Лара Уильямсон - Мальчик, который переплыл океан в кресле

Снаружи нет никаких признаков доктора, поэтому я хватаю Билли за руку и тащу его – в ботинках у него хлюпает – по коридору. Мы сворачиваем. На каждой двери есть таблички: кардиология, онкология, гастроэнтерология, гематология, неврология… но надписи «выход» я не вижу. Я заплутал в больничном лабиринте, волоча за собой маленького мальчика, который выглядит испуганным, но решительным (он как-никак участвует в секретной миссии!). Несколько раз люди оборачиваются нам вслед, но я делаю лицо кирпичом. Если держать голову повыше и смотреть взрослым прямо в глаза, то они отводят взгляд первыми. Мы несемся по коридорам, и я злобно таращусь на всех встречных. Но вот мы добегаем до следующего поворота. В конце прохода стоит наш доктор. Он разговаривает с полицейским.

Мы попали в переделку. Секретная миссия закончится, не начавшись. Если я что-нибудь срочно не придумаю, нас заберут в полицию.

И я срочно придумываю…

Для начала я как можно плотнее натягиваю одеяло нам на лица и бормочу Билли, что это наша новая балаклава. А потом я открываю первую попавшуюся дверь; она ведет в чулан. Пока горизонт не расчистится, это будет новым логовом агентов из «ШПИОНа». На логово это похоже мало, и Билли тоже так считает. Тут все заставлено швабрами, щетками, ведрами и антисептиком с хвойным запахом. Мы садимся на пол, и я говорю Билли, что нам нужно немножко посидеть в тишине. А потом доктор уйдет, и мы сможем устроить настоящий побег и вернуться домой. Но у Билли на этот счет есть свои мысли. Он хочет узнать, почему нельзя пойти домой прямо сейчас. Я пытаюсь объяснить братишке, что нельзя называться суперагентом и не знать правил конспирации. Из одеяла мягко пикирует бумажный журавлик.

Мы с Билли смотрим на него.

Мы смотрим друг на друга.

– Может, он прилип ко мне, когда я прыгнул в воду. Я ведь уронил конверт с журавликами в океан; наверно, этот зацепился за мою одежду.

Только одежда у меня насквозь промокла, а птичка совершенно сухая.

Билли говорит, что он подержит журавлика, пока я буду рассказывать ему, что случилось с прекрасной русалкой. Я ведь не закончил сказку. Делать в чулане больше нечего, поэтому я плотнее заворачиваю Билли в одеяло и обещаю, что сейчас расскажу ему, чем все закончилось.

– Закрой глаза. Вот что на самом деле произошло с двумя мальчиками. Вот как они преодолели шторм и совершили самое длинное путешествие в своей жизни. – Я делаю глубокий вдох. – Прекрасная русалка сказала, что брать ям пришла пора возвращаться туда, откуда они пришли. Буря улеглась, и море успокоилось. Ей понравилось плавать с ними, она рисовала им картинки, пела им песни, показала им кораллы и рыб, сверкающих ярче, чем звезды в небе. Но теперь, сказала она, настало время им уйти. Один мальчик спросил русалку, как же они смогут попрощаться с ней, ведь они так сильно ее любят. Она сказала: «Я нарисовала свои прощания, я посадила их в землю, я прошептала их звездам, я выложила их сверкающими рыбами». Один из братьев сказал, что не знал, что это были прощания. Поэтому это все не считается. Русалка возразила, что каждый раз, как она делала что-то с ними вместе, они думали о ней и улыбались, поэтому еще как считается. Каждая улыбка, каждое воспоминание – все это останется с ними. Но одному из мальчиков этого было мало.

– Почему? – спрашивает Билли, дрожа всем своим крошечным телом.

Я прижимаюсь к нему потеснее:

– Он думал, что прощания важнее всего того времени, что они провели вместе. Он думал, что сказать «прощай» значит закончить все правильно. Прекрасная русалка покачала головой. «Прощание не сделает тебя счастливым, – прошептала она. – Но ты будешь счастлив, если запомнишь все то, что мы сделали вместе, и сохранишь меня в своем сердце. Ничего не заканчивается». – Слезы щиплют мне глаза. – Она была права. Когда мальчик понял, что она сказала, слова затанцевали у него в сердце. Мальчики взялись за руки, и их отнесло на поверхность. Кресло дожидалось их на волнах, и братья взобрались на него, думая о прекрасной русалке, с которой так хорошо провели время. Буря закончилась, и другие путники наконец заметили их и стали им махать: мальчики больше не были невидимы. Все удачно добрались до берега и счастливо зажили на новой земле. Но двое мальчиков не забыли о прекрасной русалке. И она никогда не забывала о них.

– Жаль, что я не увидел прекрасную русалку, когда упал в воду. – Билли еле слышно вздыхает.

– Мне кажется, она тебя видела, – улыбаюсь я.

– А как ее звали? Ты этого не сказал.

– Ребека.

– Но это же мамочкино имя.

– Я знаю.

Потом мы, кажется, заснули. Следующее, что я помню: офицер полиции вытаскивает нас из мрака чулана в светлый коридор. Я не знаю, сколько прошло времени. Полицейский – а это женщина – интересуется, не меня ли зовут Бекет Рэмзи и не Билли ли это со мной.

Я киваю.

Билли пихает меня локтем в бок и говорит, что агенты не разглашают своих имен. Я говорю, что мы больше не агенты, потому что нас поймали.

– Мы думали, что вы ушли из больницы и мы вас потеряли, – говорит женщина-полицейский.

Я смотрю на нее, прищурившись, и жду. Вот-вот она скажет, что мы нарвались на неприятности и нас теперь отправят в работный дом.

– Папа не пришел нас забрать, – шепчу я, прижимая Билли к груди. Он снова весь трясется, и его холодные пальцы клещами сжимают мне запястье. – Я думаю, он сейчас с Перл.

– Но он не Голый Мужик, – добавляет Билли, хотя я на него шикаю.

– Перл… Это значит… – Женщина листает блокнот. – Перл Киннертон, раньше жила на проезде Кавальер, двадцать два, а теперь на Карлтон-Террас, сорок.

– Да, – робко говорю я. – Это она. Она художница.

Я окончательно распрощался с амплуа агента; информация вываливается из меня, как горох из перевернутой консервной банки. Женщина-полицейский снова смотрит в свой блокнот и причмокивает. Наверняка прочитала, что папа однажды напал на Перл, и думает теперь, что он и на нас нападет. Что нам будет безопаснее без него. Я почти жду, когда за ее спиной в облачке дыма появится социальный работник и заберет нас в приют для сирот, как в викторианских романах.

– Давайте вас еще раз посмотрит доктор, – говорит врач. – Вы долго просидели в этом чулане. И что это за отметины у вас на щеках?

– Это щетина, – отвечаю я.

– Не уверена, что в твоем возрасте уже растет щетина. – Женщина-полицейский улыбается, довольная своей шуткой.

Я улыбаюсь в ответ. Билли тоже. Вряд ли он понял, о чем мы; он вообще часто улыбается всяким глупостям. Его халат совсем запачкался и запылился. Мы с ним пахнем хвойным антисептиком. Полицейская дама покрепче заворачивает Билли в одеяло; он спрашивает, будет ли она его следующей мамочкой. Она прочищает горло.