Лара Уильямсон - Мальчик, который переплыл океан в кресле

пять подгоревших фуршетных сосисок;

два пирога со свининой;

три мини-пиццы с пепперони;

чипсы со вкусом креветок, маринованного лука и соли с уксусом; один креветочный волован (облизанный и положенный обратно на противень);

шесть грибных кармашков;

четыре капкейка с розовыми розочками;

пять бутербродов с сыром, разрезанных на треугольники, с флюоресцирующим желтым маринадом, от которого белый хлеб казался ядерным;

четыре бутылки синей газировки;

три ломтя киша с ветчиной;

шесть печеньиц с шоколадной крошкой.

Пытаясь не паниковать, я уговариваю Билли забраться обратно в свою кровать (по сути, я просто не хочу, чтобы его стошнило на мою), но как только я накрываю его одеялом и предлагаю еще поспать, как он подхватывается и опять несется в туалет, вопя, что дракону надо чихнуть.

Пока Билли сидит на толчке, я звоню папе, но он не поднимает трубку.

Я кладу телефон и думаю о двух вещах. Во-первых, зачем я пишу стихи, если у меня получается такой бред? Во-вторых, чем бы там ни отравился Билли, оно обязательно найдет путь наружу одним из двух способов. Так всегда бывает, когда у него болит живот. Для протокола: я думаю, Ниагарский водопад переместился в наш туалет.

На самом деле я думаю о трех вещах. Третье – это вот что: когда кто-то отравился, надо быть очень осторожным. Полы становятся скользкими, как покатый ледник, когда бежишь по нему в шлепанцах. Я знаю это, потому что только что забежал в ванную и, боже правый, чуть на въехал на всех парах в завтрашний день. Билли выглядит ужасно: весь в подтеках рвоты, он продолжает забрызгивать унитаз. Я протираю ему лицо одной из тряпочек, которые папа купил в торговом центре, а Билли выпускает из себя очередную лавину, которую я прикрываю пушистым ковриком.

Когда Билли в последний раз было плохо, мы как раз катались на поезде-призраке на городской ярмарке. Тогда, правда, все было проще. Сначала было темно, и мы не видели блевоты. А потом мы ехали в нашем вагончике, и это помогло. В третий раз массы сдуло от нас вентилятором. Учтите: за нашими спинами люди вопили во весь голос, а мы думали, ну что за ребячество, не такой уж страшный этот поезд. Но когда мы сошли с него, то поняли, что люди позади все забрызганы рвотными массами. Они, правда, подумали, что это часть развлечения, и мы побыстрее смылись, хохоча по дороге.

Час спустя (о, этот мучительно-долгий, несчастный, как утро понедельника, час!) я все еще не дозвонился папе и сам отвел Билли в постель. Он взглянул на меня глазами спаниеля, который смотрит грустный фильм, и прошептал:

– Жаль, что с нами нет Кошки. То есть Перл.

– Да, я знаю. – Я погладил братишку по влажным волосам. Билли стал засыпать. – Но еще лучше было бы, если бы здесь был папа.

На следующее утро папа так и не вернулся. Я говорю Билли, что папа позвонил, когда он спал, – это, конечно, неправда. А потом я убеждаю брата, что папа велел, чтобы мы переоделись в школьную форму и сами, как обычно, дошли до школы, а он вернется домой позже. Билли кивает и говорит, что хочет есть. Я оглядываюсь по сторонам и вижу, что свежей еды никакой нет, а девять пирогов со свининой, оставшихся от праздника, – не самый лучший вариант на сегодня. Тогда я вспоминаю, что вчера не съел яблоко из школьного обеда. Я достаю его и протягиваю Билли. На секунду мне кажется, что я взял на себя папину работу, и мне это не нравится. Для начала, у меня слишком много волос, чтобы быть папой.

Пока Билли кусает яблоко, я переодеваюсь в брюки и рубашку, завязываю галстук, надеваю джемпер и каждые несколько секунд проверяю телефон, не пришло ли сообщение от папы. Ничего! Билли тихонько вскрикивает, и я бегу проверить, не стошнило ли его в очередной раз.

– Случилось нечто ужасное, – говорит он мне, хватаясь за горло.

– Тебя опять тошнит? – Выпучив глаза, я оглядываюсь, какую бы емкость взять. В коридоре стоят папины новые ботинки. Сойдет.

– Хуже, гораздо хуже, – говорит Билли, царапая себе шею, а я держу ботинок у него под подбородком. – У меня в животе растет дерево.

Спокойно, Бекет. Расслабься, поставь ботинок на место, с Билли все в порядке. Я гляжу Билли в глаза и говорю, что никакое дерево у него не растет, ни в животе, ни где-либо еще. Оказалось, он проглотил семечку от яблока. Я объясняю ему, как работает пищеварение, и добавляю, что, если я съем лесной орех, у меня не вырастет в животе лес. Звонит телефон, и я бегу к нему, уверенный, что это папа.

Это не папа.

В телефоне что-то шипит и трещит, но я различаю женский голос:

– Стивен?

– Э… – бормочу я. – А?

Я плохо слышу. Треск стоит похуже, чем когда Бабуля Ибица готовит свинину на ужин. Женщина продолжает говорить. Она рада, что я подошел к телефону; она пыталась дозвониться по мобильному, но я не отвечал.

– Это я, – говорит она. – Камий.

Я только что проглотил бильярдный шар, спрятанный в шар для боулинга. Я чуть не выбалтываю, что это она, леди-шоколадное-фондю, стала причиной всех наших проблем и поссорила папу с Перл.

– Камий из Давдейл-Хаус. Я отправила сообщение на прошлой неделе и сказала, что позвоню. Сначала я попробовала дозвониться по мобильному, но ты не отвечал. И я позвонила по второму номеру. В общем, я свободна на следующей неделе, поэтому если ты хочешь прийти, то пожалуйста. Адрес ты знаешь.

На линии снова помехи.

– Ты слышишь меня? Связь ужасная. Все хорошо, Стивен? У тебя все хорошо? Может, это вздор…

– Это не вздор, – выдавливаю из себя я. Я не вздрагиваю.

В телефоне треск и шипение.

– Прости… Я что-то не расслышала. Что ты сказал? Я сказала, может, это вздор, но у тебя странный голос…

А.

– Я, наверно, потом перезвоню, Стивен. Но да, на следующей неделе я свободна, если у тебя будет время…

Из ванной раздается вопль, и мне приходится срочно повесить трубку. Оказалось, Билли катается по полу на коврике для ванной. Я вспоминаю, что именно этим ковриком накрыл место, где его стошнило ночью. Мне приходится поднять Билли с пола и сказать, что ему нельзя так веселиться, не позвав меня. И что на сегодня нам хватит спрятанных островков рвоты. Билли широко улыбается и говорит, что больше их и нет.

– Ну разве что на твоем джемпере, – добавляет он, показывая мне на рукав.

Бабуля Ибица говорит, что беда всегда стучится трижды. Ну что ж. Во-первых, ушел папа. Во-вторых, Билли расхворался. Я как раз думаю, что случится третьим, и тут в дверь стучат. Билли говорит, что это папа, а я говорю, нет, у папы есть ключи.

Я осторожно приоткрываю дверь и выглядываю наружу. Кошка протягивает нам блюдо и говорит, что рада, что застала нас дома.