Лара Уильямсон - Мальчик, который переплыл океан в кресле

Однажды, давным-давно, папа отвел нас в музей восковых фигур. Статуи казались совсем живыми, если бы только не цвет кожи. Именно так выглядит сейчас Билли. Кастет с Асебен стоят, склонившись над нами, не в силах пошевелиться. Я нагибаюсь, чтобы послушать, дышит ли Билли, но слышу только собственное дыхание. Оно просто оглушает.

Массаж сердца. Я знаю, как его делать. Но сколько бы книг я ни прочитал, сколько бы передач ни посмотрел, я просто не в силах двигаться. Марвин не написал об этом в своей Медицинской энциклопедии: страх потерять близкого человека бывает так силен, что не можешь пошевелить ни одной мышцей.

Чайки надо мной рыдают взахлеб.

Я не могу спасти Билли.

Мне страшно.

Я боюсь, что братик умрет.

Теперь я знаю, каково это – терять любимых.

Мамин голос в моей голове говорит, что она просто зашла за угол. Мне нечего бояться. Мама будто наблюдает за мной, уговаривая действовать. Не размышляя, я склоняюсь над Билли и кладу руки ему на грудь. Она такая холодная. Я убираю руки, сердце у меня мчится, как лошадь в галопе. Я снова нагибаюсь над братиком и надавливаю на грудную клетку – в точности так, как показывали по телевизору.

Живи, Билли. Живи, Билли.

Я пытаюсь снова и снова. И вдруг чувствую под руками едва заметное шевеление. Подергивание, будто прыгает золотая рыбка, оказавшаяся на суше. Билли снова дышит.

Когда я больше не боюсь, что он умрет, я перекатываю Билли на бок, чтобы он пришел в себя, и откидываюсь на бархатистый песок. Облака над моей головой похожи на капли слез.

Пальцы мои на ощупь пробираются по песку, пока не нащупывают руку Билли. Я сжимаю его ладонь.

Его рука слегка дергается в моей, но на пожатие братик не отвечает.

Асебен опускается на землю рядом с нами. Наверно, она вызвала «скорую»: я слышу вой сирен, он совсем близко. А потом я слышу голоса врачей. Нас с Билли оборачивают в фольгу; я хочу сказать, что мы похожи на замороженных индюшек, готовых отправиться в духовку, но слова застревают у меня в горле.

– Присматривайте за ними как следует, – кричит Асебен, когда нас заносят в карету «скорой помощи». – Это мой лучший друг и его брат.

Нас отвозят в эдемскую больницу; я не разрешаю докторам разлучить нас, хотя они, видимо, собирались сделать именно это. Я не оставлю Билли. Они забирают нашу мокрую одежду и одевают нас в халаты. Мы так крепко цепляемся друг за друга, что между нами не просунуть даже листок самой тонкой бумаги.

– Билли, – шепчу я, думая о том, что он говорил прошлым вечером, когда притворялся Брайаном. – Ты сделал это, потому что думал, что без тебя я смогу удержать какую-нибудь маму? Мне не нужна мама, если я потеряю тебя.

Голос у Билли звучит хрипло и резко:

– Нет, я пошел к океану ради Брайана.

– Брайана? – Я совсем запутался.

– Я принес его в школу, потому что хотел показать окрестности. А потом он исчез, но я нашел его снова на садовом участке. Когда ты не пришел к школьным воротам, я рассказывал Брайану сказку про кресло. Он захотел увидеть прекрасную русалку. – Билли слабо улыбается. – Я собирался только показать Брайану поверхность океана, но он сказал, что хорошо ныряет, и прыгнул вниз. Я потерял его и склонился над водой – вдруг найду? Но я не такой хороший ныряльщик, как Брайан.

Я прижимаю Билли к себе и говорю, мне жаль, что Брайан нырнул в океан, но пусть Билли больше не свешивается так над водой, потому что это опасно.

В дверь тихо стучат; входит доктор и говорит, что нам очень повезло. Мы оба практически не пострадали, и хорошо, что рядом оказались друзья, которые сразу вызвали «скорую».

– Это Асебен с Кастетом позвонили, – объясняю я Билли. – Мой мобильный все еще где-то в океане, а еще я уронил конверт с журавликами.

– Так как мы не нашли при вас никаких документов, не могли бы вы сказать нам телефон вашей мамы, – просит доктор, доставая блокнот и ручку. – Мы свяжемся с ней и скажем, чтобы она пришла вас забрать.

– Она умерла, – вздыхает Билли.

Доктор говорит, что очень сочувствует нам. Но вообще номер опекуна тоже сойдет. Его ноздри раздуваются, и в носу у него я вижу те самые волоски, которые не пропускают внутрь микробов.

– У нас есть папа, – отвечаю я. Голос мой натянут, как рогатка.

Я диктую номер, и доктор исчезает в коридоре. Он возвращается минут через пять. Судя по всему, папа не ответил на звонок. Наверно, все еще торчит на выставке картин Перл, сообщаю я доктору. Может, он отключил телефон.

– Я хочу к папе, – шепчет Билли.

Доктор говорит, что попросит кого-нибудь из сотрудников дозвониться нашему папе, и спрашивает, есть ли у нас другие родственники, которые могли бы забрать нас, но я говорю, что у нас никого нет, мы сами по себе. Только я произношу эти слова, как сразу понимаю, что зря это сказал. Доктор невнятно ворчит что-то и уходит.

Он возвращается через полчаса, сокрушаясь, что до папы никак не удается дозвониться по тому номеру, который я ему дал.

На этот раз, когда он уходит, я говорю Билли, что пора нам отсюда смываться. Билли, широко раскрыв доверчивые глаза, спрашивает меня зачем. Я говорю, что папа по нам скучает, и Билли, кажется, мой ответ устраивает. Однако беда в том, что на самом деле персонал больницы, похоже, что-то заподозрил: они не могут дозвониться до папы и не могут найти никого другого, кто бы нас забрал. А что, если они позвонят в социальную службу? Я однажды слышал что-то такое в новостях. Правда, в тот раз женщина сбежала и не вернулась за детьми. Социальные работники взяли на себя ответственность за детей вместо их мамы.

Доктор смотрит в стеклянное окошечко на двери, улыбается и уходит. Папа, видимо, все еще на выставке. Может, Перл убеждает его в том, что они идеальная пара. Или они обсуждают то, что я, кажется, увидел тогда в коридоре.

Я объясняю Билли, что детективному агентству «ШПИОН» предстоит еще одна секретная миссия: сбежать из больницы так, чтобы нас не заметили. Билли говорит, что он не взял с собой балаклаву, а я уверяю его, что на сей раз это неважно. Я тоже овечью шапку не прихватил.

Выглянув в окошко, я вижу в дальнем углу коридора медсестру. Она что-то пишет и смотрит в компьютер. В нашу комнату она пока не заходила, а значит, вряд ли узнает нас, если мы сбежим и поедем домой сами по себе. Даже если папа еще не вернулся, я могу присмотреть за Билли, пока его нет. Я ведь заботился о Билли, когда папа болел. Смогу и сейчас.

Я все исправлю.

Я не спеша натягиваю на Билли мокрые ботинки, оборачиваю его плотным одеялом поверх больничного халата, а потом сам надеваю сырую одежду. В ней так холодно, что у меня клацают зубы. Я говорю Билли, чтобы он приготовился бежать. Сначала я выйду из палаты и проверю, все ли спокойно. Билли кивает, сжав челюсти. Он обещает мне, что будет лучшим суперагентом из всех, кого я знаю. Так как я не знаю ни одного суперагента, планка не так уж высока.