Джоди Андерсон - Пташка Мэй — королева воинов

— Ой! — Мэй невольно сглотнула и прикрыла шею рукой. — Да?

— Это в порядке вещей. И по-моему, здешние призраки слишком заняты собой, чтобы тебя узнать. Вряд ли они читают газеты, и потом, ты так выросла… — Беа забрала у нее записку и в задумчивости постучала изящным ногтем по слову «спутник». — Вопрос не в том, идешь ты или нет, а в том, кого тебе брать с собой.

— Меня, пожалуй, не надо. — Тыквер валялся в кровати, закинув руки за голову, а Мэй стояла рядом и умоляюще смотрела на него, зажав в кулаке послание. — Меня сразу узнают. И начнется: а спой нам, а спляши, а еще спой, а еще спляши… Им ведь одни хиты подавай. — Он вздохнул. — Так что без меня. Я этих приемов и балов уже навидался. А тебе понравится.

— Миоу?

Мэй посмотрела на кота.

— Вряд ли в качестве спутника позволят пригласить запрещенное животное, — огорченно пробормотала она.

— Люциуса надо брать, — продолжал Тыквер, делая небрежный жест рукой.

Люциус сидел на подоконнике и мастерил рогатку, чтобы пулять в прохожих эктоплазменными шариками. Фабио, глядя на это дело, негодующе шевелил усами.

Мэй с Люциусом посмотрели друг на друга. Люциус потускнел, потом нахмурился. Мэй отвела взгляд и принялась подтягивать потуже хвост, расчесывая пальцами длинные черные волосы.

Через минуту с лишним Люциус сдался и с тяжким вздохом нервно затеребил в руках рогатку:

— Мне что, наряжаться придется?

— Возможно, — опередив Мэй, кивнул Тыквер.

— А рогатку можно с собой?

— Нет, — решительно заявила Мэй.

Люциус призадумался.

— Ладно. Пойду.

Мэй чуть не подпрыгнула от радости:

— Хорошо.

В номер она возвращалась со смешанными чувствами. Несмотря на весь страх, неуверенность и смятение, Мэй улыбалась. У нее будет первое в жизни свидание!

Экипаж въехал на полукруглый пандус у входа во дворец. Сидящая внутри Мэй понимала, что голова ее должна быть занята другими, более важными мыслями — о Хозяйке, о страшных планах Бо Кливила. Но при виде подъездной аллеи, освещенной ярко пылающими кострами, и вереницы карет у Мэй забегали мурашки от восторга. Первый в жизни бал!

От дворца — три величественных беломраморных этажа с колоннами по фасаду — веяло стариной, пышностью и аристократизмом. На просторной террасе с парадными лестницами горели факелы и плясали на стенах веселые тени, создавая праздничное настроение. В окнах верхнего этажа шевелились портьеры и призрачные силуэты кивали, отмечая прибытие новых гостей.

— Такое чувство, что они сговорились, — пробормотала Мэй, встревоженно оглядываясь.

Все дамы до единой были в нарядах хоть и заплесневелых, но ярких — вокруг пестрели розовые, голубые и зеленые шелка, — а на декольте и манжетах пенилось рваное кружево. Чем пышнее наряд, тем более он выглядел замызганным и обветшалым, и тем горделивее держала голову и выше задирала нос его обладательница. Кавалеры щеголяли пастельными оттенками костюмов и помахивали кружевными платками. Покачивались высокие пудреные парики, украшенные паутиной и лепестками засохших цветов.

Мэй перевела взгляд на собственное платье, выбранное по совету Тыквера. Густой черный бархат, мягкий, словно кошачья шкурка, со сверкающими звездочками-пуговицами по корсажу, зашнурованному крест-накрест шелковой серебристой, как лунный свет, тесьмой. С паутины на юбке при каждом движении летела пыль. На фоне этого бархата длинные черные волосы Мэй, струящиеся по спине блестящим водопадом, растворялись, словно в кромешной тьме. Шею обвивали нити старинного жемчуга, между которыми сверкали искорки рубинов и изумрудов.

От Люциуса толку было мало. Всю дорогу он щипал Мэй в карете за руки и за ноги или украдкой тыкал ей в ухо мокрым мизинцем. Теперь он, болтая ногами, беспокойно выглядывал в оконце, словно прикидывая, как бы половчее слинять. В своей школьной форме он выглядел среди напудренных и расфуфыренных гостей еще большей белой вороной, чем Мэй. Но хоть причесался, и то хорошо. И вообще симпатяга, хотя Мэй ему в этом ни за что не признается.

— Надо было мне что-нибудь другое надеть, — сконфуженно прошептала Мэй. Она сидела нахохлившись, втянув голову в узкие воробьиные плечи, потому что казалась себе, кроме всего прочего, жуткой дылдой.

Люциус вроде вышел из ступора и, поглядев сперва на Мэй, а потом на замшелых красоток, плывущих по лестнице, наморщил нос:

— Ты гораздо лучше смотришься, чем эти старые кошелки.

— Ой, спасибо!

Через несколько минут карета, покачиваясь, подъехала к самому входу, и они выбрались наружу. У Мэй в животе словно рой бабочек захлопал крыльями. Остальные пары шли под руку, но пойти так же с Люциусом она не смогла бы даже в страшном сне. Впереди показалась парадная лестница. Позолоченные двери со скрипом распахнулись, и два скелета-привратника в ливреях оскалили челюсти в ухмылке, провожая входящих пустыми глазницами.

Когда двери закрылись за спиной, Мэй показалось, что она попала в сказку. Они с Люциусом стояли на пороге огромного бального зала — роскошного, как бархат. С потолка в пыльном увешанном гобеленами холле свисали люстры со свечами, льющими мягкий теплый свет. В дальнем конце зала оркестр, отчаянно фальшивя и не попадая в ноты, играл старинные вальсы. Прекрасные призраки в изысканных нарядах, затканных тончайшей паутиной, скользили в танце, не касаясь пола. И над всем этим великолепием, на мраморном цоколе, в золотом кресле, обтянутом истлевшей парчой, восседала важная дама — судя по всему, сама герцогиня, хозяйка бала. Пышный помпадур, украшенный рубиновыми паучками, вздымался надо лбом белым облаком. Сжимая в руке трость с серебряным набалдашником, герцогиня зловеще сверкала глазами (в одном из которых красовался монокль).

Обомлевшая от шквала впечатлений Мэй обернулась к Люциусу, но тот прилип взглядом к столикам со сладостями, окружавшим оркестр. Там громоздились пирамиды шоколадных гробиков с начинкой из мерзелада, а на блестящих блюдах выстроились пирожные, сделанные в виде миниатюрных погостов. Еще были жареные ножки в потеках кроваво-красного соуса, пирожки в форме летучих мышей и фонтаны вязкой черной жижи, куда полагалось макать отрезанные хрустящие пальцы. Призрак, подозрительно напоминавший Генриха VIII, заигрывал в углу с юной девой за облупленным клавесином. Каждый второй нес под мышкой отрубленную голову — в одной из таких обезглавленных Мэй узнала Марию-Антуанетту с картинки из учебника истории за пятый класс.