Светлана Полякова - Княжна

— Вели на границах Города псам охрану держать, — распорядилась она. — Чтобы никто из Города живым сегодня ночью не вышел!

Ветер к ночи становился все крепче, все злее.

Метался он, раскачивал деревья так, что они клонились к земле, завывал, как стая шакалов…

— Собирайтесь, пора, — бросил Андрей. — Нет другого выхода у нас. Ночь скроет нас от злых глаз, а в лесу, даст Бог, продержимся некоторое время…

— В своем ты уме, что нас на вьюгу выбрасываешь, как на смерть? — взвыл Жрец. Совсем ему не хотелось уходить из теплого дома!

— Запомни, Жрец, лучше гибель, чем позволить крысам погубить Хелина! — взорвался гневом Андрей.

— Вот уж гибель нашел, — пробормотал себе под нос Жрец. — Не красавица, конечно, Полина, да ее красоту во сто крат жемчуга да сапфиры перевесят! Был ли день, когда Растамановой семье голодно было?

— Замолчи, — нахмурился Андрей.

Жрец повиновался, начал складывать свой нехитрый скарб в узелок… Ах, быть бы Хелину вельможей при княжеском дворе, и он, Жрец, рядом с ним бы возвысился! Вернул бы Перуна да Стрибога на землю эту охладевшую…

Хелин собирался молча, чувствуя себя виноватым — по его милости нарушен покой этого дома! По его милости вынуждены они отправляться в черную ночь неизвестности…

— Может, и правда? — поднял он к Андрею глаза. — Стерпится… Что такое жена? Вынесу, а у вас из-за меня хоть неприятностей не будет…

— Как ты можешь глупости такие говорить? — тихо спросил Андрей. — Не жена — сама Любовь! За любовь люди жизнь отдают… Настанет час — встретишь ты ту, что всех на свете тебе краше покажется! Захочешь к ней руки протянуть — а они, руки твои, в оковах Полининых?! Не только тебе выйдет наказание, но и ей, ни в чем не повинной!

— Говорят, нет любви на свете, — возразил Хелин.

— Это глупые говорят, убогие, — отмахнулся Андрей. — Они сами, знать, себя предали, вот и не заходит она к ним, боится, что и ее предадут!

Он открыл дверь, впуская в дом ветер, и снег.

— Там ветер холодный, — поежился Жрец.

— Ветер, старик, даже когда холодный — свободен, — усмехнулся Андрей. — Вот и мы скоро станем свободными, как он!

Они шли, таясь, прячась в тени, как воры.

Каждому из них казалось, что следит за ними непрестанно взгляд жестокосердной Княгини.

— Кажется, все, — облегченно вздохнул Андрей, когда они подошли к мертвому поселению книжников. — Теперь и лес недалеко…

Стоило только произнести ему эти слова, как из темноты выплыли фигуры всадников.

— Псы Еленины… — выдохнул Жрец, и, раньше, чем успели опомниться Андрей с Хелином, громко крича, побежал прочь.

Голова предводителя отряда повернулась в их сторону.

Вот тебе и праздник, — подумал Андрей. — Как теперь спасти мальчишку?

Один был у него выход.

— Беги за Жрецом к лесу, — приказал он, — беги, слышишь?

— А ты? — выдохнул Хелин.

— Я прикрою тебя, а уж там догоню, — пообещал Андрей, подталкивая Хелина в тень, где никто бы его не увидел.

— Нет, — прошептал Хелин. — Я с тобой останусь…

— Послушай меня, мальчик, — положил ему на плечо руку Андрей. — Только три вещи в этом мире чего-то стоят… Только за три вещи можно жизнь положить! Бог, любовь и свобода… Запомни это, и не мешай мне в глазах Бога оправдаться! Придет и твой час, но не теперь! Не пробил он еще… И — кто же найдет Княжну и освободит Светлого Ангела, если ты станешь Полининым рабом?

Раньше, чем успел Хелин опомниться, Андрей вскочил, и пошел к всадникам.

Только свист стрелы прорезал тишину, как крик.

Да показалось Хелину, что где-то далеко, в лесу, жалобно застонала кошка.

— Андрей! — выдохнул он, пытаясь разглядеть в темноте могучую фигуру своего брата.

Но только псы, как воронье, кружили над поверженным гигантом.

— Прощай… — пробормотал мальчик, вытирая тыльной стороной руки слезы. — Я найду твою Княжну… Может, и ты тогда оживешь вместе с надеждой…

Он долго шел по лесу, почти не ощущая холода и боли — все застилало горе, как слезы в глазах. Ноги подкашивались, но он шел.

Наконец он больше не мог сопротивляться усталости.

Ноги больше не слушались — мальчик упал, проваливаясь в черную яму страшного сна, где только стрела свистела, да слышались за спиной голоса преследователей…

Одно было ему странно — стоило ему войти в лес, голоса эти стихли, стали зыбкими, призрачными, словно теперь он был в тумане, и туман надежно скрыл его, спрятал.

Потом ему казалось, что кто-то тащил его через лес, волоком, как щенка. Он уже не мог двигаться — холод победил его, сковал члены оковами своими, и вдруг ему стало тепло. Словно его накрыли мехом, теплым, уютным, а еще откуда-то взялась собака — он мог поклясться в этом! Собака лизнула его шершавым языком, и Хелину даже показалось, что это она тащила его через лес, приняв за щенка, это она потом прятала его в своей шерсти от холода…

Так и проспал Хелин, свернувшись в клубочек, охраняемый странным животным, и только утром, когда первые лучи солнца показались, открыл тяжелые глаза.

— Да все приснилось, — выдохнул он. — Не было собаки… В этом Городе уже давно их нет — только Еленины псы…

Вспомнив о них, он вспомнил и об Андрее, и горло сжала ледяная рука непоправимости горя.

— Кто ты? Ты кто? — ясно расслышал он, поднял голову.

Никого не было — только смешная белка повисла на ветке, рассматривая Хелина с любопытством.

Кажется, мне уже мерещится, что они по-человечьи разговаривают, усмехнулся он про себя. Или к нему вернулась способность понимать их язык?

— Что ты пристаешь к нему? — различил он другой голос. — Виктор его нашел на окраине леса, вернется с подмогой — узнаем… А пока дай парню немного опомниться!

Хелин приподнялся на локтях, огляделся… Голоса были слышны явственно, словно и в самом деле на поляне этой был не он один.

— Эй… — позвал он охрипшим голосом. — Вы где? Вы меня боитесь?

Может быть, здесь живут пропавшие книжники, пришло ему в голову. Думали, что нет их, убили, а они просто в лес убежали, да так одичали, что бояться на глаза людские показаться?

Раздался сухой, скрипучий смех — словно кто закашлял.

— Чего тебя бояться? Ты сам вон дрожишь…

— Тогда почему вы прячетесь? — спросил Хелин. — Выйдите, покажитесь…

Теперь и белка залилась смехом — Хелин вытаращился на нее. Что за напасть — белка как белка, а смеется, как человек?

— Тихо! — прикрикнул голос. — Она идет… Пресветлая идет!

И голоса замерли, наступила тишина.

Только скрип по снегу легких шагов и детский голосок…

— Да что ты его бросил там, Виктор? А если — замерзнет?… Нет, Виктор, я понимаю, что не мог ты его до нашей с дедом хибарки дотащить, но нас бы позвал!.. Что значит — я спала? Проснулась бы, да и дед на молитве стоял! Неправду ты говоришь — дед мне сам говорил, что ради жизни человеческой он от молитвы отходит! Да не дуйся на меня — я просто боюсь, что он помер от холода!