Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

– Кит сказала, что ничего не будет хорошо, – вспомнила Вайолет. – Она сказала, что, хотя поступки наши и благородны, ничего у нас не выйдет.

– Это правда, – кивнул Клаус. – Еще она сказала, что наши надежды растают как дым, и, возможно, была права. Каждый из нас стал свидетелем истории, и все они как одна лишены смысла.

– Слон, – сказала Солнышко.

Вайолет и Клаус удивленно посмотрели на сестру.

– Стихи, – сказала та. – Папа.

Вайолет и Клаус в недоумении переглянулись.

– Слон! – повторила Солнышко, но это был один из редких случаев, когда Вайолет и Клаус не понимали, что говорит их сестра. На лобике Солнышка появилась глубокая морщина: малышка пыталась придумать, как бы объяснить брату и сестре, что она имеет в виду. Наконец она поглядела на Вайолет и Клауса и воскликнула: – Джон Годфри Сакс!

Бодлеры просияли.

Скорее всего, имя Джон Годфри Сакс ничего вам не говорит, если, конечно, вы не горячий поклонник американских поэтов-юмористов девятнадцатого века. Таких людей в мире немного, однако отец Бодлеров был одним из них и знал наизусть несколько стихотворений. Время от времени на него находило – как вы, наверное, понимаете, здесь это выражение означает «Он впадал в странное и импульсивное настроение», – и тогда он хватал ближайшего маленького Бодлера, начинал качать его на коленях и читал ему стихотворение Джона Годфри Сакса про слона. В этом стихотворении рассказывается о том, как шестеро слепцов впервые в жизни повстречали слона и не могли договориться друг с другом, как выглядит это животное. Первый слепец ощупал просторный гладкий бок слона и решил, будто слон похож на стену. Второй ощупал бивень и сделал вывод, что слон похож на копье. Третий ощупал хобот, четвертый – ногу, и так далее, и так далее, и вот все слепцы принялись спорить, как выглядит слон. Когда Вайолет и Клаус немного подросли, они, как и многие дети, стали считать, что, когда на папу находит, это не совсем удобно, поэтому главным слушателем декламаций мистера Бодлера стала Солнышко, потому-то она и помнила стихи лучше всех.

– Это стихи прямо про нас, – заметила Вайолет. – Каждый из нас ощупал крошечный кусочек мозаики, но целую картинку никто не видел.

– Целую картинку никто не видел, – подтвердил Клаус. – За каждой дверью в отеле «Развязка» скрывается тайна, и никто не может быть сразу везде и наблюдать сразу за всеми волонтерами и сразу за всеми негодяями.

– А нам придется, – вздохнула Вайолет. – Кит сказала, что сахарницу уже везут в отель. Нельзя допустить, чтобы она попала в руки самозванца.

– Но ведь сахарницу можно спрятать где угодно, – сказал Клаус. – И самозванцем может оказаться кто угодно. Все, кого мы видели, говорили о Ж. С., но мы даже не знаем, мужчина это или женщина!

– Хоть каждый был отчасти прав… – процитировала Солнышко предпоследнюю строчку стихотворения про слона.

Ее брат и сестра улыбнулись и закончили стихотворение:

– Но было все не так! [42]  Здесь и далее стихи в переводе С. Степанова. – хором сказали они, но их слова потонули в оглушительном звоне. «Не так! – возвестили часы отеля „Развязка“. – Не так! Не так! Не так! Не так! Не так! Не так! Не так! Не так! Не так! Не так! Не так!»

– Уже поздно, – сказал Клаус, когда затихло двенадцатое «Не так!». – Я и не заметил, как мы засиделись.

Они встали, потянулись и обнаружили, что в вестибюле пусто и тихо. Крышку рояля опустили. Фонтан выключили. Даже за конторкой портье никого не было, как будто отель «Развязка» не ожидал новых постояльцев до завтра. Единственным признаком жизни под громадной куполообразной кровлей был только свет лампы в форме лягушки и, разумеется, сами Бодлеры.

– Наверное, все постояльцы спят, – сказала Вайолет, – или читают до утра, как говорил Франк.

– Или Эрнест, – уточнила Солнышко.

– Может быть, и нам попробовать поспать? – предложил Клаус. – Остался еще целый день на разгадку этих тайн, и когда он наступит, у нас должны быть ясные головы.

– Наверное, в темноте ничего пронаблюдать не получится, – сказала Вайолет.

– Устала, – зевнула Солнышко.

Ее брат и сестра кивнули, но трое сирот так и остались стоять. Ложиться спать, когда в отеле так и шныряют враги, строя зловещие козни, было неразумно. Но ведь козни строятся каждую ночь, и не только в отеле «Развязка», но и во всем мире, и даже самые благородные из волонтеров должны время от времени смыкать глаза – здесь это образное выражение значит «Ложиться на пол за большой деревянной стойкой и надеяться, что никто не вызовет посыльного до самого утра». Дети, конечно, предпочли бы спать в более удобной обстановке, но с тех пор, как у них в распоряжении была более удобная обстановка, прошло столько времени, что они без долгих разговоров пожелали друг другу спокойной ночи, а Клаус протянул руку и выключил лампу в виде лягушки. Несколько минут дети лежали в темноте, прислушиваясь к лягушачьему кваканью, доносившемуся из пруда.

– Темно, – сказала Солнышко. Младшая Бодлер не очень боялась темноты, но сочла этот факт достойным упоминания.

– Да уж, темно, – зевнув, согласилась Вайолет. – Еще и в темных очках. Как там сказала Кит Сникет? Словно ворон, одиноко парящий в беспросветной ночи.

– Точно! – воскликнул Клаус.

Сестры услышали, как он встает в темноте, а затем снова включает лягушачью лампу, из-за чего обе девочки зажмурились, несмотря на темные очки.

– Что случилось? – спросила Вайолет. – Я думала, мы собираемся поспать.

– Разве можно спать, когда этой самой ночью в отель доставят сахарницу?! – спросил Клаус.

– Что? – спросила Солнышко. – Как?

Клаус вытащил из кармана записную книжку и пролистал странички, на которых записывал все наблюдения Бодлеров.

– Ее принесут вороны, – сказал он.

– Вороны? – удивилась Вайолет.

– Воронам не впервые приходится переносить важные грузы, – сказал Клаус, напомнив сестрам о воронах из Города Почитателей Ворон, которые приносили Бодлерам весточки от Квегмайров. – Потому-то Эсме Скволор и высматривает их глазным подкрепителем видения.

– Ж. С. тоже, – сказала Солнышко, вспомнив, что говорил то ли Франк, то ли Эрнест о наблюдении за небом.

– Поэтому Кармелита Спатс и потребовала принести ей гарпунное ружье, – задумчиво сказала Вайолет. – Она собирается стрелять из него по воронам – тогда Г. П. В. никогда не получит сахарницу.

– И поэтому не то Франк, не то Эрнест велел мне вывесить из окна сауны липучку для птиц, – сказал Клаус. – Если сбить ворон из гарпунного ружья, они упадут на липучку, и он поймет, что доставить сахарницу не удалось. – Но кто именно велел тебе вывесить липучку – Франк или Эрнест? – спросила Вайолет. – Ведь если это был Франк, то липучка станет для волонтеров сигналом о поражении. А если Эрнест – она станет для негодяев сигналом о победе!