Арне Свинген - Баллада о сломанном носе

— Можно принести ей цветы, — сказал я.

— Да.

— Ну, если у нас есть на них деньги.

— Конечно, есть.

Моя бабушка не пенсионерка. Она родила маму совсем молодой, когда еще не разошлась с дедушкой. Его я никогда не видел, но от кого-то я слышал, что он переехал в Швецию, так как там выпивка дешевле. Бабушка получает пособие, потому что часто болеет и быстро устает. Она много лет проработала в киоске, где торговала «раком легких». Во всяком случае, так она говорит. Причем чаще всего, рассказывая об этом, она курит.

Маму и прежде клали в больницу, а я навещал ее, но она никогда не бывала в коме. Ехать в трамвае в мятой рубашке и брюках от костюма было как-то странно. Когда я вошел в палату, в нос мне ударил непривычный запах чистоты. Мама спала, но не издавала ни единого звука, поэтому на мгновение мне показалось, будто она умерла. Я дотронулся до ее руки — она была теплой. Бабушка принесла металлическую вазу для цветов и случайно уронила ее на пол, но мама даже и тогда не проснулась.

— Нам нужно поговорить с врачом, — сказала мне бабушка.

Врач, ждавший нас в тесном кабинете, говорил много разного, вот только я не уверен, что все понял. Но одно я точно уяснил: маме необходимо изменить образ жизни. Она должна лучше питаться и похудеть. Заниматься спортом или по крайней мере больше ходить пешком. И ей надо вовремя принимать лекарства. Но самое главное — не следует злоупотреблять алкоголем. Вот как врач это назвал.

— То есть ей надо поосторожнее с выпивкой, — догадался я.

— Или… Лучше вообще не пить, — отрезал врач, — а если будет продолжать, с ней вновь случится то же самое. Но последствия будут уже необратимыми.

— Необратимыми?

— Она может умереть.

Врач посмотрел на бабушку и спросил:

— Мальчик у вас живет?

— Нет, это я у них живу.

— Я имею в виду — это вы его воспитываете?

— Нет, он живет с мамой.

— Ясно.

Врач сделал несколько пометок на листке бумаги. Настало самое время спросить о чем-нибудь, но вопросы у меня вдруг закончились. Вернее, остались только такие, на которые врач вряд ли смог бы ответить.

Позже, когда мы вернулись в палату и уселись возле маминой кровати, бабушка занервничала.

— Она просто спит, — объяснил я, потому что решил, что бабушка думает, будто мама по-прежнему в коме.

— Это я знаю. Я просто… Мне кажется, он сообщит в службу опеки детей.

— Врач?

— Да.

Раньше к нам уже приходили Сотрудники службы по опеке. Маме они не нравятся. А по-моему, люди просто делают свою работу и стараются. Поэтому, когда они приходят, я стараюсь казаться особенно доброжелательным. В последний раз они появлялись у нас год назад.

Возвращаясь домой из больницы, я получил эсэмэску от Ады. «Чт новго? Ты дма?» Кажется, она спрашивает, дома ли я.

«Я заболел». Я посмотрел на эсэмэску, собрался с духом, стер «я» и вместо этого написал: «Мама заболела».

Явившись на тренировку, я первым делом подошел к тренеру. Он со всех сторон обозрел мой нос.

— Что произошло?

— Я научился бить.

— И как, попал?

Я покачал головой.

— Хочу устроить в школе показательное выступление по боксу. Вы не будете против, если я позову кого-нибудь из тех, кто здесь занимается, принять в нем участие? — спросил я.

— Показательное выступление?

— Ну да, вроде шоу. Заодно и боксу реклама.

— Не уверен, что бокс в ней нуждается.

— Зато она необходима мне. Мне! Иначе придется петь, чего я не умею… на публике-то уж точно.

Тренер задумался, хотя вряд ли я его убедил.

— Я цитировал бы Мохаммеда Али, а другие ребята в это время демонстрировали бы благородное искусство бокса. И рассказывали бы его историю.

— Ну что ж, может, не так уж и нелепа твоя затея.

— И еще я рассказал бы, чем занимаюсь. Если все увидят, что я дружу с такими классными боксерами, никто больше не посмеет ко мне приставать.

Тренер испытующе посмотрел на меня.

— Это как-то связано с твоим носом?

— Не исключено.

— Ладно, пойдем остальных спросим.

Ребята согласились не сразу. Мохаммед Али и история бокса волновали их куда меньше, чем тренера. Но, когда я признался, что мне позарез это нужно, Кристиан тут же сказал:

— Ясное дело, мы с тобой. Нечего лезть к нашему Барту!

В результате вызвались лишь Кристиан и Роберт, но и этих двоих для моего плана было вполне достаточно.

— Суперкруто! — обрадовался я.

Из-за носа я не мог принимать участия в тренировке, но все равно остался — сидел и смотрел на других. Где-то я читал, что, если хочешь чего-то достичь в спорте, надо тренироваться примерно десять тысяч часов. По моим расчетам выходило, что у меня на бокс ушло всего сорок часов, за которые я только-только научился наносить удары. Так что еще девять тысяч девятьсот шестьдесят — и, возможно, я смогу участвовать в чемпионате Норвегии. Однако даже за ничтожно малое время моих занятий боксом мне уже сломали нос, наставили синяков и наградили шумом в ушах.

Впрочем, вполне может случиться и так, что мне захочется потратить эти девять тысяч девятьсот шестьдесят часов на что-нибудь другое. Правда, оперным певцом с круглым животом и в театральном костюме я себя тоже не представляю. Кем бы таким стать, чтобы не тратить уйму времени на тренировки? Может, почтальоном?

По пути домой я пел — беззвучно, но широко разевая рот и размахивая руками. Со стороны я наверняка выглядел чокнутым, но на этом пути я редко встречаю своих знакомых. Я включил плеер погромче, и звуки в моих ушах ревели, как ураган. Остановившись на мосту, я смотрел на город и долго-долго вслушивался в музыку.

Вечером на меня навалилась ужасная усталость, хотя в этот день я не пел и не тренировался. Я улегся перед телевизором и стал смотреть документальный фильм о людях с редкими заболеваниями. Даже если тебе очень плохо, в мире обязательно найдется кто-нибудь, кому еще хуже. И, хотя я никому не желаю зла, это по-своему утешает.

— Нам это обязательно надо видеть? — спросила бабушка.

— Сегодня как раз да.

Школьные ворота для меня — все равно что дорога в ад. Шаг вперед — и некто рогатый-хвостатый набросится на меня и навечно бросит в кипящую смолу. Сегодняшний день уж точно будет не самым приятным, но, когда ко мне направилась Ада, я не смог удержаться от радостной улыбки.

— Как хорошо, что ты пришел… — начала она и осеклась. — Что это с тобой?.. — спросила она, дотронувшись до собственного носа.

— Ударился о… то есть… ни обо что я не ударялся. Это Август мне нос сломал.

— Но за что?

— Он явился к моему дому с Габриелем и Ионни. Думаю, они решили посмотреть, как я живу, а заодно проверить, действительно ли моя мама такая толстая, как говорят.

— Что-о? Неужели правда?! — ужаснулась Ада.