Валерий Попов - «ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении)

Вот для этого и построена башня.

Красивая, правда? Она мне нравится даже больше московской, та гораздо тяжелее на вид, словно из кирпича сложена. А наша легкая, ажурная, словно висит, земли не касаясь.

Что она передает на город?

Первое, конечно, — что в самой студии происходит.

Второе — это то, что вне студии, за пределами. То, что видят Пэ-Тэ-Эс, а еще — что из других городов прилетает.

Здесь ей помогает ее некрасивый помощник — приемная антенна. Ты ее, может, видел, она за студией стоит. Конечно, не такая высокая и красивая, но дел у нее не меньше. Хватает. Без ее помощи ее красивая сестра раза в три бы меньше рассказывала, чем при ней.

Главное, что приемная антенна делает, — принимает сигналы от Пэ-Тэ-Эс.

Сергей Иванович вынул из-за пазухи блокнот и нарисовал в блокноте:

— Вот видишь, — сказал он, — на высоте ста двадцати восьми метров на эту башню надето словно ожерелье из тарелочек. Таких ожерелий три. Это приемные антенны. Когда Пэ-Тэ-Эс начинают передачу, эти тарелочки начинают вращаться вокруг своей оси и останавливаются только тогда, когда сигнал от Пэ-Тэ-Эс попадает точно в центр каждой из тарелочек, и. значит, волны от Пэ-Тэ-Эс, как караси, каждая шлепается на тарелочку, и ни одна не пролетает мимо.

С приемной антенны волны эти идут на усиление, вот в этот маленький домик, а из домика — к нашей красавице — передающей антенне, и с нее уже разлетаются по городу.

Теперь, видишь, эта большая тарелка, целый таз, слева, пониже. На него шлепаются, добравшись сюда из последних сил, волны из других городов, в основном из Москвы.

А почему из последних сил? — спросил я.

— Потому что далеко, — ответил он. — И никогда бы им не долететь, если бы не спасительные островки — ретрансляторы.

— Какие спасительные островки?

— А ты знаешь сказку Андерсена о двенадцати братьях, которые, чтобы через море перелететь к единственной своей сестре, превращались в лебедей, а долетев к ней, снова превращались в людей? Если принять, что братья — это, скажем, наши дикторы, а лебеди — радиоволны, получается вроде как телевидение.

И помнишь, там еще написано, что как раз на середине пути их силы кончались, и они непременно гибли бы, если бы не маленький островок.

Ретранслятор — это и есть такой островок.

На нем лебедь-волна отдыхает, набирается сил и дальше летит.

И еще там написано, что в облаках они не знали, как дальше лететь, а с островка всегда видна была их земля.

Вот тебе и вторая роль ретранслятора.

Потому что с верхушки одного ретранслятора всегда видна торчащая из-за горизонта верхушка второго.

И этот ретранслятор направляет волну точно на следующий.

А я уже говорил, что телеволна — это такой особенный лебедь, который летит только прямо.

Ему неважно, что земля под ним закругляется, все дальше вниз уходит, — он летит себе прямо, в пространство.

Тут-то его ретранслятор хватает и пригибает немного к земле и дальше пускает вдоль земли, и только он снова начнет отрываться, — его следующий ретранслятор хватает.

То есть цепь ретрансляторов заменяет дугу, которую образует бок земли и по которой телеволна лететь не может, ломаной линией, по которой с помощью ретрансляторов телеволна лететь может, и даже вполне!

И по всей нашей стране идут шеренги ретрансляторов, от одного города к другому.

Без них ни один город никогда бы другого не увидел.

Везде ретрансляторы стоят: в тундре на мху, в пустыне на песке.

Примерно один на восемьдесят километров линии.

Даже в горах ретрансляторы стоят, если надо телеволну через горы перетащить.

— Я однажды был на одном таком ретрансляторе. На Тянь-Шане. На высоте четыре тысячи метров. Вокруг скалы, снег, каждый день обвалы. И стоит башня — ретранслятор. А рядом маленький домик, и живут в нем два инженера. А вокруг никого на сотни километров.

Но без них, без этого ретранслятора, вся Киргизия оставалась бы без телесвязи до сих пор.

А теперь она со всей страной связана, смотрит то, что и мы с тобой смотрим.

— Так, значит, — говорю, — с помощью этих линий можно любой город связать с каким хочешь другим?

— Точно! И любую страну с любой страной.

— Например, нашу страну... с Югославией?

— Можно! Ты разве из Любляны чемпионат мира по хоккею не смотрел?

— Смотрел.

— Ну так вот.

— А с Чехословакией?

— Можно. Помнишь, не так давно все фигурное катание смотрели из Праги — от телевизоров было не оттащить?

— А с Англией?

— Это немножко трудней. Но не технически трудней, а организационно. Договориться.

Потому что Англия, Франция, Бельгия, Голландия входят в систему Евровидения, с центром в Брюсселе. А мы — СССР, Польша, Венгрия, Чехословакия, Болгария — образуем другую систему — Интервидение, с центром в Праге.

И в основном Интер и Евро, как их называют, работают отдельно друг от друга. Но, если уж очень надо, прекрасно договариваются.

Скажем, нашего Леонова в космосе вся Европа смотрела, и Интервидение, и Евровидение тоже попросились!

А матчи по футболу на первенство мира из Лондона смотрел?

Тоже это были совместные передачи: Евро и Интера.

Значит, можно все-таки!

Ох, с этим чемпионатом была у нас закрутка!

Представляешь, по какому сложному маршруту к нам сигнал шел: Лондон — Париж — Берлин — Прага — Москва — Ленинград!

И каждый из этих этапов должен работать безупречно! Представляешь, полчаса до начала матча, зрители уже стулья к телевизорам подвигают, а у нас вдруг пропал сигнал, не проходит!

Ну, мы испугались!

Срочно звоним в Лондон. Те говорят: «У нас все в порядке».

В Париж — там тоже все нормально.

Звоним в Прагу. Те говорят: «Да, кажется, вышел из строя какой-то ретранслятор на нашей территории, срочно посылаем проверку».

И вот, представляешь, в такой дали, где-то в Чехословакии, мчится по дороге машина, и от нее все зависит — будет вся наша страна смотреть чемпионат или нет.

И вот — появляется сигнал! Починили.

И вдруг звонок из Парижа.

И сообщают, что, оказывается, часть линии, идущей по территории Франции, принадлежит частному лицу, и тот намерен ее использовать для другой передачи!

— Ну как же, — кричим, что же делать? Попробуйте его уговорить. Нам на улицу нельзя будет показываться, если мы матч этот не передадим!

— Ну ладно, — говорят, — постараемся!

А до матча всего шесть минут! Четыре! Две!

И тут звонит телефон.

— Согласился, — говорят, — содрал, правда, бешеные деньги.