Арне Свинген - Баллада о сломанном носе

— И когда Август высказался о моей маме оскорбительно, я хотел его ударить, но промахнулся. Зато он нет.

Ада не знала, что сказать, и только тяжело дышала. Она сощурилась, взгляд ее заметался, словно она расстроилась, разозлилась и растерялась одновременно.

— Н-но… — выдавила она.

— Да, дело дрянь.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? Я вроде как тоже виновата…

Вообще-то хороший вопрос. Для всех остальных Ада своя, никому никогда и в голову не придет к ней цепляться. Если бы мы с ней гуляли, держась за руки, и я иногда целовал бы ее в щеку, она вывела бы меня в «высшую лигу». Впрочем, просить ее об этом — ни в какие ворота не лезет. Но я придумал кое-что другое. Меня осенила мысль, на первый взгляд довольно злая. Однако чем больше я ее обдумывал, тем сильнее убеждался, что жестока она в самую меру — и кое-кто это вполне заслужил. Если, конечно, все сработает.

— Ты можешь кое о чем пустить слух? — спросил я.

— Ну конечно.

— Тогда расскажи всем, что мою маму положили в больницу.

— Ага… Значит, надо просто сообщить всем, что твоя мама в больнице. А почему она там оказалась, тоже говорить?

Я немного подумал.

— Скажи, что Август столкнул ее с лестницы.

— Да ладно! Неужто так?

— Слухи не всегда правдивы. Мама действительно лежит в больнице, но Август тут ни при чем. Мама не из-за него туда попала. Август наверняка захочет похвастаться, что разбил мне нос, но, если поползут разговоры, что он еще и чужих мам с лестниц спихивает, возможно, храбрости у него поубавится.

Ада улыбнулась.

— А ты не похож на других, Барт. По-моему, ты…

— Злой?

— Нет, просто другой.

— Хороший, но по-другому?

— Лучше, чем злой.

Ада отправилась распускать слухи, и я остался посреди школьного двора один. Все, кто проходил мимо, таращились на меня, словно на музейный экспонат. Но я отнесся к этому спокойно — ничего, пластырь на лице только сперва выглядит чудно, а потом все привыкнут.

Прозвенел звонок, и я поспешил в класс. Вскоре туда вошел учитель Эгиль и воззрился на меня. Вопросы, которыми он меня засыпал, были вполне предсказуемы: «Что случилось? Тебя кто-то избил?»

Я ответил, что вытирал с люстры пыль и свалился со стремянки, но весь класс уже знал, что это вранье.

— Ты точно хочешь сегодня присутствовать на уроках? Звонила твоя бабушка и сказала, что мама твоя попала в больницу.

Мои одноклассники насторожились: им уже была известна история о том, что Август столкнул мою маму с лестницы.

— Все в порядке. Я после школы к ней зайду.

— А как же выступление? — забеспокоился учитель. — Ты сможешь петь?

— Да, конечно.

Это, похоже, его обрадовало.

— Отлична. Это хорошо, просто прекрасно! Надеюсь, твоя мама скоро поправится. Пожалуйста, передавай ей от меня привет. От нас от всех.

— Спасибо, передам.

Эта перемена была не похожа на все другие. Ко мне подошли несколько девочек, чтобы узнать, как я себя чувствую. Не решив, как лучше ответить — хорошо или плохо, — я сказал, что умею терпеть боль.

Бросив взгляд на Августа, я несколько устыдился. Он начал день как герой и отважный боец, а теперь растерянно стоял в стороне, сунув руки в карманы. Известное дело, опровергать сплетни — все равно что плевать против ветра.

А может, он испугался, что его вызовут к директору. Или боялся, что к школе вот-вот подъедет полицейская машина. Уж не знаю, догадался ли он, что всю эту кашу заварил я. Время от времени он погладывал в мою сторону, но подходить не стал.

— Все идет как надо, — послышался у меня за спиной Адин голос.

— Да, спасибо тебе.

— Не за что, я перед тобой в долгу.

Потом я рассказал Аде о своей придумке для праздника, хотя и сильно сомневался, что она сможет держать язык за зубами. Но мне было очень важно узнать ее мнение.

— Идея неплохая.

— Ты правда так думаешь?

Ада помолчала и улыбнулась.

— По-моему, лучше бы ты спел.

После школы мы с бабушкой поехали в больницу. Мама сидела на постели и жевала бутерброд.

— Сынок! — воскликнула она с набитым ртом и попыталась протянуть ко мне руки, но ей с трудом удалось приподнять их. Я подошел к кровати, и мы обнялись. Мама гладила меня по спине как раз так, как надо, и шептала мне в ухо всякие ласковые слова.

— Хочешь доесть мой бутерброд? — спросила она.

— Нет, спасибо, я не голоден.

Тогда она спросила, как прошел день, сделал ли я уроки, чем собираюсь заняться, вернувшись домой, и что собираюсь смотреть по телеку. В общем, обо всем, что обычно она спрашивает. А потом мама умолкла. Палата была чистой и светлой, мама была одета во что-то вроде ночной рубашки, но выглядела она в этом наряде не очень. Бабушка вышла в туалет, поэтому мы с мамой просто молча сидели рядом. Сквозь приоткрытое окно в палату светило солнце. Я мог бы сказать что-нибудь про погоду.

— Барт, послушай… — начала мама.

Она собиралась сказать что-то важное — вероятно, что все изменится. И это было ей не под силу.

— Сегодня прекрасная погода, — выпалил я.

— Э-э… Это да, но послушай…

— С каждым днем становится теплее!

— Барт, выслушай меня.

— Мне подарили велосипед.

— Велосипед?!

— Да, потому что я устроил субботник. Осталось только научиться крутить педали.

И я принялся рассказывать маме про субботник. Сколько народу пришло и как бабушка проявила себя прирожденным организатором. Мама улыбнулась.

— Нам больше нельзя жить как прежде, — сказала она. — Когда это со мной случилось, я испугалась. Теперь мне нужно сделать операцию, чтобы… в общем, мне сделают операцию. И мне станет лучше. И еще я похудею.

Я посмотрел в окно. На дереве сидела птица — воробей, или дрозд, или что-то вроде того, точного ее названия я не знал.

— Мне нужно бросить пить, Барт.

Я перевел взгляд на мамино полное лицо.

— Совсем бросить?

За последние годы мама очень много чего успела наобещать, но об этом никогда не говорила. У нее всегда находилась веская причина для того, чтобы забежать в паб и чтобы в течение нескольких дней себя в этом оправдывать.

— Да, я совсем брошу пить. Пьяной меня больше никто не увидит.

Прежде слово «пить» мама произносила только в сочетании со словами «молоко» и «морс». А слова «пьяный» я вообще никогда от нее не слышал.

— Я знаю, что иногда нарушаю обещания, но мама тебе нужна… живой.

— Да, было бы неплохо.

Мама расплакалась. По ее щекам потекли слезы, я не нашел чем их отереть и потому вытер пододеяльником.

— Барт, ты заслуживаешь маму получше, чем я.

— Меня и ты вполне устраиваешь.

— Спасибо, Барт. Но я исправлюсь, обязательно.

— Вон на том дереве птица, — сказал я, ткнув пальцем в окно.

— Обещаю!

— Вон она полетела!

Дома я уселся на диван и задумался: как же глупо давать обещания, которые не сможешь сдержать. По телевизору рассказывали о том, что, если необходимо удержать тепло и не замерзнуть, надо писать в штаны. И я подумал о маме. Нет, в штаны она не писает, но пообещала слишком многое, а удержаться не в силах. Неужели на этот раз и вправду она выполнит, что сказала? И тут я решил, что буду верить в маму. Ведь специально делать то, от чего точно умрешь, может только полный тупица. А мама у меня умная и хорошая.