Лариса Письменная - Тысяча окон и один журавль

В этот раз мы пришли на Весёлый ночью, потому что днём у нас нет времени. Последний Могикан нас совсем загонял.

С неба смотрела круглая луна, и все дома нашего Весёлого так и светились, а тот, тридцатый, который мы освободили от Чёрного Лиха, прямо-таки слепил глаза. Он светился изнутри, как будто в нём поселилось солнце.

«Кто-нибудь уже живёт в нём?» — спросил я у отца.

«Нет, Ярослав, пока что никто не живёт. Для того мы и пришли сюда, чтобы заселить этот Солнечный дом».

Солнечный дом! Вот здорово! Это значит — счастливый дом. Не просто какой-нибудь дом № 30! Такого нигде больше нет!

«А мы тоже переедем в него?»

«Нет, сынок. Мы будем жить в другом».

«Ну, па… мы же сами построили его и освободили от Чёрного Лиха… Без нас его бы совсем не было!»

«Не для себя освобождали, для людей. Мы с тобой, Ярослав, не какие-нибудь рвачи, мы честные работяги».

Отец знает: стоит ему сказать — «Мы с тобой не рвачи, а честные работяги», — и я сразу перестаю спорить.

«Ладно, поселим сюда других людей. Но кого?»

«В доме сто восемь квартир. Есть однокомнатные, двухкомнатные и трёхкомнатные. Надо хорошенько подумать, сын, чтобы расселить людей по справедливости. Чтобы Солнечный дом опять не почернел».

«Давай поселим туда тётю Марину!»

«Правильно, Ярослав! Дадим ей двухкомнатную квартиру: к ней часто приезжает родня из села, так пускай принимает их в просторной квартире. Ну — начали!»

Мы с отцом взялись за руки и трижды повторили наше волшебное слово «майран».

И сразу к Солнечному дому подкатил грузовик, нагруженный пожитками тёти Марины. И сама она — в кабине, возле шофёра.

Я кинулся открывать дверцу кабины. Тётя Марина вышла и замерла от удивления:

«Боже милостивый, да неужели я буду здесь жить! Ой, спасибо ж вам, дорогие мои, ой, и спасибо ж! Так, может, и вещички мои поможете с машины перетащить?»

Отец покачал головой:

«Нет, тётя Марина, это старьё вам больше не понадобится. В Солнечном доме у вас будет всё новое. Всё, что сами пожелаете. Пошли с нами! На каком этаже вы хотите жить?»

«На втором. Чтоб и не высоко и балкон был. Можно?»

Мы вошли в двухкомнатную квартиру на втором этаже. Тётя Марина первым делом метнулась в кухню. Там уже стояла новая газовая плита, у стены — большая раковина с двумя вентилями: синим — для холодной воды и красным — для горячей. Стены кухни поблёскивали белым кафелем.

«Что вам нужно поставить в кухню?» — спросил отец.

«Холодильник», — ответила тётя Марина.

В один миг стену подпёр большой белый холодильник. Он щёлкнул — включился — и деловито загудел. Тётя Марина открыла дверцу — в холодильнике было полно разной еды. Самой вкусной! Виноград, апельсины, даже мороженое. Даже мой любимый «Киевский» торт.

«Так будет всегда, — торжественно сказал отец. — Людям, которые будут жить в Солнечном доме, никогда не придётся бегать по магазинам и толкаться в очередях. Теперь вы будете жить спокойно, и ноги у вас перестанут болеть».

Тётя Марина пожелала ещё шкаф с посудой. Шкафчик появился, тоже белый-пребелый, а посуда в нём такая, что хоть для самых дорогих гостей стол накрывай. И столик вырос как из-под земли, и белые табуретки. Тётя Марина сказала, что готова жить здесь до самой смерти, ничего лучше ей не надо.

«Да что вы, тётя Марина, ведь у вас теперь есть ещё и ванная и две комнаты с балконом!»

Я повёл её в комнаты, успеет налюбоваться своей кухней.

В одной из комнат мы заказали для тёти Марины широкую и мягкую кровать, пусть спит спокойно. А блестящий паркет покрыли большущей шкурой белого медведя. Сначала она даже испугалась, решила, что живой медведь разлёгся на полу. И ещё заказали красивый шкаф, полный новой одежды, чтобы тётя Марина получше одевалась.

«Подумайте, что вам ещё нужно, тётя Марина».

«Да я уж и сама не знаю… Всё есть, сроду такого не имела… Вот разве что тапочки мягкие, чтобы ногам было тепло и удобно».

Раз — и около кровати стоят суконные тапочки на меху, как у бабушки Панчишиной.

«Ну, — сказала тётя Марина, — теперь и умирать не надо».

«Это ещё не всё». И мы повели её в другую комнату. Большую, солнечную, с балконом.

«Неужто всё это для меня одной?» — всплеснула руками тётя Марина.

«Для вас, — ответил ей отец. — Вы заслужили, всю жизнь честно работали».

От радости тётя Марина совсем растерялась, и я принялся командовать сам:

«Сюда, в угол, телевизор! Цветной! — Появился телевизор. — А сюда, к самому окну, аквариум с золотыми рыбками! — И тут же в просторном аквариуме, точно таком, как у нас в школе, заплавали, заиграли золотые рыбки — красотища! — А на середину комнаты — стол, большой, раздвижной, чтобы много гостей поместилось. И мягкие кресла!»

Я командовал, и всё появлялось. Я стал думать — что бы ещё заказать. Может, маленького робота? Пускай бы убирал квартиру, стирал бельё, варил обед! Но я засомневался, ещё напугаю тётю Марину… Пока я раздумывал, она тихонько сказала:

«Родненькие мои, ещё вот что я попрошу у вас: пусть на этой стене висят портреты моих сыновей и мужа».

И тут же на золотистой от солнца стене появилось три больших портрета: трое солдат в пилотках. Двое совсем молоденьких, а третий постарше, с усами. Мне тётя Марина не раз показывала их фотографии. Но здесь, на портретах, все они были будто живые.

«А может, мы их оживим, па? — шепнул я тихо. — Может, нам поможет майран?»

Трижды мы произнесли волшебное наше слово, и ещё трижды, и ещё… Но портреты не оживали.

Нет, не можем мы сделать тётю Марину совсем счастливой и весёлой, не можем.

Чтобы развеселить погрустневшую тётю Марину, мы вывели её на балкон. Она оглянулась вокруг, на красивые дома Весёлого, и заулыбалась.

«Как здесь хорошо! Я посажу на балконе цветы. Такие, чтобы вились кверху. Кручёные панычи, красную фасольку… Очень я их люблю…»

В ту же минуту зазеленели, потянулись вверх стебельки вьюнка и фасольки. Они расцветали у нас на глазах — синие бокальчики вьюнка и огненно-красные лодочки цветущей фасольки.

Тётя Марина принялась поливать их, а мы попрощались и пошли: времени у нас в обрез, надо заселить ещё сто семь новых квартир.

Сто семь! А мы заселили только одну. Нет, до утра ни за что не управиться. Но если не заселим за ночь все эти квартиры, они для людей пропадут, мы с отцом это знаем.

«Надо спешить, Ярослав».

«Всё равно не успеем, отец».

«Твоя правда, летняя ночь короткая. Лучше сделаем так: распределим квартиры — кто какую заслужил по всей правде, а после этого объясним всем сразу: «Заказывайте себе какие хотите вещи — всё получите!» Так кого будем поселять?»

«Давай семью Анны Павловны. Каждой её дочке с мужем по двухкомнатной, а Анне Павловне…»