Эсфирь Цюрупа - Теплый берег

— Варя отполоскала в речке бинты, рубахи, порты раненых. Дочка ждала ее в пещере. Корзину с постиранным бельем я тащил. Выздоравливал после ранения, так, пустяковая царапина. Думаю, придерживали меня, бой тяжелый предстоял, а я — младший… Да не в том дело… Возвращались… услышали стрельбу, взрывы, кинули корзину, выхватили револьверы. Варя бежала первой, она еще с тропы, вон оттуда, в упор выстрелила в карателя. Я подбил другого. А у них автоматы, они и полоснули. Видел, Варя покачнулась, кровь проступила сквозь платье, а она бежит вперед, и я за ней. Думаю: почему не убивают, стрелять перестали. И услышал, их офицер кричит: «Lebendig nehmen!» Приказал взять живыми.

Схватили, поставили спина к спине на край обрыва. Офицер орет: «Куда ушел партизан? Шнель! Драй минутен!» — и три пальца показал: дает, значит, нам три минуты жизни.

«Нет, — сказала ему Варя. И шепнула: — Прыгай».

«Нет!» — крикнул я. И они ударили из автоматов.

Но еще раньше она плечом толкнула меня вниз, со скалы, вон туда… — Мосолов увлек за собой всех троих к обрыву. — Видите, там прилепилась сосна? Видите? — возбужденно повторял он.

Они глядели на ее кривые ветки, вытянутые в одну сторону, словно пощады просили. Сквозь крону просвечивала узкая полоса берега, и, отступя, вода бесилась вокруг мелких скал.

— Ветки спружинили, удержали. Запомнились мелочи… хвоя мокрая от дождя… Сверху дали несколько очередей, чудом не достали. Сполз по стволу, кровь заливала глаза. Повис на корнях и спрыгнул. Летел еще сколько-то метров. Пришел в себя на берегу, волна обливает голову. Варю видел совсем близко. Они сбросили ее вниз. Грудь ей изрешетили из автомата. Я, ребята, смерти хотел. Плакал я, ребята… Ночью пополз в горы, к отряду…

«А Маленькая девочка? — спросили три пары испуганных глаз. — Как же девочка?»

Вот как оно все было.

Отряд после боя ушел на новую стоянку, дальше в горы, к старому табачному сараю на берегу речушки Арги. А Очкарик со своим ручным пулеметом возвращался в старый лагерь. Он нес трофей — банку сгущенки для Маленькой девочки. Он знал все тропы и переходы, и ему было поручено руководить эвакуацией раненых сегодня ночью.

Остро потянуло гарью. Подумал: неосторожно жгут костры, надо жечь бук или граб — от них ни дыма, ни горечи. И наткнулся под дубом на расстрелянного бойца, сегодня утром при нем назначенного в охранение. Очкарик побежал сквозь заросли. Ни одна живая душа не встретила его. Он понял: посты сняты. Таясь, чтоб не попасть в засаду, полз. Увидал: догорают, шипя под дождем, жердины, обрушились и обуглились кровли кошар, лежали на земле убитые его товарищи — мертвая охрана лагеря.

Тогда он спустился вниз, к пещерному госпиталю. Сердце словно окаменело и уже боли не чувствовало, казалось, сразу умерло его сердце, когда увидал взорванные входы и на краю обрыва — залитый кровью пестрый лоскут от Вариного платья.

С отчаянием, не помня себя, камень за камнем, осколок за осколком растаскивал, разгребал завалы, разгребал щебенку, ободранными пальцами, разбитыми ладонями прокладывал себе проход в пещеру. Тщетно звал, никто не отозвался. Понимал, что надежды нет, все погребены камнем, и все равно рыл и рыл, как крот, выволакивал камни, проникая в гору.

Зазияла черная щель. Оттуда тянуло тяжелой дымной духотой. Он протиснулся внутрь. Свод пещеры обрушился не полностью. Пробирался меж камней, в тягостной тьме жег и жег спички, вглядываясь в убитых. Они лежали лицом ко входу, сжимали в руках оружие. Отстреливались до последнего патрона. У него кончились спички. Осталась одна — сохранил на какой-то последний, невероятный случай. Он узнавал своих товарищей на ощупь и с каждым прощался. Про Варю все уже знал, но продолжал искать. Не было ее. Ивана он тоже недосчитался, счел что погребли его камни. И нигде не было Маленькой девочки.

У задней стены он не нашел и следа люльки, которую сплел для нее сам, и так славно подвесил к кровле вместе с Ванюшкой, укрепив под сводом слегу. Он обшаривал камни. Они продавили койки и носилки из дубовых жердей, завалили второй выход. И нигде, нигде не было крохотного человека в одеяльце из старой шинели.

И в душе шевельнулась надежда: может, унесла? Успела? Может, спрятала в зарослях, как прятала раненых во время бомбежек? Как найти маленького человека в зарослях, там, за Чертовой скалой? Они тянутся по всему склону. Только зверь, дикий зверь может найти его, маленького и беззащитного, привлеченный живым человеческим теплом.

Значит, сказал он себе, буду обшаривать заросли, день и ночь, и еще столько дней и ночей, сколько понадобится.

Он уже совсем было протиснулся обратно, наружу, когда в сердце ему ударило повелительное чувство: уходить нельзя, нет! Он вдруг ясно вспомнил, что, обшаривая пещеру, его руки упирались в заднюю стену слишком близко. Там вчера стены не было! Взрыв потревожил скалу, и каменная глыба опустилась, накрыв ход в дальний угол.

Накрыла? Тогда конец. Искать больше незачем. Но разве не может быть такой невероятной удачи, что обрушенный камень не накрыл, а отрезал дальний закоулок, где жила Варя с дочкой? А вдруг они там? Он отказывался верить тому окровавленному лоскуту над обрывом. Вдруг еще живы? Вдруг задыхаются в эту самую минуту от отсутствия воздуха? А он медлит, он теряет драгоценные минуты, которые могут спасти их.

Вполз обратно в пещеру.

Он понимал, надежды нет, почти нет. Сбоку, там, где груда обрушенных камней примыкала к наружной стене, он нащупал более рыхлый участок. Камни поддавались туго, тяжко, но все же поддавались. Ведь он был молод и силен. Онемевшими руками он продолжал делать свое дело — в полной тьме разгребал, оттаскивал, рыл и рыл. Он не знал, часы ли прошли или сутки, день ли сейчас или ночь там, снаружи.

Крохотная жизнь, может, ты еще теплишься? Может, взрывная волна не достала тебя? Может, камни пощадили тебя? Может, ты не погибла от каменной пыли и недостатка воздуха? И ты, Варя, ты…

Теряя силы, он припал к образовавшемуся прогалу. И внезапно ощутил холодок свежего воздуха. Едва ощутимый, пахнущий солью, морем, травой, живой прохладный ветер, невероятный в глубине душной пещеры.

«Варя, — позвал он, — Варя…»

То ли пот, то ли слезы заливали ему глаза.

С новой силой принялся расшвыривать камни, разгребать щебень и в освободившееся пространство наконец протиснул свое длинное тело. И увидел. Да, увидел, потому что из расщелины разбитой стены сочился голубоватый, неяркий свет. И нежной, упругой струей тек воздух.

Вари не было. Не могло тут быть Вари. В чудом уцелевшем закуте, под нависшей скалистой кровлей, в плетеной люльке крепко спала Маленькая девочка.

Он наклонился над нею и зажег последнюю спичку. Маленькая девочка заворочалась в своем одеяле, стала кривить ротик и открыла синие-синие глаза. Вряд ли он увидел тогда, что они синие в неясном свете, он просто знал: они точно такие, как у Вари.