Михаил Сухачёв - Там, за чертой блокады [litres]

На следующий день Нелли Ивановна пригласила к себе Александру Алексеевну и Виктора.

– Не скрою, меня тронуло ваше решение насчет продолжения учебы Виктора. Но это возможно только в Асино и сопряжено с большими трудностями, – обратилась она к матери. – Ведь жить там ему придется одному. Как питаться, как уберечься от необдуманных поступков, дурных соблазнов и влияний?

Похоже, Нелли Ивановна преувеличивала сложности, чтобы проверить твердость убеждения и матери, и сына. Виктор уже готов был отказаться от своего намерения и выжидающе смотрел на мать.

– Нелли Ивановна, – начала Александра Алексеевна, – у меня их было восемь, все учились, и не в легких условиях. Я надеюсь, что Виктор оправдает мои надежды, как и его братья и сестры. А если не справится, тогда вернется. Пастухи тоже нужны.

– Какая вы мудрая, Александра Алексеевна. Прямо завидую вам! Что ж, решено! Я сама поеду с ним, сниму ему угол у какой-нибудь доброй женщины и оформлю в школе.

Первое сентября выпадало на субботу, и Нелли Ивановна колебалась, стоит ли ехать раньше из-за одного учебного дня. Но Виктор уже настроился на учебу и не хотел, чтобы поиски жилья сорвали первый учебный день.

Стогов сам удивлялся себе, что шел в новую школу совершенно спокойно. Видимо, потому, что накануне Нелли Ивановна познакомила его с директором и учителями. Но он смутился, когда классный руководитель, учительница биологии Елизавета Васильевна, назвала его фамилию. Он встал.

– Ребята, в вашем классе будет учиться мальчик Стогов Виктор. Он пережил суровую голодную зиму в блокадном Ленинграде. Мы с вами читали и слышали о героическом городе на Неве. Но одно дело – читать об этом, другое – самому пережить. Может быть, он когда-нибудь расскажет нам об этом. Я представляю его сейчас, потому что он не был вчера, когда у нас состоялся сбор класса. Как говорится, прошу любить и жаловать!

Виктор смущенно смотрел на учительницу, чувствуя на себе десятки взглядов ребят, обернувшихся на последнюю парту у окна, где он сидел пока один.

Когда прозвенел звонок после первого урока, к нему подошли двое ребят и девочка.

– Привет, ковбой, ты не узнаёшь нас? – спросил один из них. – Давай знакомиться!

Виктор не помнил ребят, но девочку нельзя было не узнать. Именно из-за нее, возомнив себя Дон Кихотом, он ринулся на мальчишек. И сейчас она смотрела на него с легкой усмешкой – видно, вспомнила, как назвала его «всадником без головы».

– Я не ковбой, – угрюмо произнес он, обидившись на улыбку девочки.

– Ну как же, только ковбои так лихо владеют плеткой. Я это неспроста говорю. Ты же меня первого огрел кнутом, забыл, что ли? – сказал один из мальчиков.

– Ладно, Слава, «кто старое помянет, тому глаз вон!» – вмешалась девочка и, протянув руку, представилась:

– Нина Овчинникова, эвакуированная из Одессы, а это Слава Хромов, эвакуированный из Сталинграда, Сева Сапожников, сын начальника местной милиции. Ты что будешь делать после занятий? – и, не дожидаясь ответа, предложила: – Пойдем с нами в гарнизон, там сегодня показывают фильм про героев-полярников, кажется «Семеро смелых». Мы проходим туда бесплатно. Видел, на второй парте среднего ряда сидит рыжая девчонка, Ирма Школьник? Она по вечерам работает контролером в кинозале. Ирма нас и пропускает.

Виктору очень хотелось посмотреть фильм. Кино было его страстью. В Ленинграде в кинотеатре «Гудок» ему удалось бесплатно посмотреть почти все довоенные фильмы (а «Чапаева» аж восемь раз!). Правда, за это они, четверо друзей, подбирали мусор в кинозале после каждого сеанса.

Но обида на своих теперешних одноклассников не прошла, и он отказался, хотя тотчас пожалел об этом. Но, может быть, Нина пригласит его еще раз?

Прозвенел звонок, и Нина, произнеся: «Как хочешь!» – повернулась и пошла на свое место. За все оставшиеся уроки она ни разу не повернула головы в его сторону.

На следующем уроке Виктор поймал себя на том, что непроизвольно думает о знакомстве с ребятами. В какой-то момент вспомнил об Ирме Школьник и стал рассматривать эту девушку со спины.

Она была выше ростом не только девочек, но и ребят класса. Иногда Ирма поворачивала голову в сторону окна, и тогда Виктор видел ее профиль. У нее и прическа отличалась от примитивных косичек остальных школьниц: коротко остриженные сзади, рыжие волосы большой копной закрывали лоб. Резко очерченный профиль выдавал в ней взрослую девушку, случайно оказавшуюся среди детей. Похоже, ей было лет восемнадцать, не меньше. Чем-то она напомнила Виктору воспитательницу детдома Александру Гавриловну.

«Что же вынуждает ее днем сидеть в классе с малолетками, а вечером работать в клубе? Видимо, не от хорошей жизни», – подумал он. Все, кто работал и учился, вызывали у него особое сочувствие и уважение.

В пятницу после звонка с последнего урока к нему подошла Елизавета Васильевна в сопровождении Нины и пригласила в учительскую:

– Стогов, у меня до сих пор о тебе нет никаких биографических данных.

– А каких данных?

– Ну, год рождения, где учился, кто родители… – Она на секунду запнулась. – Прости, пожалуйста, я машинально спросила. Может, испытываешь какие-нибудь трудности? Скажи мне или вот старосте класса, Овчинниковой Нине. Я ей поручила шефство над тобой.

– Не надо мне никакого шефства! – с обидой возразил Виктор и стремительно выскочил из учительской.

– Это я виновата, – тихо промолвила классная руководительница.

– Чем же вы виноваты? – удивилась Нина, уверенная в том, что выходка Стогова связана именно с ней, придумавшей ему обидное прозвище.

– Я проявила бестактность, спросив о родителях детдомовского мальчика. Надо как-то исправить мою оплошность. Приведи его ко мне в наш учительский барак.

На следующий день, на уроке астрономии, Виктору по рядам передали записку. На сложенном листке было выведено: «Стогову». Нина несколько раз оборачивалась посмотреть на реакцию Виктора. Но тот даже не коснулся послания.

Едва прозвенел звонок, она подошла к нему.

– Ну и паразит же ты! Обидел Елизавету Васильевну своей дурацкой выходкой!

– Что я ей сделал?

– А ты не понимаешь, да? Надул губы, надерзил, выскочил без разрешения. Я-то знаю, из-за чего ты взбесился! Как же, поручили шефство над ним девчонке, которую он ненавидит! Я-то думала, что ты тот всадник, который, идя в школу, не забывает голову дома.

– А мне наплевать, что ты думала!

– А мне наплевать на твои обиды! Пойди и извинись перед учительницей! – Окатив его ледяным взглядом, Нина вышла из класса.

Дальнейшие уроки ему почти не запомнились. Остались в памяти только какие-то фрагменты: что-то о вегетативной нервной системе из физиологии, о магнитных полях из физики, о белых медведях и пингвинах, живущих на разных полюсах из географии. Каждый урок был мучительным ожиданием звонка на перемену, чтобы мчаться в учительскую разыскивать Елизавету Васильевну. Это не ускользнуло от Овчинниковой.