Лара Уильямсон - Мальчик, который переплыл океан в кресле

Вот за это я ее и люблю.

Мы отправляемся к Кошке домой, чтобы помыться и поесть. По дороге она включает радио, и мы втроем подпеваем каждой песне. Кошка накормила нас как следует: румяные картофельные оладьи, курица в кляре и кукурузные початки, политые маслом с чили. Билли накапал на ковер маслом, но Кошка не разозлилась. Все было отлично.

Теперь мы едем за папой; он ждет нас около полицейского участка. Когда мы приезжаем, он говорит, что очень волновался и чтобы мы никогда больше не ходили одни на пристань.

– Если бы я потерял вас, зачем мне было бы жить? – говорит папа, сгребая нас в объятия. – Вы для меня весь мир.

Папа спрашивает, почему я не позвонил ему до того, как с ним связались работники больницы, и я отвечаю, что мой телефон улетел в воду, как и бумажные журавлики.

Когда мы залезаем в Кошкину машину, папа вздыхает:

– Ну и денек. Я совершенно не предвидел ничего такого. Как хорошо, что вы оба живы и здоровы.

Я сообщаю ему, что и его это тоже касается.

Когда мы возвращаемся домой и прощаемся с Кошкой, папа просит Билли посидеть немного и посмотреть телевизор, что я для себя перевожу как «Мне опять надо поговорить с Бекетом наедине».

– Ты ведь и так знаешь? – печально спрашивает папа, закрыв дверь за Билли, чтобы он не смог услышать наш разговор.

Я киваю:

– Видел, как Перл схватила тебя за запястье в коридоре. Мне было странно – она ведь сделала это, чтобы тебе стало больно. Но тогда я этого не понял, пап. Я во всем запутался. Зачем она так поступила?

Папа наливает воды в чайник, отодвигает стул и садится:

– Я тоже запутался, сынок. Почти все время, что я ее знаю, Перл была прекрасным человеком. Я не хочу, чтобы ты считал ее плохой; в мире не существует ничего абсолютно хорошего или абсолютно плохого. Но у Перл вспыльчивый характер, и многое способно ее задеть. Будто выключателем щелкают. Когда такое случалось, она ужасно злилась и то вещи в доме ломала, то нападала на меня. Иногда она говорила очень обидные слова, а иногда царапалась или толкалась.

– Причинять другим боль нехорошо, – шепчу я.

– Ага, – соглашается папа. – А я врал, потому что мне было нелегко сказать правду. Каждый раз, когда Перл выходила из себя, она потом говорила, что это моя вина, что это я ее разозлил. Иногда я думал: а может, она права? Она всегда просила прощения, но добавляла, что это я ее довел, а потому должен ее простить. Я и прощал. Я прощал ее снова и снова, но мне было ужасно противно, что мы не можем поговорить о твоей маме. У меня появилось чувство, что я хожу по канату, а большому парню вроде меня это дается непросто.

– Но почему ты не ушел от нее раньше?

– Потому что мне казалось, что я ее люблю. Но Перл-то меня не любила на самом деле. Никто не станет так ранить тех, кого любит. Я снова и снова пытался угодить ей, но у меня не получалось. Мы с ней сильно поссорились перед тем, как я уехал с вами. Она так разозлилась, что уничтожила собственный портрет, тот, который висел над камином. Вы оба уже спали, и я был очень рад, что вам не довелось это слышать. Когда она в ярости выбежала из дому, я выкинул портрет в сад. Я знал, что она остынет и вернется, но решил, что мне пора из этого выбираться – нам пора выбираться, – и побыстрее. Поэтому я разбудил вас, побросал все в коробки и загрузил в фургон. Я уже заранее приготовил нам квартиру на случай, если она пригодится. Я уехал и не хотел оглядываться назад.

– Ты должен был нам все сказать. – Голос у меня мягкий, как сахарная вата.

– Да, должен был. Но вам и так досталось. Я думал, что смогу сделать из этого приключение… Но не смог. Я устроил настоящий хаос, и чем больше вы спрашивали про Перл, тем больше я сомневался, правильно ли поступил. Когда она в первый раз позвонила, меня это очень поразило.

– Это мы виноваты. Мы пошли ее искать, не сказав тебе. А потом мы позвонили ей из дома. Она, наверно, увидела незнакомый номер и перезвонила.

– Вы ни в чем не виноваты. Когда Перл снова появилась, я подумал, что на этот раз, может, что-нибудь и получится, если мы оба постараемся. Я решил, что так будет правильно, потому что она ведь и вам тоже нужна. Но той ночью после праздника она напала на меня, а потом позвонила в полицию и выставила виноватым меня. Я чувствовал себя потерянным.

– Ты не был потерянным, пап, потому что мы-то здесь. Мы были здесь с тобой.

– Я знаю. – Папа смотрит на меня и улыбается. – Я думаю, что ты прав, Бекет. Жаль, что я не рассказал тебе раньше, тогда, может, все сложилось бы куда лучше. Я просто думал, что незачем тебя волновать. Мне хотелось защитить вас от всего плохого в жизни, как и полагается хорошему родителю. Когда вы были малышами и боялись бабайки под кроватью, я защищал вас. Мне бы хотелось защитить вас и сейчас. Но я не могу.

– Я совсем не хочу, чтобы все было идеально, – говорю я, вспоминая Мими.

– Я рад, – улыбается папа. – Ничто не бывает идеальным. Может, неидеальное – это и есть единственный идеал? Отныне все будет по-другому. Теперь, когда мне есть с кем поговорить о проблемах, станет легче. Это твоя бабушка мне подсказала. Однажды она позвонила и сказала, что мне надо поговорить с кем-нибудь непредвзятым.

– Камий?

– Да, она стала тем человеком, который смог меня выслушать, – объясняет папа. – Я искал место, куда можно пойти поговорить с кем-нибудь, кто поймет и не осудит. И я нашел Камий Огдон. Я записал ее номер телефона и договорился о встрече. После этого я решил записаться на прием в Давдейл-Хаус. Это такой центр, куда приходишь, чтобы поговорить.

– Я ужасный агент. Мое любопытство все испортило, – признаю я, повесив голову от стыда.

Папа трясет головой и говорит, что не мог рассказать мне про Камий при Перл, потому что хотел оградить меня от ее непредсказуемой реакции. Проще было сказать, что Камий знакомая с работы.

– А с чего это ты вдруг агент? – вдруг спрашивает он.

Проигнорировав его вопрос, я продолжаю:

– Мы видели Перл с другим мужчиной.

Папа протягивает руку через стол и сжимает мне пальцы.

– Он был голый, – поясняю я.

Папа вздыхает:

– Я видел его портреты до того, как Перл их уничтожила. Ей жутко не нравилось, когда я говорил с другими женщинами, но сама она поступала так, как ей хотелось. Я не удивлен, что она сразу нашла себе кого-то еще. Ладно, теперь с ней покончено. Начиная с сегодняшнего дня мы будем приходить в норму.

– Да, давай, – шепчу я.

Такое выздоровление не описано в Медицинской энциклопедии Марвела, но это и неважно. Я прикусываю губу; мне в голову приходит еще одна мысль. Мне все равно, попрощаюсь я с Перл или нет. Если да, то это будет очень легко.

На следующий день мы с Билли приходим в школу и до уроков болтаем с Кастетом и Асебен. Внезапно Билли орет: