Алексей Глебов - За журавлями

Недавно я снова побывал в Москве. Гуляя в воскресный день по парку культуры, забрел в шахматный клуб. За одним из столиков я увидел Генку. Он играл в шахматы с каким-то военным. Рядом с ним сидел черноволосый мальчуган и жадно следил за партией. Иногда он брал Генку за рукав, как бы предостерегая от неверного хода.

— Чей это мальчик? — спросил я Генку, когда мы выходили из клуба.

— Это Мишка, — притянув к себе мальчика, сказал Генка, — дяди Володи сын, помнишь?

Мы трое гуляли по парку, ели мороженое, катались на «чертовом колесе». Гуляли долго, до самого вечера, пока в парке не зажглись огни…

Домой возвращались на речном трамвае.

Учительница наша, Ксения Григорьевна, часто говорит: «Самые лучшие друзья в жизни — это книги… И ты, Сенечкин, персонально запомни эту истину».

Я, конечно, запомнил, даже недавно «Сын полка» — повесть писателя В. Катаева купил. Сам пошел в магазин и купил… Не спорю: книжка интересная, читать можно, да только приятеля своего Мишку Пузырева ни на какие книжки не променяю. Точно говорю. Мишка, он умнейший человек, он потолковей любой книжки. Мудрец. Моя бабушка так мне и говорит: «Мишка, он, — говорит, — мудрец, умница. И ты, Женька, водись с ним». А Мишка и вправду много знает. То про путешественника Миклухо-Маклая начнет рассказывать, то про дельфина Опо, который подружился с пацанами из Новой Зеландии и разрешал им кататься у него на спине… Дельфины, они умные, они даже человека спасти могут. Мишка как-то рассказал мне, что в Суэцком канале был такой случай. Заплыл один инженер в море, его Махмудом звали, он на моторной лодке заплыл. Сначала тихо было, штиль по-морскому, а когда поднялась буря, то лодку перевернуло, и Махмуд этот на спасательном матраце остался… Плывет он к берегу и вдруг видит: приближается к нему что-то. Пригляделся — акула! Труханул Махмуд, даже руками перестал двигать. «Что делать? — думает. — Как спасаться?» Но тут откуда не возьмись дельфины к нему подплыли. Окружили кольцом и преградили путь акуле… Обрадовался Махмуд, руками зашевелил, а дельфины матрац к берегу толкать стали. Так и спасли… Очень сообразительные эти дельфины. Они даже лоцманов в море заменяют. Лоцман — это проводник судов будет. Чтобы судно в чужих, незнакомых водах на мель не село, его лоцманы сопровождают… Еще Мишка про птицу трохилус интересно рассказывает. Есть будто такая небольшая птичка, поменьше нашего воробья, которая с крокодилами дружит. Точно говорю… Спит крокодил на берегу, пасть открыта, сны смотрит, а птичка эта у него из зубов остатки пищи выковыривает, вроде живой зубочистки. И если вдруг человек какой или зверь поблизости покажется, она из пасти выпархивает. Тут крокодил просыпается — и в воду! Крокодил, он тоже не дурак, соображает… А другой раз Мишка такое порасскажет, что и поверить невозможно… В Японии будто, в городе Акита на острове Хонсю, археологи нашли семена гречихи. Семена эти сорок пять столетий в земле пролежали. Точно говорю. И самое удивительное: проросли, когда их посадили… И наблюдает за их ростом будто бы известнейший японский ученый Кусихара из города Окаяма… Нет, я с Ксенией Григорьевной не согласен. Для меня самый лучший друг — это Мишка. Точно говорю.

Один мой друг-охотовед часто рассказывал мне о птицах. Узнал я от него и о щеглах, и о сойках, и о черном дрозде, который у специалистов-птичников за свои грустно-флейтовые рулады получил кличку «великого маэстро».

Разговорились как-то о попугаях.

— О! — сказал мой друг. — Это интереснейшая птица.

Он долго рассказывал мне о попугаях, об их образе жизни в неволе, об изумительно красивой окраске и долголетии этой птицы, ну, конечно, и о том, что попугая можно научить разговаривать.

— Куплю себе маленького попугая, — зажегся я после его рассказа. — Голубого… В зоомагазине видел… Три рубля стоит… Обучу его говорить…

— Э, нет, — засмеялся друг, — маленький попугай — это австралийский. Его говорить не научишь. Во всяком случае очень трудно. Поддаются обучению лишь отдельные редкие экземпляры… Нужно большого купить — какаду… Но его не достанешь…

— Я и маленького научу разговаривать, — не сдавался я.

Приятель махнул рукой, бесполезно, мол, не научишь.

Так и не стал я тогда покупать австралийского попугая.

Я бы, может, и не вспомнил про наш разговор с приятелем, но случилось так, что довелось мне побывать у Антонины Семеновны Комиссаровой, приятной и умной женщины, вот уже несколько лет болезнью ног прикованной к кровати. Несмотря на свой недуг, человек она веселый и энергичный и, как вы убедитесь дальше, не без выдумки. Она составитель многочисленных сборников и большой знаток литературы. По совету редакции я пришел к ней, чтобы показать свои еще нигде не опубликованные рассказы с надеждой, что ей что-нибудь понравится.

Мы познакомились. Она усадила меня за низенький столик против ее кровати и стала расспрашивать: давно ли я пишу, о чем пишу, где печатаюсь?

Пока мы беседовали, на столик несколько раз прилетал и снова улетал голубой попугайчик, небольшой и удивительно шустрый. Попрыгав на скатерти, он улетал в клетку с открытой дверцей, которая стояла на окне. Выпорхнув из клетки, летел на шкаф, со шкафа — снова к нам на стол. Я определил, что это австралийский попугай, и смотрел на него без особой симпатии, потому что уже знал, что говорить он, как положено порядочному попугаю, не умеет.

И каково же было мое удивление, когда он, слетев со шкафа, впился кривыми коготками в мое плечо, сказал: «Здрасте… Здрасте… Здрасте…»

— Не мешай, Витюша, — махнув рукой, прогнала его Антонина Семеновна. — Не обращайте на него внимания. Почитайте что-нибудь…

Пока я читал, Витюша несколько раз садился на мое плечо, здоровался.

— Потерпите немножко, это еще не все, — лукаво улыбнулась Антонина Семеновна.

После чтения она указала мне на мои некоторые промахи и отобрала для сборника два рассказа. Один из них попросила основательно переделать, если я согласен, разумеется, с ее замечаниями.

В одну из пауз, когда мы молчали, попугай, запустив когти в мое плечо, затараторил: «Много болтаешь… Много болтаешь… Много болтаешь. Здрасте… Здрасте… Здрасте…»

Мне стало не по себе. Я впервые подумал, что хозяйка может и утомиться от моих творений.

Заметив мое смущение, Антонина Семеновна улыбнулась.

— Вы уж не обижайтесь на Витюшу… Это я его обучила. Знаете, — объяснила она чуть усталым голосом, — ко мне приходят много авторов и так увлекаются… Иногда утомляют… Но это к вам не относится… Что у вас еще есть. Продолжайте…