Елена Матвеева - Кинжал Улугбека

- Хорошо излагаешь, - похвалил он. - Может, из тебя знаменитый следователь выйдет?

- А что, очень вероятно.

- Тогда опиши мне другой вариант: прорицатель узнал о готовящемся убийстве не от Ак-Сарай, - не сдавалась Варя.

- И такое возможно. От ее доверенного лица! Лицо это обратилось к прорицателю за ядом, а он догадался, что затевают. Может, лицо и не скрывало, зачем яд, а может, проговорилось. Другой вариант: яд взяли не у прорицателя, у лекаря или еще где, а он узнал. И третий вариант: прорицатель не терпел ни первую, ни вторую жену Улугбека, чем-то они ему насолили. И он убрал их хитроумным способом. Отравил сам или чужими руками первую жену, а вторая сама себя погубила. Он избавился от обеих, а заодно и Улугбеку показал, какой он отличный профессионал.

- Это сложно. Прорицатель не смог бы такое провернуть, если бы не был Ходжой Насреддином. Но Ходжа Насреддин не был отравителем и женщин не обижал. Хотя без интриг в нашей истории явно не обошлось, - сказал Лерыч, насаживая на крючок нового червяка.

- Точно не обошлось. История интриганская.

Возле ног, как тени, проплывали полупрозрачные длинные мальки. Лески у всех безжизненно лежали на воде. Абдулла поймал караси-ка, а потом - второго. Это был день Абдуллы. Все, кроме него, поменяли место. И снова не клевало. Абдулла же тянул рыбу за рыбой.

- Рафик виноват, - сказал Лерыч. - С ним на любой охоте не будет везенья. Он рыбу предупредил. Пошли купаться?

- Не много ли товару взял, Абдулла? И поди, все без пошлин? - с угрозой спросил Рафик.

Так некому платить, таможня пуста, - привычно, без энтузиазма, реагировал Абдулла.

- Змея! - вскрикнула Варя.

Огромная, она скользила по мелководью, а во рту - серебряная рыба. Еще минута, и гибкое полуметровое тело водяного полоза ушло на глубину.

- Возможен еще вариант! - не мог успокоиться Паштет: - Убийство жены Улугбека - это интриги мистера Икса. То есть был еще кто-то. Не прорицатель и не Ак-Сарай. Просто мы его не знаем.

Но интерес к женам Улугбека уже остыл. Искали Леву. «Лева!» - кричали они, а кто-то на другом, обрывистом берегу гулко вторил: «Лева-а-а-а!» «Сюда!» - звали, а эхо, схоронившееся в глиняных складках, вторило как попугай: «Сюда-а-а-а!»

- Рыба как сговорилась, - сообщил Лева, вылезая на берег и подтаскивая лодку. - Ничего не поймал.

- Зато Абдулла у нас отличился.

- Не много ли товару взял, Абдулла? Таможня дала добро? - ;поинтересовался Лева, заглядывая в полиэтиленовый пакет.

- Если бы вы знали, как вы мне надоели, - скучным голосом ответил Абдулла.

- А у Тимура были любимые жены? - спросила Гера у Лерыча по дороге к лагерю.

- Были. Для них он возводил роскошные сады с дворцами, а одну, говорят, убил под горячую руку. Но как же упрекнуть за это Властелина Мира, Тень Бога на Земле? Наказал жену, значит, заслужила. Он карал народы, не то что отдельных людей.

- Неужели не было на Востоке своих Ромео и Джульетты?

- Были. Фархад и Ширин, Лейли и Меджнун, Юсуф и Зулейха…

- Но это же литературные влюбленные, да?

- Есть одна жизненная история про самаркандских Ромео и Джульетту. Вечером расскажу.

Но вечером оказались другие заботы, и про влюбленных Лерыч не успел рассказать, а потом было и вовсе не до того.

Паштет по просьбе Валерия Ивановича отнес записку Турдали-ака, но не сразу вернулся в лагерь, а обогнул рощу стороной, добрел до высохшего русла Бахор-сая и не торопясь, хрустя высохшей травой, направился к городищу. Пробовал голос сверчок. А может, это была цикада? Надо спросить у Рафика, подумал он. Нагнулся за обломком древнего кирпича, нашел на нем отпечатки пальцев. Все кругом говорило о длинной-предлинной, упорной жизни: и кирпич, столетия хранящий прикосновение человека, и травы.

У здешних растений, которые умудряются жить на иссушенной земле, разветвленные корни. Они ловят каждую капельку влаги. Листики покрыты волосками, чтобы препятствовать испарению. Стебли жестки и упруги, унизаны колючками, чтобы не быть съеденными животными. А другие защищаются ядом, как цветы прангоса, или горьки, как полынь.

Лерыч сказал, что и люди такие. Одни впитывают всю горечь земли, другие - сладость. Почему? Земля-то одна.

Паштет увидел на холмах стайку сизоворонок, Симургов - синих птиц Вари Ильиной. Они были достаточно далеко и, наверно, не замечали его. Тогда он пошел прямо на них, чтобы вспугнуть и посмотреть, как они взлетят, как раскроются лазурные веера крыльев. И в тот миг, когда стайка, будто ветром подхваченная, взвилась над желтыми холмами, Паштет ощутил, что земля уходит из-под ног.

Падение было мгновенным, он даже испугаться не успел. Кругом стояла темень. Наверно, Паштет обрушил с собой куски глины и камня, пылевая завеса не давала дышать и открыть глаза по-настоящему.

Он попытался встать, ударился головой и свалился. Болел ушибленный бок, но, кажется, руки и ноги были целы. А главное, голова, хотя на лбу, прямо под пальцами, вспухала шишка.

Чихнул несколько раз. Пыль оседала. А дышать все равно было нечем. Как в могиле, поду-мал Паштет и вдруг с ужасом понял, что именно в могилу-то он и попал. Он же шел по территории древнего кладбища. Теперь над ним метра три-четыре земли, а сам он в западне. И никто не знает, где его искать, никто сюда не придет. И до людей не докричишься.

Паштет лихорадочно прочищал ноздри, но воздуху не хватало. Казалось, грудную клетку сдавило, сжало и не сделать вдох. Он ощупал закаменевшую глину над головой. Он встал на четвереньки и, обшаривая стенки, определил, что в ширину его тюрьма около метра, в длину - около двух. Пол шел с небольшим наклоном и был засыпан комьями земли и камнями. И, видимо, не только ими. Если это могила, значит, здесь и скелет. «Спокойно, не паникуй», - сказал себе Паштет.

Как далеко были Лерыч с ребятами. Варя сидит себе в камералке, черепки склеивает, и сердце у нее не дрогнет.

Микроскопическая пыль продолжала стоять в воздухе, заставляя Паштета снова и снова чихать. Глаза резало, но они привыкли к темноте, и он заметил, что откуда-то сверху слегка сочится свет. И хотя ничего вокруг нельзя было разглядеть, темень стояла не черная, а темно-темно-серая. Успокаивая себя и стараясь глубоко не вдыхать, Паштет снова начал ощупывать свод, пока не наткнулся на отверстие, забитое окаменелыми кусками земли. В эту дыру он, должно быть, и ухнул. Под ним что-то хрустело.

Паштет пошарил по полу, нащупал какие-то острые палки. Раздробленные кости? Кругляшку и гладкий шарик, катавшийся под рукой, сунул в карман. Попробовал выбить куски земли из дыры, чтобы прочистить лаз. Они посыпались не сразу, с глухим стуком, а несколько каменюк ударили по спине и рукам, которыми он прикрыл голову. И снова Паштет сидел, скорчившись и сложив руки лодочкой перед носом, чтобы не задохнуться в пыли.