать, открытия! Жалко, что Таня ничего не заметила. Жалко. А то бы она от души похвалила ШП.

А вот ШП, конечно, заметил, что никакой пронзительности не получилось у него. А сказать хотелось.

— И надо тому старику дать по лапам!

Это слово оказалось пронзительней, потому что смешней — по лапам дать, как будто это был какой-нибудь злостный леопард, который высовывается из клетки.

В общем, дать Злодею по лапам — вещь хорошая. Но как? Пойти к нему и всё сказать, честно глядя в глаза. Он и слушать не станет.

— Значит, надо письмо написать, — вдруг придумал Алёшка.

— А он читать не будет.

— Во, гад какой! — Но вдруг Алёшкино нахмуренное лицо посветлело: — Всё ясно! Надо ему карикатуру послать. Её один раз посмотрел — всё! Надо только карикатурочку посмешней.

— Давайте, как будто он сидит на задних лапах, а мы вокруг него с пиками стоим! — сказал ШП, который всё думал про своего леопарда.

— Чего-то, по-моему… — И Алёшка в третий раз пожал плечами.

Так до них дошла простая мысль: чтобы нарисовать приличную карикатуру, надо про человека чего-нибудь знать. А просто изобразить ему ноги в виде задних лап — это как-то глупо.

— И сколько, вы думаете, надо времени, чтобы про него разузнать эти карикатурные сведения? — спросила Таня довольно строго, будто бы вся задержка из-за ШП да Пряникова.

Ну — это дело знакомое. Как говорил Иван Андреевич Крылов, «у сильного всегда бессильный виноват». А у командира всегда виноваты подчинённые. Алёшка вздохнул и в четвёртый раз пожал плечами.

А ШП не стал замечать Танин голос. Ему хотелось придумать, хотелось быть, как говорится, «активным членом».