Жан-Клод Мурлева - Джефферсон [litres]

Едва добравшись до своего номера, он позвонил Роксане – засекут, ну и пусть. Она ответила сразу и, судя по голосу, рада была его слышать.

– О, Джефферсон! Как дела? Там, в лавке, ты мне показался каким-то озабоченным. Что-то случилось?

– Да, Роксана, случилось…

По ее мнению, надо было не дергаться и ждать, пока Жильбер сам даст о себе знать. Во всяком случае, рано еще сходить с ума. Она успокоила его, как могла, и распрощалась, обещав позвонить вечером. Несмотря на ее оптимистические заверения, Джефферсон так и остался сидеть в полной прострации, не в силах ни читать, ни смотреть телевизор. На ночном столике Жильбера лежали «Правила дорожного движения» и «Один на реке», заложенный на четвертой странице. День тянулся, и конца ему не было.

За ужином довольные Баллардо делились впечатлениями и хвастались покупками. «А вы что нашли?» – спрашивали они друг друга и демонстрировали свои сокровища. Джефферсон угрюмо сел между супругами-белками и курицей Клариссой и думал: «А я ничего не нашел, наоборот, все потерял. Никуда я не гожусь». И когда Ролан подошел к нему и спросил про своего кузена, он чуть не разрыдался. Но все-таки совладал с собой и объяснил, что Жильбер встретил каких-то знакомых и решил провести вечер с ними, а перед товарищами по путешествию просил извиниться за него.

За десертом, однако, случилось кое-что хорошее – одна из тех мелочей, которые не дают отчаяться, когда все совсем плохо. Часто это бывает сущий пустяк, но на душе сразу становится легче. Господин и госпожа Хильд, супруги-барсуки, которые за все время путешествия ни разу не обратились к Джефферсону, сейчас робко подошли и попросили разрешения подсесть к нему на минутку. Они хотели бы с ним поговорить.

– Видите ли, господин Благолап, – начал барсук, – мы с женой с самого начала приняли решение вас игнорировать, потому что, по правде говоря, мы были до глубины души возмущены преступлением того ежа. Тем более что мы были близко знакомы с господином Эдгаром. Итак, мы решили избегать каких бы то ни было контактов с вами. Однако по мере того, как проходили дни…

– …да, – подхватила его жена, – по мере того, как проходили дни, мы начинали понимать, что это глупо и смешно, поскольку лично вы ни в чем не виноваты. И вот мы просим у вас прощения за наше недостойное поведение по отношению к вам, а также, если вам будет благоугодно, разрешения пожать вашу руку.

Эти добрые слова пришлись как нельзя кстати… Джефферсон, который вот уже несколько часов был весь на нервах, не выдержал, и слезы покатились у него по щекам. Он протянул барсукам обе руки и, запинаясь, проговорил:

– Да, конечно… я все понимаю… спасибо вам, спасибо… это так… спасибо… я ужасно тронут…

Барсуки тоже были растроганы. Все трое чувствовали, что разделили друг с другом какое-то глубокое, особенное счастье: то было счастье примирения.

Роксана позвонила незадолго до полуночи, и Джефферсону пришлось разочаровать ее: Жильбер не появлялся и не звонил. А на него это совсем не похоже. Что-то с ним случилось. Роксана высказала предположение, что у него просто-напросто разрядился телефон. И что немного позже он сам явится, сияющий, как всегда, и все им расскажет. Так что не стоит так изводиться.

Вот только Жильбер не вернулся ни немного позже, ни гораздо позже. Он вообще не вернулся, и Джефферсон провел ночь, задремывая и просыпаясь в холодном поту от бесконечно повторяющегося тяжелого сна, в котором его неотступно преследовала машина с двумя людьми и наезжала на него. В конце концов он оказался пленником в этой машине, на дне какого-то оврага, раненый, не способный шевельнуть ни рукой, ни ногой. Снаружи колотили по капоту – кто-то хотел проникнуть внутрь. Он не знал, друг ли это, который хочет помочь, или враг, желающий ему погибели. А по капоту все стучали и бухали. И опять стучали.

Тут Джефферсон окончательно проснулся и понял, что стук ему не снился, а был вполне реальным. Это стучали в дверь номера сто восемь в отеле «Мажестик» – в дверь его номера. Электронные часы показывали 6:45. Джефферсон вскочил и взялся за дверную ручку.

– Кто там? – на всякий случай спросил он.

– Я! – отозвался Жильбер. – Открывай давай!

Существо, ввалившееся в номер, лишь отдаленно напоминало того Жильбера, которого Джефферсон знал с детства. Чумазый, исцарапанный, весь какой-то помятый. Лицо в крови и в грязи, руки тоже. Одежда изгваздана. Но больше всего поражал его блуждающий, невидящий взгляд.

– Где ты был? – пискнул перепуганный Джефферсон.

– В аду, ежуля, – простонал Жильбер и устремился в ванную.

Долгое время Джефферсон слышал только плеск воды, льющейся из душа.

– Как ты там? – несколько раз спрашивал он, но ответа не было.

Оставалось ждать, а пока он оставил Роксане сообщение на автоответчике: «Жильбер вернулся».

Наконец шум воды прекратился, и Жильбер вышел, распаренный, закутанный в гостиничный халат. В углу стояло кресло, в котором они никогда не сидели, только одежду на него сваливали. В это кресло и рухнул Жильбер. Джефферсон придвинул стул, сел рядом.

– Рассказывай.

– Ладно. Я с самого начала начну, да? Так, наверно, лучше?

– Конечно, давай по порядку, – с ободряющей улыбкой сказал Джефферсон. – Ты не спеши. Может, поешь сначала?

– Есть не хочу. Вот кофе выпил бы.

Джефферсон спустился в бар за чашкой кофе, а когда вернулся, Жильбер сидел в кресле и тихо плакал.

– Расскажи мне…

Жильбер высморкался, вытер глаза и сделал глубокий вдох.

– Так вот, оставляю я, значит, тебя с Симоной и сажусь на хвост этим бандюкам. Скорость у них приличная, приходится перейти на рысь. Старый город остается позади, выходим на бульвар, и тут я думаю – плохо дело, слишком все открыто, они меня заметят. Ан нет, заходят в какой-то дом. Жду полчаса, жду час. Ничего. Видно, они там ели. Хочу отправить тебе эсэмэску, сообщить, что с меня хватит, ухожу, – и вижу, телефон разряжен. И ровно в этот момент выходит длинный – один. А другой высовывается в окно на третьем этаже и кричит ему: «Ты зажигалку забыл, лови!» Я, сам понимаешь, запоминаю окно. Длинный переходит дорогу, садится в машину – черный седан – и отчаливает. Я не теряюсь, вскакиваю на велосипед – стоял там один без замка – и за ним. Своей совести говорю: «Это не кража, прокачусь и верну». Кручу педали как бешеный, по мосту переезжаем канал, а дальше я начинаю отставать. Вижу, он сворачивает на дорогу, по которой мы тогда ехали лепить пирожные. Сбавляю скорость и еду потихоньку по шоссе до самой промзоны. А около боен – помнишь, мы проезжали – не иначе как интуиция сработала: сворачиваю к парковке. Бинго! Седан там. Как мы и думали, наш приятель связан с бойнями. Тут бы мне и отвалить, Джефф, я ведь главное сделал, хату их засек. Так ведь нет: не знаю, что на меня нашло, – спрятал велик в кустах и пешком туда. Подумалось: «Вот оно, приключение!» Вообразил себя, понимаешь, героем, таким, как Роксана и Хьюго…