Грейс Лин - Когда море стало серебряным

– Ишань! – крикнула Пиньмэй. – Мы тебя ещё увидим?

Он обернулся и усмехнулся ей.

– Каждый вечер, – сказал он и взглядом показал на огромную луну, что висела у них над головами. Пиньмэй подняла глаза, и ей показалось, что она видит очертания кролика, который сидит на вершине горы и чего-то ждёт.

Усмешка Ишаня потеплела. Он поднял Железный Стержень и указал на небо за их спинами.

– Смотрите, – сказал он.

Пиньмэй и Ама обернулись. Из снега вырастала серебряная дымка, и над головами у бабушки и внучки возникла тонкая арка из луча света. На ней, точно нарисованные мягчайшей кисточкой, появлялись размытые оттенки розового, золотого, лилового. Арка сверкала и переливалась, как дворец Морского Царя, мерцала, как слезинка госпожи Мэн, сияла нежным светом, как луна. Из всех чудес, какие повидала Пиньмэй в своём путешествии, эта радуга из лунного света была прекраснее всего.

Ама смотрела на Пиньмэй сияющими глазами.

– Нюйва нам улыбается, – прошептала она.

Пиньмэй кивнула, и обе они разом повернулись обратно к Ишаню.

Но Ишаня не было. Тёплый ветерок обдувал их, капли воды с тающих сосулек падали одна за другой, словно жемчужины на нитке. Ласточки, всё ещё сонные – они слишком долго проспали в своих раковинах, пока были мидиями, – запели весеннюю песню, а серебряное море облаков гнало свои волны туда, где гора встречается с луной и ведёт с ней долгие беседы.

Ама посмотрела на Пиньмэй.

– Пора уходить отсюда, – сказала она. – Ты знаешь дорогу?

– Да, – с улыбкой ответила Пиньмэй и взяла её под руку. – Я тебя поведу.

Она свободна!

Она подпрыгнула на ветру, упиваясь вкусным холодным воздухом. Ветер подбрасывал её всё выше, выше, пока она не прорвалась сквозь густые облака туда, где небо перетекало в море.

О эта чёрная вода! Как хорошо в неё окунаться! Чудесная, чудесная вода! О эта прохладная, эта безмятежная тьма.

К ней приблизилась тонкая, узенькая волна – это была змея. Змея посмотрела на черепаху сияющими глазами, и та позволила ей нежно обвиться вокруг себя.

Внизу плыла луна в окружении звёзд.

Чёрная Черепаха Зимы вернулась домой.

В Городе Яркого Лунного Света, когда растаял весь снег, юноша – или мужчина? – ковылял по Длинной Галерее к беседке, тяжело опираясь на трость. Устав и запыхавшись, он прислонился к ограде. Небо над ним было ярко-лазурного цвета, какой и не снился придворным художникам, а солнце так припекало, что он был рад оказаться наконец в тени. Он улыбнулся себе под нос. Надо же – жарко, давно забытое чувство!

– Сыфэнь! – позвал его кто-то. – Сыфэнь!

Юноша обернулся, и улыбка его стала шире. Это была Янна.

– Пришла весть от дедушки Сая и Суйи, – выкрикнула она, подбегая к нему. – Они говорят, мужчины уже начали возвращаться в деревню.

– Хорошо! – сказал Сыфэнь.

Янна присела с ним рядом.

– Я уверена, скоро все мужчины вернутся, – сказала она. – Теперь, когда Великая Стена заброшена, в Город каждый день возвращаются люди!

– В княжеском дворце оказывают им помощь? – спросил Сыфэнь.

– В этом нет необходимости, – сказала Янна. – Дом, который раньше назывался домом Ву, гостеприимно распахнул свои двери для всех путешественников. Новая владелица – я слыхала, раньше она была служанкой в этом доме – это подлинная героиня, она…

Янна умолкла на полуслове и встала, вглядываясь в дальний конец галереи. Сыфэнь приподнялся, опираясь на трость, и проследил за её взглядом. К ним направлялись три фигуры. На фоне яркого солнца они казались тенями, однако было понятно, что эти трое – девочка, мужчина в годах и старая женщина.

– Кто это? – спросил он.

– Мой… мой… мой папа! – наконец выговорила – почти выкрикнула – Янна и со всех ног пустилась навстречу этим троим, мчась быстрее летучего дракона. Мужчина отделился от спутниц и тоже бросился навстречу Янне, раскинув руки. Они крепко обнялись, смеясь и плача одновременно, и Сыфэнь тоже смеялся и плакал, всем сердцем радуясь их воссоединению. Даже пионы в саду, казалось, трепетали от счастья, и солнце просвечивало сквозь яркие лепестки.

Пожилая женщина и девочка приблизились, радостные, сияющие. Юноша озадаченно наклонил голову. У девочки знакомое лицо! И она бежит к нему и выкрикивает его имя! Да! Теперь он её узнал! Это же…

– Внучка Сказительницы! – радостно засмеялся Сыфэнь. – Что ты тут делаешь?

– Сыфэнь! – воскликнула Пиньмэй. – Я как раз собиралась задать тебе тот же вопрос.

– Но я первым спросил! – возразил Сыфэнь, хватая её за руку.

– Мы пришли вернуть дочери её отца – каменотёса, – сказала Ама, – а князю Города Яркого Лунного Света – один очень важный листок бумаги.

– Моего отца вы найдёте в Павильоне Уединения, – сказал Сыфэнь и махнул в сторону озера, где на берегу белела одинокая беседка. – Он там, как обычно, рисует.

– Твоего отца? – Пиньмэй изумлённо помотала головой, глядя в довольное лицо Сыфэня. – Князь Города Яркого Лунного Света – твой отец? Я могла бы и догадаться.

Сыфэнь, будто вспомнив о приличиях, стёр с лица довольную ухмылку и почтительно поклонился Аме.

– Вы, должно быть, Сказительница, – произнёс он. Потом посмотрел на Пиньмэй, и в голосе его зазвучала озабоченность: – Но где же твой друг? Тот мальчик в красном?

– Он тоже должен был кое-что вернуть, – сказала Пиньмэй. – Но сейчас он, наверное, уже дома.

– Как и я, – сказал Сыфэнь и улыбнулся так широко – хотя, казалось, шире уже некуда, – словно хотел объять своей улыбкой и сад, и небо. – Но расскажите же мне о себе! Вы дошли до Города Яркого Лунного Света, это ясно. Но что приключилось с вами по дороге? И что должен был вернуть ваш друг и кому?

– Ох, мальчик мой, – сказала Ама, – это длинная история.

– Отлично! – сказал Сыфэнь и перевёл взгляд на Пиньмэй. – Ты же знаешь, как я люблю длинные истории!

Ама улыбнулась и села.

Пиньмэй, однако же, рассматривала потолочную балку над головой у Амы. Там был нарисован старец на вершине горы, который глядел вниз, на море. Над волнами возвышался морской дракон, разинувший пасть, а рядом с ним была девушка немыслимой красоты, и она вытягивала руку вперёд, словно показывая какую-то находку. Все обитатели моря, от грациозного лунма до смеющейся рыбки, застыли перед горой в благодарном поклоне. А в небе над солнцем – или это была луна? – выгнулась радуга. Все детали на картине были выписаны так тщательно, что Пиньмэй даже разглядела предмет, который девушка сжимала в пальцах. Это была тоненькая серебряная иголка.