Лара Уильямсон - Мальчик, который переплыл океан в кресле

Я, сбиваясь, пытаюсь рассказать Перл, что мы отправляли ей сообщения, а она не отвечала. Перл выглядит слегка удивленной; она говорит, что не получала никаких сообщений, но я не верю: уголок губ у нее подергивается. Билли так взбудоражен, будто выпил сразу десять стаканов лимонада. Он хочет показать Перл ручную улитку, которая помогла ему связаться с ней, но Перл отвечает, что не желает видеть никаких улиток, ну разве что их подают на тарелке в масляно-пряном соусе.

– А! – говорит Билли, а потом улыбается: он понял, что это, наверно, шутка. Но я смотрю в лицо Перл. Похоже, она серьезно. – Я знал, что ты нас не оставишь.

Билли прыгает с ноги на ногу, и в глазах у него скачут искорки счастья. Я разделяю его восторг. Однако Перл внезапно морщится.

Голос у нее сухой, как шлепанцы в песках Сахары.

– Я вас не оставляла. Это вы уехали, помнишь? Ладно, где ваш отец?

Из гостиной раздается громкое уханье. Это наш папа. Я бы узнал это уханье где угодно. Перл проходит прямо в комнату. Папа с Кошкой рука об руку пытаются пролезть под шваброй. Я даже не знал, что у нас есть швабра, мы ей никогда не пользовались. Папа с Кошкой валятся на пол, покрытые красной пеной Кошкиного платья. Они хрюкают от смеха.

Кто-то переключает песню, и внезапно папа – его руки и ноги переплелись с Кошкиными, будто они вместе составляют одного осьминога, – поднимает взгляд.

Над ним, скрестив руки, стоит Перл. Рот его открывается так широко, что туда можно засунуть самый большой леденец в мире. И еще останется место для арбуза.

Я ни разу не видел, чтобы папа двигался так быстро, ну разве что если ему нужно схватить пульт, прежде чем мы переключим канал на мультики. Он за секунду поднимается на ноги и говорит, что вечеринка окончена: рано утром у него запланирована встреча. Раздаются стоны и ворчание, но потом папа добавляет, что каждый может взять домой по бутылке вина. Стесняться нечего. Никто и не стесняется. По нашей кухне словно промчалась туча саранчи. Кто-то даже выдернул у меня из руки бутылку, которую принесла Перл. Возможно, это Малоглазый Скат. Вид у него очень уж подозрительный.

Через пять минут остаются только четверо: папа, Перл и мы с Билли. Билли болтает ногами и задевает диван, однако папа не говорит ни слова. Плечи его поникли, и он сжал пальцы. Перл говорит Билли, как она любит папу. Она была очень расстроена, когда однажды ночью все просто исчезли, не оставив ни адреса, ни телефона.

– Я вышла подышать свежим воздухом, а когда вернулась, вас уже не было. Вещи тоже исчезли. Ни слуху ни духу. В итоге мне самой тоже пришлось переехать. – У Перл кривится рот.

– Приходи жить с нами! – Билли умоляюще складывает ладони.

– Это ваш папа должен решать, – улыбается Перл, оглядывая комнату. Ей явно не нравится то, что она видит. – Но нам придется избавиться от этих подушек. И от искусственных лилий меня мутит.

Я сглатываю и думаю: Только не лилии, они должны остаться.

– Ваш папа просто не способен смириться с мыслью, что над отношениями надо работать. Что это обоюдный процесс. Я сказала ему это, когда мы разговаривали недавно.

Странно. Перл говорит о папе так, словно он человек-невидимка. Но я же его вижу, и я вижу, что он похож на сдувшийся шарик. Он сбит с толку и разломан на куски, как печенье, продающееся со скидкой.

– Ты знаешь, почему мы уехали, Перл, – шепчет он, проводя рукой по голове. – Давай хотя бы не при них. – Он кивает на нас с Билли и снова гладит себя по макушке. Нет, волосы все еще не появились. – Они и так уже нахлебались. Не надо еще и этого. Ты знаешь, что случилось. Ты все знаешь.

Я снова сглатываю, на сей раз сильнее.

– Это все ты виноват, – шипит Перл, наклоняясь ближе к папе и качая пальцем у него перед носом. Ноготь на пальце ярко-алый. Мне не нравится цвет. – Ты разрушил счастливую семью. Ты всегда был сумасшедшим, Стивен Рэмзи. Не знаю, как твоя жена тебя терпела.

Мое сердце напоминает шагающую пружину, которая переступает вниз по ступенькам. Маме не приходилось «терпеть» папу. Почему Перл так говорит? Мама любила папу, и мне наплевать, кто там что говорит.

Папа соглашается, что он иногда тупит. Он кивает, как игрушечные собачки, которых иногда видишь в машинах у стариков. Я хочу сказать, что папа не тупой. Слова крутятся у меня в голове, как тефтели на тарелке, но на язык так и не попадают. Папа извиняется и извиняется перед Перл.

Я слышу только, что он просит прощение, и мне кажется, что это он один во всем виноват. Поэтому я и говорю то, что говорю:

– Это из-за шоколадного фондю, да?

Папины брови напоминают вопросительные знаки.

– Ты вообще о чем?

– Камий, – фыркаю я. В животе у меня все горит, и я продолжаю: – Эта фондюшная леди, с которой я тебя видел в день экскурсии. Та самая, которая писала тебе сообщения.

Похоже, начался фондю-армагеддон. Перл визгливым голосом задает вопрос, который я задавал себе столько раз:

– Кто такая Камий?

Папа попал в такой шторм, что никакой ураган с этим не сравнится.

– Хм, ну, это…

На него злобно уставились три пары зрачков.

– Это не то, что вы думаете.

За Перл говорить не буду, но сам я думаю о любовном десятиугольнике. Судя по тому, как Перл прищурилась, она тоже ни о чем хорошем не думает. Мне странно, что она вообще еще что-то видит. И, сказать по правде, я рад, что сказал то, что сказал. Теперь все вышло на поверхность, и папе придется что-то ответить.

– Камий – это… ну…

В конце концов папа бормочет, что они познакомились на работе.

– Пфффф, – шипит Перл. Щеки ее ярко порозовели. – Это с Камий ты только что веселился на полу?

– Нет, это Кошка, – объясняет Билли.

– Ах, то есть их двое? Камий и Кошка?

– А еще дама в шарфе в горошек, Орла и Кимберли, – добавляю я.

У папы глаза чуть не вываливаются из орбит. Он шипит, что я читаю его переписку. Я объясняю, что телефон забибикал, когда мы ходили в парк, и я случайно увидел сообщение и не смог не прочитать. Он должен радоваться, что я получил такое хорошее образование.

– Перл, – умоляюще обращается папа. – Это правда не то, что ты думаешь. Я не знаю этих женщин, а Кошка – ее, кстати, зовут Кэт – это владелица салона красоты на первом этаже.

– Ага, и, видимо, у нее ты стрижешься. – Она оглядывает его лысую голову и рычит. – Ты изменился, Стивен Рэмзи.

Билли колотит пятками по дивану. Тук-тук-тук. А я смотрю на искусственные лилии в вазе и думаю: представь мирный семейный ужин, а теперь сотри его из воображения и представь нас. Мы сидим в ряд, как печальные утки в парке развлечений, и ждем, когда нас собьют мячом.

Тук-тук-тук.

– Я думаю, ты сам не понимаешь, что наделал… – Голос Перл жужжит в комнате, как надоедливый дроид.