Сергей Иванов - Исчезнувшие зеркала

Душу ему жгло довольно редкое для ШП чувство — сильный стыд. Вот как получилось: собрался сотворить подлость, а получилось наоборот. Теперь вот лежал и мучился.

В чём тут дело? Может, Танины слова и взгляды не прошли даром. А может, столько наподглядывался ТИП за свою жизнь, что просто уж сердце устало дальше подличать?

Он хотел встать и пройтись. Но эта боль в душе, это жжение не давали ШП двинуться. Он испугался и заплакал. В таком вот состоянии его застала мать.

— Что? Опять зуб болит? — спросила мать без всякой жалости в голосе: она считала, что к зубному надо ходить самостоятельно, не ожидая ничьих нагоняев.

ШП снова хотел встать. Решил: уйду на улицу. И вспомнил, что и на улице ему теперь нету места — ведь надо будет прятаться от уже приехавших из загорода ребят.

Слёзы его полились ещё сильнее. Он отвернулся к стене, закрыл глаза. Ему представился Старик, который смотрит из своего одинокого окна — без радости, без надежды, с одной только пустой скукой… И наконец что-то вдруг заставило ШП встать. Он подошёл к зеркалу, глянул на себя… Нет, я всё-таки по-другому смотрю!

Он и утром сегодня продолжал думать о Старике. И всё время с какой-то растерянностью. Он знал, что Старик — Змей Горыныч, Соловей-разбойник на пенсии. Это всё правильно Таня говорила!

Но дело в том, что они не видели того, что видел ШП…

Больше всего он был бы рад, если б кто-то сейчас сказал:

«Знаешь, это не твоего ума дело. Иди-ка играй!»

Но так никто ему сказать не мог. ШП должен был сам прожить эти минуты в своей жизни. И вот теперь, рассказав то, что он должен был рассказать, и то, что он не должен был рассказывать, ШП почти с испугом посмотрел на Таню и Алёшку. Он боялся: а вдруг кто-нибудь из этих двоих людей, которые стали так важны для его жизни, которые приняли его в дружбу, — вдруг кто-то из них скажет сейчас: мол, есть отличный план, как Старику-Кощеичу устроить «партизанский подарок». И тогда ШП почти крикнул:

— А давайте ему не мстить! — и рассмеялся как можно небрежней. — Ну его… Ещё заплачет.

— Правда, странный какой-то дедушка, — сказал Алёшка, глядя в раскрытую балконную дверь. — Ты всё точно рассказал, ШП? Он тебя, случайно, там не подкупил?

— Угу. Пингвиньим пухом!

Когда пошёл юмор, стало уже легче. Но всё равно было непонятно, что же имж делать. Просто наплевать на него? Просто проглотить обиду, и пусть он остаётся такой же злыдень?

А мы?

А мы не будем обращать на него внимания. Сам рычи, сам и плачь. Мы с тобой просто-напросто не знакомы, мы даже имени-отчества твоего не знаем, мы даже с тобой не здороваемся!

Таня стала собирать чашки со стола.

— Ладно, я пошёл, — сказал Алёшка.

— Я тоже, — сказал ШП.

Так они разбежались, словно бы в чём-то виноватые и им неловко смотреть друг на друга.

Да, они разошлись. И каждый уносил кусок этой своей не совсем понятной вины, как разрезанный на три добрых ломтя именинный пирог. Только начинкой у него вместо варенья была горчица. Вот тебе и «Возьми с полки пирожок…»

Таня осталась одна. Неожиданно она как-то забыла, что сама хотела этого и даже начала при ребятах убирать чашки со стола, а этого хозяйке делать никогда не следует, ведь гость сразу может подумать, что, мол, всё, чаепитие окончено, пора сматываться. Теперь ей, наоборот, хотелось, чтобы ШП и Алёшка были здесь. Но их уже не было.

Несколькими строками раньше мы прочитали о том, что каждый из их компании имел по своему ломтю вины. Но Тане казалось: виновата лишь она, командирша. Ведь это она придумала наказать, «проучить»… Учительница нашлась!

И Таня не знала, что же ей делать со своею виной.

Есть люди, и не такие уж редкие, кстати, которые, почувствовав свою виноватость перед тобой, ещё больше на тебя же и нападают — прямо готовы со света сжить. А всё из-за того, что им перед собой, видите ли, неудобно: как же это они так некрасиво с тобой поступили?.. Перед собой неудобно, а ты страдаешь.

Но так себя вели не те, кого Таня уважала… Ладно. А как себя ведут ТЕ?

Хм! Да очень просто. Они отправляются к человеку, которого обидели или даже только собирались обидеть, и честно говорят: «Извините меня, пожалуйста».

Да, именно: они извиняются.

Таня было обрадовалась, а потом поняла, что это ей не подходит. Как же извиняться, если они даже не знакомы? Да и за что извиняться?

«Извините меня за то, что я собиралась вас проучить?»

Нет, так не бывает. Так не делается. Старик сразу подумает, что над ним просто смеются. Таня вот совсем не такая… сердитая, как Старик, а наверно, так бы и подумала. Или — что явились чокнутые.

Она вышла на воздушный балкон, но не для того, чтобы, как обычно, полететь куда-нибудь в своих мыслях, наоборот — для того, чтобы проветриться от мыслей — уж очень они были все несговорчивые!

Из подъезда выкатилась горошина — Алёшка. Таня сразу присела за барьерчик. Потому что у Пряникова была привычка обязательно обернуться на её балкон. Улыбнётся, рукой помашет и пошёл дальше. А Тане сейчас не хотелось, чтобы Алёшка её видел.

Он и действительно обернулся, постоял секунду, сердце у Тани вздрогнуло, она уже хотела высунуться. Но из подъезда появилась ещё одна горошина — Старик! Он хорошо был виден Тане в щель.

А вот Пряников Алёшенька совершенно его не заметил! Он не думал о Старике. Он увидел, что в том конце улицы показался троллейбус, и припустил на остановку. Даже с такого высокого верха, как Танин балкон, было видно, что Алёшка бежит очень быстро. Небось опять на свой космодром, пока Таня отпустила…

Он не замечает Старика, а Старик не замечает, что троллейбусы стали чаще ходить: наверно, Юрий Гагарин и его друзья теперь работают совсем без отдыхов. Или к ним пришли в парк новые водители — хорошо бы так. Но Старик не замечает. Ему и троллейбусы-то не больно нужны — много он, что ли, ездит? Он обругал и забыл.

Старик опять свернул за угол. Но Таня теперь знала, как действовать, заранее продумала. Она живо выскочила на лестницу, сбежала один марш вниз, к окну. И опять увидела Старика — как он прошёл немного по тротуару, казавшемуся сверху серой ниточкой. Старик перебрался на другую сторону, к универсаму. Около его продолговатого кубика полно было насыпано движущегося гороха. Таня да-же сперва потеряла Старика и думала уже вернуться домой. Но вдруг Старик выкатился из толкучки, прошёл дальше по улице, и Тане уже почти не хватало окна, чтобы его видеть. Всё же она увидела: Старик вошёл в аптеку!

Кажется, подумаешь, какое дело — ну и в аптеку. Однако чувство вины, тревоги ударило в Танино сердце новой волной. Одно дело, если туда залетаем мы купить гематоген или витамин «С» в драже — на уроке погрызть, и совсем другое, когда в аптеку заходят такие, как Старик!