Эсфирь Цюрупа - Теплый берег

Прав. Он прав. А Лесь, съежившись в комок, изо всех сил старался загородиться от его правоты. Он поскорей подумал: «Никто не пришел, значит, ничей». Еще поскорей подумал: «Вяч знает не хуже». И поскорей вспомнил мамы Алины разбитые туфли. Обидная мысль толкнулась в сердце: «Разве ты жалеешь мою маму Алю?» И вспомнил досадливые мамы Алины слова: «Он тебе родня, что ли?» И вдруг сказал:

— Чего вам огорчаться? Вы нам не свой, а чужой.

И увидел: лицо Льва-Льва как серой пылью покрылось. Он растерянно моргнул детскими ресницами, снял очки и рукой устало провел по глазам.

— Да, да конечно…

Димка перестал вырезать и взял Льва-Льва за руку в кожаной перчатке.

— Ну-ну… — ответил ему Лев-Лев, словно поблагодарил его за эту ласку, словно «ну-ну» заменило много добрых слов.

Димка не отпускал его руки и разглядывал черные пальцы.

— Потому что война, — сказал Димка. — Ты воевал?

— А кто не воевал? — ответил Лев-Лев. — Тебе уже надоело вырезать? Скоро за тобой придет мама.

Тут явился Антон-моторист. Спросил у Жоры:

— Летал?

— Летал. А ты опять в клуб заходил?

— Опять. — Антон вздохнул: — Не принимают. Вам, говорят, нужно идти в борцы тяжелого веса, а не в летчики. Поесть, что ли, с горя? — и пошел к павильону «Чебуреки».

— Она в кладовой с рыжей кошкой, — сообщил Димка.

«Не буду искать на дне морском», — уговаривал себя Лесь и старался не смотреть на Льва-Льва.

Потоптавшись у закрытого павильона, Антон решил:

— Пойду, раз не кормят. Работа лошадиная, а пища лебединая.

Анна Петровна вышла из кладовки. Лицо полно мрачной решимости. С руки свешивается разомлевшая Васса.

— Лук? — спросил Антон-моторист, увидав красные веки.

Анна Петровна не удостоила ответом.

— А ну, выдь сюда! — приказала она Лесю и решительно сунула ему Вассу: — Отнесешь матери. И чтоб вперед кошки через новый порог не ступали!

— Чушь. Белиберда, — сказал Лев-Лев.

Лесь молча отдирал от плеча когти испуганной Вассы. «Через какой порог? У нас, что ли, порог починили?»

— Так в народе заведено! Народ не глупей нас с тобой, — говорила Анна Петровна. — Мой отец в колхозе новый дом срубил, тоже кошку вперед себя пускал. И сейчас живой-здоровый.

Лесь хлопал глазами.

Жора расхохотался:

— Ты серый человек, Лесь. Пойми: домовой с хвостом, без согласования с жилищным управлением, заготовил жильцам тридцать три несчастья. Кошкино дело — принять все на свою ушастую голову. Понял?

Взрослые говорят чепуху, а тут еще кошка выпускает когти.

— Ни при чем жилуправление, не слушай глупые речи. — Анна Петровна выпроваживала Леся. — Запрешь кошку в кухне.

— Лучше в туалете, там вода журчит, — сказал Жора.

Васса дружелюбно боднула Леся в подбородок.

— Отпусти кошку, голубчик, — тихо посоветовал Лев-Лев. — Человек двадцатого века не может верить в приметы, все это ерунда.

Очень, очень, очень хотелось обернуться, увидеть добрый взгляд Льва-Льва и разжать руки, пусть бежит кошка куда хочет. Но он все думал свои сердитые, упрямые думы: «Ну и пусть ерунда! Не отпущу. Зачем ты хочешь рубль отнять, раз он ничей? Он для мамы Али нужен».

Ушел, прижимая к себе Вассу. Щен налетал сбоку и обиженно взлаивал.

И вдруг навстречу опять Колотыркин. Бежит сломя голову. Ткнул Леся в плечо:

— Ух, ты! Здорово отхватили! Жаль, лифта нет. Я по канатной дороге ездил, а в лифте и в вертолете нет еще!

— Кто… отхватили?

— Да вы, кто ж еще? Надо же! В новом районе, пятый этаж, с балконом!

Вяч еще что-то оживленно говорил, а Лесь уже не слушал. Он сбросил Вассу на землю. Так вот из-за кого Лев-Лев отказался от квартиры и остался в своей комнатке, тесной, как конура! Из-за нас…«Детям нужно, чтоб просторно и светло». Новый дом, на горе, на новой улице, ура! С балкона голубей можно пускать, живых, не бумажных! Приручу сизарей… У меня будет стол, свой отдельный стол, у окна!..

А за потоком шумных, нескладных, весело скачущих мыслей что-то затаилось и царапнуло ему сердце. Царапнуло и растаяло. И забылось.

И они с Вячем поскакали дальше.

В это время у газетного киоска остановилась женщина.

— Простите, — обратилась она к Льву-Льву. — Возможно, я просто потеряла деньги, но на всякий случай зашла узнать, не здесь ли забыла?

— Ваша сдача вас ждет. — Лев-Лев выложил перед ней девяносто семь копеек.

Женщина улыбнулась:

— У вас прекрасный мальчик.

— Обыкновенный мальчик. — Лев-Лев убедительно пожал плечами и двинул бровями.

Засовывая монеты в кошелек, она возразила:

— Такой разине, как я, другой не стал бы возвращать, съел бы пять порций мороженого.

— Вот это был бы не обыкновенный мальчик, а обыкновенный плут, — ответил Лев-Лев.

И она ушла.

Димка перестал вырезать, тронул Льва-Льва за колено.

— Он взял блестящий рубль, потому что его удобно совать в кошку.

— Да-а? — Лев-Лев сдвинул очки на лоб и склонился к нему. — Смотри, как ты колеса неаккуратно вырезал, сколько бумаги вокруг оставил. А зачем совать его в кошку? — Перед глазами Льва-Льва все еще была Васса, которую унес Лесь.

— Это не бумага, а кювет, — сказал Димка. — А в кошку, в глиняную. Нам Анна Петровна подарила. Когда будет доверху, надо ее разбить. А мне жалко, она усатая.

Лев-Лев удивился:

— Но зачем ему понадобилось копить деньги? Он решил стать мультимиллионером?

Димка отхватил ножницами полрадиатора у самосвала.

— Потому что Жора сам сказал: «К чему тут каблуки прибивать? К пяткам, что ли?» — Он поднял к Льву-Льву доверчивые глаза. — Правда, нельзя прибивать к пяткам?

— Конечно, нельзя. — Лев-Лев взял в ладонь Димкину руку с ножницами, и вместе они вырезали голубую «Волгу». — Ты мне все очень хорошо объяснил, голубчик, — сказал он.

Человек твердо решил заработать денег, и не для пустяков, а для важного дела.

Сто объявлений приглашают на работу продавцов в магазин, грузчиков в порт, матросов на пристань.

Но если тебе 11 лет, тебя никуда не приглашают.

Говорят: «В школе объясняли, что в нашем государстве детский труд запрещен? Только в капиталистических странах детей эксплуатируют».

Говорят: «Крыша над головой есть? Обед есть? В школе учишься? На что тебе деньги? На глупости?»

Будто если не на хлеб, значит, на глупости.

Только в конторе совхоза ответили толково: осенью виноград поспеет, можно приходить с мамой или с классом, всех приглашают на уборку.

Осенью! Спасибо! Он взял да и пошел без приглашения. Шел по междурядьям, меж зеленых стен. Уцепившись усиками за проволоку, натянутую на шпалеры, тянулись вверх виноградные лозы. Виноград уже завязал гроздья, в них дробинки — мал мала меньше. Не скоро созреют.