Мишель Кастильо - Танги

Он решил посмотреть дом, в котором родился. Пройдя по улице Веласкеса, а затем по улице Гойя, он остановился перед небольшим особняком с фасадом во французском стиле и улыбнулся. Ему казалось забавным, что он внук человека, жившего в этом доме и владевшего громадными поместьями и множеством домов по всей Испании. Потом он пожал плечами и двинулся дальше. Прежде чем отправиться в «Общество охраны малолетних», ему хотелось немножко посмотреть свой родной город. Он вновь поднялся по улице Алькала, прошел через Пуэрта дель Соль, спустился на Гран Виа и двинулся вдоль Кастельяна. Он был восхищен. С теплым чувством разглядывал он все, что его окружало. На улицах было очень людно, и он радовался, что кругом теснится такой привлекательный народ. Но в конце концов он очень устал и решил отыскать ту, к которой он привез рекомендательное письмо.

Это оказалась очень высокая, худощавая женщина с седыми волосами, одетая в черный костюм мужского покроя. Небольшие быстрые черные глаза оживляли ее бледное, ненакрашенное лицо. На шее у нее висел золотой медальон — единственное ее украшение. Она прочла письмо и снова перечитала его, после чего принялась внимательно разглядывать Танги, по-видимому обдумывая то, что было написано в письме. Затем она стала расспрашивать его, а Танги отвечал ей очень осторожно, потому что она часто задавала те же вопросы, но в ином порядке, а у него было кое-что, о чем он не хотел рассказывать. Наконец она спросила его, верит ли он в бога. Тут Танги не знал, что отвечать. Дело в том, что он и сам не знал, верит ли он в бога или нет. Он был к нему совершенно равнодушен и не понимал, на что он ему нужен. В заключение женщина сказала Танги, что пошлет его к святому человеку, поистине святому. Танги обрадовался, что она согласилась заняться им.

В тот же вечер он уже оказался в поезде, едущем в Андалузию. С ним в купе сидело еще несколько мальчиков; они смеялись и, по-видимому, были счастливы. Их сопровождал человек лет сорока, который казался очень добрым.

Танги глубоко вздохнул. Он уже привык, что его вечно швыряло туда-сюда… Он был почти доволен. Но тут он подумал о Фирмене. Неужели полиция схватила его? Танги вспомнил первую ночь, проведенную с ним на свободе, у моря. Крупные слезы выступили у него на глазах. Они тихонько скользнули у него по носу и скатились на пол. Один из мальчиков закричал:

— Сударь, он плачет!

Человек, сопровождавший детей, взял Танги за руку и ласково сказал:

— Не надо плакать. Вы едете в очень хороший коллеж. Вы станете там настоящим человеком. Вот увидите!

Танги улыбнулся. Как он устал! Он не мог заставить себя не думать о Фирмене. Что станется с ним? Он спрашивал себя, будет ли когда-нибудь на свете такая страна, где станут любить и защищать детей. Потом прислонился головой к спинке скамьи и забылся. В полночь мальчики разбудили его, чтобы показать Сьерру Морену. Но он только бросил печальный взгляд на дикие утесы, застывшие навек между небом и Землей. Это было величественное зрелище. Но Танги очень устал и тут же снова заснул.

Отец Пардо был худой человек с проницательным взглядом, в котором светились ум и глубокое участие. На его поседевшей голове виднелась небольшая лысина. На вид ему было лет сорок — сорок пять. Он носил очки и часто снимал их, чтобы потереть глаза. Танги понял, что он делал это машинально.

Танги вошел к нему в кабинет около пяти часов вечера. В половине девятого он все еще сидел у него. Танги говорил от всего сердца, как не говорил еще ни разу в жизни. Этот человек сразу внушил ему безграничное доверие. Мальчик видел по его взгляду, что первый раз в жизни он понят до конца. Он рассказал ему все, открыл свои самые сокровенные мысли, словно на исповеди: он говорил о матери, об отце, о своих погибших надеждах, о высылке в лагерь из-за чудовищной ошибки, о Гюнтере, исправительном доме, Фирмене… Отец Пардо слушал его с глубочайшим вниманием. Иногда он вставлял какое-нибудь замечание пли задавал вопрос — например о порядках в лагере, — но чаще всего слушал молча. В сгущавшейся темноте Танги почти не различал черты его лица. Он говорил быстро и взволнованно. Каждая фраза, казалось, освобождала его от тяжкого груза. Он чувствовал, что становится другим человеком от одного сознания, что этот священник согласился выслушать его.

Кабинет отца Пардо был небольшой, узкой комнатой. Там стояли заваленный книгами стол, кресло, стул. В одном углу — небольшая скамеечка для молитвы под висящим на стене распятием, в другом — скелет на подставке. Перед отцом Пардо, за спиной у Танги, находилось распахнутое окно, из которого открывался вид на холмистую местность, поросшую оливковыми рощами, а вдали высились снежные вершины Сьерра Махина.

Наконец Танги замолчал. Отец Пардо улыбнулся. У него была особенная улыбка, как у человека, который не хочет выдать своей чувствительности и всегда заставляет себя сдерживать порывы своего сердца.

— Здесь тебе не угрожают ни замки, ни постоянный надзор, — сказал он. — Ты будешь свободен. Если когда-нибудь ты захочешь уйти, никто не станет удерживать тебя… силой. Пока ты не обретешь иного очага, я хочу, чтобы ты считал этот дом своим домом. Мы здесь не для того, чтобы наказывать или притеснять тебя, но лишь затем, чтобы помогать тебе в меру наших сил. — Отец Пардо немного помолчал. — Не все будет даваться тебе легко. Детям, собранным здесь, знакома лишь одна жизненная проблема — проблема нищеты, древняя, как сама Андалузия. Они немного грубоваты, но не озлоблены. Тебе же они покажутся слишком юными. Знаешь ли ты, что больше всего старит человека? Разлуки. Чем больше ты переживаешь разлук, тем ты становишься старше. Постареть — это расстаться с кем-нибудь или с чем-нибудь. Ты будешь чувствовать себя старым среди них… Возможно, что они не смогут понять тебя до конца; они будут считать тебя чудаком… Но, если ты почувствуешь, что у тебя что-то не ладится, приходи ко мне в кабинет. Мы всегда найдем, о чем поговорить. Мы будем одни… с Филистоном. — И отец Пардо указал пальцем на скелет.

— Кто это? — спросил Танги.

— Филистон. Мой лучший друг! Я купил его, когда был еще на третьем курсе медицинского института. Я учился в Гренаде. Денег у меня было немного. Мой отец, тоже врач, вырастил четырнадцать детей. Ты понимаешь… приходилось экономить. Заниматься анатомией я ходил к товарищу. Как-то он узнал, что в одном месте по случаю продается скелет. И я купил Филистона за очень умеренную цену. Вечером после этой покупки я был так счастлив, что уложил Филистона на кровать рядом с собой…

Танги невольно сделал испуганное движение… Отец Пардо насмешливо поднял брови:

— Как! Неужели ты будешь бояться Филистона? Это чудесный товарищ, и ты можешь вполне положиться на его скромность. А много ли найдется людей, о которых можно это сказать?