Алексей Осипов - По волчьему следу

— Ешь да иди мойся, я воды нагрела. Ишь как намазутился, в другой раз не захочешь… Чего молчишь, иль понравилось?..

— Гектаров двенадцать перевернул, оно и неплохо.

— Двенадцать? — удивилась мать. — Дед по одному пахал и то от устали с ног валился.

— Кони у нас, мама, разные.

В понедельник утром у школы Виктора окружили ребята.

— Эх ты, футболист! Из-за тебя проиграли!

— Струсил, на трактор скорее!

Только Володя протянул Виктору руку, сказал серьезно:

— Поздравляю с благодарностью.

— Ладно, не смейся. — Виктор покраснел, стал выбираться из толпы.

— Не веришь? Иди почитай, в коридоре под стеклом висит.

Виктору совсем жарко стало от этих слов, и он сердито бросил:

— Ну и пусть!

Мальчишки рассмеялись.

— Чего рты разинули, идите почитайте. Сам председатель Василий Андреевич утром в школу приезжал, и директор на велосипеде чуть свет на наш участок ездил.

Колька подошел и не поздоровался. Стоял в стороне, угрюмо смотрел в землю. А когда услышал о благодарности, сердито пробурчал:

— Благодарность… А за что? Что команду подвел? Теперь из-за тебя на районные соревнования не попадем.

Сторожиха вышла на крыльцо и громко позвала:

— Карасев Витя, директор вызывает.

— Иди, может, медаль дадут, — крикнул Колька и носком сапога разбил глиняный ком. — Подводила!..

Но мальчишки, опустив головы, молчали.

К вечеру, когда оранжевое солнце уже опускалось за горизонт, Володя забежал за Колькой. С трудом переведя дыхание, крикнул:

— Идем живее! Волк в поле!

Колька насмешливо скривил губы:

— Он что же, поджидает? А может, привязали его там?

— Испугался? Ладно, один пойду.

— Сам ты испугался!

Накинув фуфайку, Колька сбегал во двор и вернулся с железным костылем, заменявшим ему в походах ружье.

Торопливо шагая по скованной морозом дороге среди белесого щетинистого жнивья, Володя рассказывал:

— Иду с поезда и вижу… в мякине, рядом с соломой, сидит кто-то. Присмотрелся — волк. Серый, голова большая. В мякине мышей ищет. На меня никакого внимания, даже головы не повернул.

Колька бьет костылем по застывшим лужицам, дробит мерзлые комья земли. Говорит Колька размеренно, с ударением на каждом слоге:

— Зима на носу, вот они и рыщут. Снег для волка — голодовка. Опять по овчарням полезут, собак-ротозеек воровать станут.

— Тише, не стучи костылем, — попросил Володя. — Мерзлая земля гудит, как провода, а у волка слух тонкий.

Колька перестал стучать, стал ступать осторожнее, мягче и говорить стал тише.

Быстро сгущались осенние сумерки, и не заметили ребята, как луна появилась, будто где в тучах спрятана была, а потом сразу красной сковородой засветилась. А может, не видали они ее в светлых косах угасавшей зари.

Заметив смутно белевший впереди скирд, ребята остановились, прислушались. Мертвая тишина, ни шелеста. Свежий ветерок веял хмельным запахом прелой соломы.

По жнивью шли еще медленнее, настораживаясь при каждом шорохе.

Володя взвел курок, нацелил ружье на кучу мякины, черневшей крутой горкой невдалеке от скирда.

Колька поднял железный костыль, тихо прошептал:

— Будь начеку…

Подошли вплотную к куче, замерли.

Колька, вздрагивая будто от холода, встал за спиной Володи.

— Смотри, смотри! — прошептал Колька, показывая на темную дыру, отчетливо видневшуюся в сером скирде соломы. — Там он, бей…

Но Володя медлил. Мысль его работала напряженно, лихорадочно. Может, волк уже в другом месте спрятался. Волки боятся выстрела, но раненый зверь бросается на человека, и тогда…

Он до боли в глазах всматривался в каждый выступ скирда. В висках шумела кровь, стучала молоточками.

— Струсил? Дай я… — И Колька потянулся дрожащей рукой к ружью.

— Подождем, ты промахнешься, — тихо ответил Володя. — Гляди кругом, нет ли других зверей. «Если зашуршит солома, — решил он, — сразу пальну».

Колька дернул за рукав.

— Смотри, бегут!

— То деревья, — сразу определил Володя и попросил Кольку опустить в дыру костыль, обещая в случае опасности поддержать огнем.

— Чего раздумываешь, бей! — снова предложил Колька.

Но, видя, что Володя медлит, Колька бесшумно подкрался к скирду и осторожно сунул костыль в черную пасть соломы. Костыль коснулся чего-то мягкого, и Колька с ловкостью кошки отскочил назад.

— Здесь, стреляй!

Володя вскинул ружье, нацелился. «А если промахнешься? Ранишь его? Растерзает!» — колебался Володя.

Колька подбежал и стал тянуть ружье.

— Дай, дай я выстрелю.

Но Володя знал, что Колька плохой стрелок, и ружья не дал. «А если это человек?!»

— Проверь еще раз. Не бойся, я не промахнусь… — сказал Володя.

Колька нерешительно подошел к скирду, начал ворочать костылем.

— Что-то есть. Мягкое, наподобие фуфайки.

У Володи потемнело в глазах, обмякли, задрожали колени и ружье чуть не выпало из рук…

— Вытаскивай! — прошептал он.

— Тяжелое, будто мешок с зерном, — сказал Колька и позвал Володю на помощь. — Человек! Смотри, и руки и ноги, — с удивлением и страхом проговорил Колька.

— Так и есть, человек… Девчонка… — И Володя с ужасом подумал, что ее убили и подбросили.

Ребята наклонились, стараясь рассмотреть лицо в голубом лунном свете.

— Вроде знакомая, а не узнаю, — дрожащим голосом говорил Колька, поднимая мягкие, послушные руки, которые снова тяжело падали на солому. Колька чиркнул спичкой и замер. На полных губах девочки застыла знакомая улыбка, частые белые зубы мягко светились, а на круглых щеках застыли тени от длинных ресниц.

— Валя Аношина! — вскрикнул Колька.

— Валя! — удивился Володя, опускаясь на колени.

Колька схватил девочку за руку, быстро нащупал пульс.

— Жива! Понимаешь, жива! Она спит. Без сознания. — И Колька начал тормошить ее за плечи, за руки, подергал за теплый, вздернутый нос. — Валя, очнись. Валя, что с тобой? Ну, не притворяйся, вставай.

Но девочка лежала неподвижно, ни одним пальчиком не шевельнула.

— Давай ее на ноги поставим, — предложил Колька, — или искусственное дыхание сделаем.

Ребята подхватили Валю под руки, приподняли.

— Что с тобой, держись!

— Не притворяйся.

Девчонка покачнулась и вдруг рассмеялась громко и весело.

— Напугались, да?

Володя тяжело вздохнул.

— Счастье твое, что притворилась здорово, как артистка на сцене, а то бы…