Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

С этого момента история бодлеровских сирот возвращается к прежнему последовательному изложению, и если вы заинтересованы в том, чтобы узнать, какой у нее конец, вам придется читать главы в том порядке, в котором они помещены в книге, хотя я от души надеюсь, что вы не заинтересованы в том, чтобы узнать, какой конец у этой истории, – по крайней мере, не больше, чем история заинтересована в том, чтобы узнать, какой конец ждет вас.

В этот день с той минуты, как часы пробили три и каждое «Не так!» гулко раскатилось по огромному неверному миру отеля «Развязка», произошло очень многое. На девятом этаже одна женщина внезапно узнала одного химика, и оба расхохотались. В подвале человек с равнодействующими руками доложил по рации, что сию секунду заметил одну странную вещь. На шестом этаже одна экономка сбросила маскировку и просверлила дрелью дырочку за расписной вазой, собираясь исследовать тросы, на которых был подвешен один из лифтов, и все это время прислушивалась к тихим звукам необычайно противной песенки, которая доносилась из номера прямо у экономки над головой. В 296‑м номере одного волонтера осенило, что читать текст на иврите нужно не слева направо, а справа налево и, соответственно, в зеркале – не справа налево, а слева направо, а в кофейне, расположенной в 178‑м номере, негодяя, заказавшего кофе с сахаром, немедленно повалили на пол, чтобы официантка могла посмотреть, нет ли у него на щиколотке татуировки, а затем принесли ему за это искренние извинения и бесплатный кусок пирога с ревенем. В 174‑м номере банкир снял телефонную трубку – но никто ему не ответил, а в 594‑м номере никем не замеченное семейство сидело в компании чемодана с грязным бельем и в окружении аквариумов с тропическими рыбками, не подозревая, что под диванной подушкой в вестибюле лежит салфеточка, за которой оно, семейство, охотится вот уже девять лет. У самого отеля таксист глядел на пар, валивший из трубы, не зная, вернется ли тот человек со спиной странной формы и потребует ли свои чемоданы, которые так и остались лежать в багажнике, а по другую сторону отеля женщина в водолазном шлеме и сверкающем костюме аквалангиста светила фонариком в воду, стараясь разглядеть сумрачное морское дно. На другом конце города длинный черный автомобиль увез одну женщину от человека, которого она любила, а в другом городе, за много миль от Бодлеров, четверо детей играли на пляже, не зная, что им вот-вот предстоит узнать ужасную новость, а еще в одном городе, не в том, где жили Бодлеры, и не в том, о котором я говорил несколькими строчками выше, некто узнал нечто и поднял некоторый шум, или, по крайней мере, меня в этом убедили. С каждым «Не так!» день катился к вечеру, и происходили самые разные события – не только в огромном неверном мире отеля «Развязка», но и в том огромном неверном мире, который раскинулся за его кирпичными стенами, – однако бодлеровские сироты о них не думали. Как ни странно, обязанности посыльных удерживали их до самого вечера в вестибюле, и поэтому им не представилось случая покататься в кабинках лифта и сделать новые фланерские наблюдения, а пришлось целые часы напролет таскать по вестибюлю разные вещи, но Бодлеры не думали ни о вещах, которые они таскали, ни о постояльцах, которые их дожидались, ни о высокой костлявой фигуре не то Франка, не то Эрнеста, который время от времени давал им свои личные поручения. Приближался вечер, звоночки звонили все реже, а Вайолет, Клаус и Солнышко думали только о том, что с ними случилось. Они думали только о том, что удалось увидеть и услышать каждому из них, совершенно не понимая, как же это можно истолковать.

И вот наконец, как и предсказывал то ли Франк, то ли Эрнест, наступила ночь, и в отеле стало очень тихо, и тогда сестры и брат устроились на полу за большой деревянной стойкой, прислонившись спиной к стене и вытянув усталые ноги почти до самых звоночков. Вайолет рассказала об Эсме Скволор, Кармелите Спатс и Джеральдине Жюльен, которых она видела в солярии на крыше, и о своей беседе либо с Франком, либо с Эрнестом в вестибюле. Клаус рассказал о Сэре и Чарльзе из 674‑го номера и о своей беседе не то с Франком, не то с Эрнестом в сауне. А Солнышко рассказала о завуче Ниро, мистере Реморе и миссис Басс, поселившихся в 372‑м номере, и о своей беседе с Хэлом и Франком или Эрнестом в кухне индийского ресторана, расположенной в 954‑м номере. Клаус педантично записывал все в свою записную книжку, а когда настала его очередь рассказывать, передал книжку Вайолет, и трое Бодлеров перебивали друг друга вопросами и соображениями, но когда все было сказано и дети посмотрели на бесчисленные пометки чернилами на бумаге, они поняли, что все происходящее осталось для них такой же тайной, как и утром.

– Полнейшая бессмыслица, – сказала Вайолет. – Зачем Эсме устраивает вечеринку? Для чего Кармелите Спатс потребовалось гарпунное ружье?

– Как здесь оказались Сэр и Чарльз? – спросил Клаус. – Для чего из окна сауны вывешена липучка для птиц?

– Для чего здесь Ниро? – спросила Солнышко. – Почему с ним Ремора? Зачем Басс? Отчего Хэл?

– Кто такой Ж. С.? – спросила Вайолет. – Кто он – мужчина, который шныряет в подвале, или женщина, которая наблюдает за небом?

– Где Граф Олаф? – спросил Клаус. – Зачем он созвал в отель столько наших бывших опекунов?

– Франкэрнест, – сказала Солнышко, и это, наверное, был самый сложный вопрос.

И Вайолет, и Клаус, и Солнышко видели кого-то из управляющих буквально за несколько секунд до того, как часы пробили три. Кит Сникет говорила, что если они постараются освидетельствовать всех, кого увидят, то сумеют отличить негодяев от волонтеров, но Бодлеры не знали, кто из них кого видел, и попросту не могли понять, как это двум людям удалось быть в трех местах одновременно. Вайолет, Клаус и Солнышко молча обдумывали сложившееся положение, прислушиваясь к тишине, которую нарушал лишь странный повторяющийся звук, доносившийся, судя по всему, снаружи. Некоторое время этот звук казался бодлеровским сиротам еще одной нераскрытой тайной, но вскоре они поняли – это квакают лягушки. В глубинах пруда наверняка обитали тысячи лягушек, и, когда настала ночь, лягушки всплыли на поверхность и переговаривались друг с другом гортанными кличами, свойственными их виду. Это был непостижимый звук, наводивший на мысль о том, что и мир природы тоже изъясняется шифром, который Бодлеры не могут разгадать.